Астрономическая башня

[right]И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга
Я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы память, мы память,
Мы звёздная память друг друга.

Р.Рождественский[/right]

Казалось, кто-то сбил до того размеренный ход времени: события то проносились с невообразимой скоростью, то замирали, будто в замедленной съёмке. Вокруг мелькали вспышки заклятий, которыми с ожесточённой точностью обменивались профессиональные убийцы и… обыкновенные дети. Нельзя было утверждать, что одна из сторон в чём-то уступала другой – едва ли не самое печальное во всей этой истории - магический мир впервые увидел, как сражаются дети. Дети, которые должны были в это время сидеть за партами и, смущаясь, обмениваться влюблёнными взглядами, писать друг другу наивные записки и назначать встречи в каком-нибудь отдалённом коридоре Хогвартса. Словом, делать всё то, чем каждый из нападающих сейчас на них исправно занимался в самую лучшую пору своей жизни.
Я смотрю на Гарри и с сожалением отмечаю, что сегодня, наверное, абсолютно официально закончилось его детство, которого, по правде говоря,никогда и не было. Горечь и стыд заполняют моё сердце, захлёстывая и заставляя тонуть в тяжёлых волнах отчаяния. Разум осознаёт, что я не мог изменить сложившееся, но тоненький едкий голосок внутри меня твердит: «Ты мог бы, мог. Если бы не имел репутацию отъявленного хулигана, если бы все знали – этот не способен предать друга, отправить на верную смерть». Бестолковые мысли; слова есть слова, и прожитых дней из жизни не выбросишь. Всё это проносится в моей голове за сотые доли секунды, но и этой задержки оказывается достаточно, чтобы любимая сестрица сумела бросить заклятье, а я не успел его отразить.
Время совершает очередной скачок, резко замирает, и я, отчаянно пытаясь ухватиться руками за воздух, за жизнь, ещё минуту назад столь ненавистную, падаю, спотыкаясь о невысокий порожек. И в одно ничтожно короткое мгновение всё прекращается. Вокруг пустота и тьма. Не та, что двенадцать лет окружала меня в Азкабане, заставляя медленно сходить с ума и забывать о существовании солнца, другая – совершенно другая. Граничащая между днём и ночью серость, полностью состоящая из полутонов. Она могла бы подарить забвение и умиротворение, но только не тому, кто предал. Неужели глупыми детскими выходками я заслужил вечные страдания?! Почему именно я?
Как странно, нет, жутко сохранять трезвость ума там, где бесконечность замкнута в одной точке пространства, где есть всё, и нет ничего. И я не могу, уже не могу изменить, исправить, переиграть. Отчаяние разрывает мою душу, и из груди рвётся крик. Яростный крик в лицо судьбе, чтобы она тысячу и один раз подумала, прежде чем бросить мне вызов.
В этот раз я предал единственного оставшегося рядом человека; верившего в меня и в будущее, как будто оно могло у нас быть; который тревожно поглядывал на меня, замечая ярость, затоплявшую мой разум при одном только взгляде на надменную морду Снивеллуса. Я знал, что он беспокоится, что надеется на меня, и держался. Быть может, только потому и держался, что жизнью и рассудком был обязан ребёнку, которому никогда не смог бы выплатить и сотую долю своего долга.
Моё терпение, всё же, оказалось конечно, и, мечта погибнуть в бою осуществилась. Только вот погиб ли? Сомневаюсь, что многие мертвецы могли бы похвастаться такой твёрдостью разума. Всепоглощающая пустота заполнила меня до краёв, спустя годы борьбы, одержав победу, и теперь мы единое целое. Вероятно, я всегда был пустым место.
Вместе с опустошённостью пришло знание. И осмысление собственного всесилия. Оказалось, что не так уж и мала бесконечность, по крайней мере, куда больше азкабанской камеры. Поверьте, ощущать себя ветром – намного круче любой анимагической формы. Нет, не подумайте, что я излишне беспечен для человека, только что пережившего собственную смерть, скорее – смиренен, ведь выбора снова нет. Одному Мерлину известно, сколько я проторчу здесь и не останусь ли навеки. Я могу быть всем и ничем: свистеть сквозняком в тёмных коридорах Хогвартса или теряться в молодой зелёной листве оживающих деревьев; шуршать газеткой, забытой на одной из миллионов опустевших к ночи скамеек; я волен, отныне ничто не ограничивает мою свободу.
Достиг того, о чём всегда мечтал, но это если забыть о заплаченной цене. Бьюсь об заклад, немногие ловеласы этого мира отказались бы от притягательной перспективы стать лёгкомысленным бризом, лениво поигрывающим с цветастыми пышными юбочками улыбчивых девушек. Признаюсь, на сотую долю секунды во мне проснулся давно утраченный юношеский азарт, и я хотел, было, так поступить, но, как сказала бы Минерва: "немного более гриффиндорец". Я дал слово, и, Мерлин меня подери, если не смогу сдержать хотя бы его.
Передо мной простирается бескрайне-чёрная даль неба. Кромешная тьма и отсутствие звуков, не чувствуется озноб от ночной прохлады, но я знаю, что это оно. Этот путь пролегает за сотни тысяч световых лет от Земли, в созвездие Canis Major, где неизменно ярко и задорно, сверкая разными цветами горит мерцающая жемчужина моего имени. Я достигну её и однажды почувствую, как худенькая фигурка, укрытая призрачной тканью древнего артефакта, кутаясь и пытаясь спастись от леденящих порывов ветра, поднимется на Астрономическую башню и вскинет вверх свои огромные, тёплые и полные надежды глаза - мой догадливый мальчик всегда был слишком умён для своих лет. А я улыбнусь в ответ, назову его так, как не решался назвать уже чёртову уйму лет, и прошепчу: «Держи нос по ветру, малыш, – шалость удалась».

		ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ. Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме. Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.