ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Глава первая – Навязчивая идея. Воскресенье, 26 декабря, 1976 г. – второй день Рождества.
Сириус Блэк был безрассудным молодым человеком.
Что не означает, что он был глуп, поверхностен или прост. Сириус не верил в размышления и глубокий анализ. "То, что есть – есть, а то, чего нет – нет, и к черту любые вопросы" – было девизом Сириуса Блэка. И за всю недолгую жизнь девиз этот служил ему верой и правдой. Даже в шестнадцать Блэк замечательно воспринимал неизбежное и необъяснимое.
Что было большой удачей. Иначе эта ситуация со Снейпом – странная, непонятно откуда взявшаяся, я-тебя-ненавижу-как-отраву-но-хочу-трахать-до-потери-пульса ситуация, возникшая в конце прошлого семестра – свела бы его с ума.
Не то что бы он не был немного... смущен. Кто бы не смутился на его месте? Это же был Снейп, ради Мерлина, Северус-гребаный-Снейп, слизеринец, дитя темных искусств и пугало всей школы. Слишком умный, чистокровка, беднее церковной крысы, к тому же вовсе не красавец. О, Сириус признавал – для себя – что Снейп был вовсе не уродом, о чем неустанно твердили Мародеры, но и на картину, написанную маслом, он тоже не походил. Снейп был тощ, смертельно бледен, мантия была поношенной и явно принадлежала еще кому-то до того, как попала к Снейпу, он мыл голову настолько же часто, насколько у Сириуса возникало желание задуматься о смысле жизни. У Снейпа была дергающаяся походка, ужасный нрав и ехидный язык, он был угрюм и коварен, пронырлив и злобен, и того, что Сириус понимал все это, но по-прежнему хотел заставить его вопить, как низл, было достаточно, чтобы задумался даже самый безрассудный молодой человек.
Но ненадолго. С рассудительностью, удивившей его самого (и почти неловким отсутствием сопротивления), Сириус примирился с новыми чувствами. Наверное, это было не так уж и странно; возможно, быть Блэком означало быть готовым ко всему. В конце концов, учитывая то, что он оказался единственным нормальным в длинной череде элитарных придурков, неожиданный порыв трахнуть школьного чокнутого – не такая уж проблема.
И не то что бы Снейпу нечего было предложить взамен. Он обладал некоторой... мистической силой? Аурой? Присутствием? Чем бы оно ни было, оно завораживало. Оно было чем-то вроде запаха для Бродяги внутри Сириуса, безрассудной смеси умоляю-не-причиняй-мне-боли и пошел-к-черту, и две эти составляющие едва уживались в нем, постоянно конфликтуя. Снейп также обладал своеобразным физическим шармом. У него были прекрасные глаза, пронизывающие и черные. У него были приятные губы, алые и тонкие, изогнутые, как у куклы. У него были сильные, но изящные руки художника, и голос, за последний год ставший более глубоким и приобретший некий шелковистый оттенок. У него был воистину массивный член и задница - такая упругая, что было неясно, как он умудрялся не скрипеть при ходьбе.
Сириус всегда был человеком задницы. И ему доставило удовольствие то открытие, что пол задницы, по большому счету, не имеет значения.
Этим открытием он был обязан Джеймсу. Джеймсу и его исключительно злому чувству юмора.
Прошлым летом, после сдачи С.О.В., когда Джеймс буквально выставил Снейпа на всеобщее обозрение для развлечения Сириуса, – это событие стало поворотным моментом, спусковым крючком для навязчивой идеи. Ведь оно планировалось исключительно для развлечения Сириуса, не так ли? О, нет. Джеймс был самодовольным, Джеймс был идиотом, но Джеймс не был глупцом. Или слепцом. Он знал, чего именно добивался Сириус. Пусть Джеймс и был банальным натуралом, но всегда приходил на выручку товарищу... А если Сириусу было нужно узнать, что именно спрятано под поношенными черными одеждами Снейпа, для чего же тогда нужны друзья?
*** Полгода назад.
- Про сальноволосого слизняка можно сказать только одно, - позже заметил Джеймс в гостиной. – У него оборудование – как у гребаного гиппогрифа, – он взглянул на Сириуса, в его глазах пряталась хитрая улыбка. – Как тебе, Бродяга?
Сириус тщетно пытался скрыть улыбку. По ней можно было легко прочесть согласие Сириуса... хотя, возможно, Блэку не хотелось показывать этого перед Питером и Ремусом.
– Ну, ты же знаешь, что говорят...
– Не надо, Бродяга, - то ли пригрозил, то ли застонал Джеймс.
– ...о парнях с большими носами.
Они оба издали легкомысленный «ну-не-умудренные-ли-мы-опытом?» смешок. Питер поднял голову от шахматной доски, на которой довольно зрелищно проигрывал Ремусу, с заинтересованным и немного смущенным выражением лица.
– Что говорят о парнях с большими носами?
Сириус закатил глаза. Боже, это Питер.
– Не будь тупым.
– Я не ту...
– Туп, как тулуп.
– Нет, я просто не знаю...
– Глуп, как шуруп, – предложил Джеймс.
– Просто скажите мне, что говорят! – Питер заволновался, в его голосе появились пронзительные, капризные нотки, обычно вызывающие в Сириусе желание его ударить.
– Предположим, что размер носа прямо пропорционален размеру члена, – спокойно вмешался Ремус. Луни не казался особо заинтересованным и даже не поднял голову от доски, хотя по его напряженному подбородку Сириус догадался, что они огорчили Ремуса. – Об этом говорится в маггловской пословице … шуточной, я полагаю.
– Большой нос - большой насос, – Джеймс пошевелил бровями и бросил взгляд на Сириуса, эдакий приглашающий жест «ну, давай». – Очевидно, что в каждой шутке есть доля правды, Бродяга. Ты, псина!
Они снова рассмеялись, и Питер взглянул на них с любопытством: даже он не мог не заметить некий понятный им обоим подтекст.
– Что тут смешного?
Все еще улыбаясь, Джеймс отмахнулся.
– Ничего, что тебе... Ничего, Питер. Забудь.
– Ну же, - заныл Питер. – Скажите. Что вы затеваете?
Ответом был только смех.
- Твой ход, Питер, - сказал Ремус, которого Питер проигнорировал. Прищурившись, он переводил взгляд от Джеймса к Сириусу с жадным, почти голодным выражением.
– О, я понял. Вы планируете очередную шутку с Сопливусом, так? Ох, как здорово! Как же я ненавижу этого чокнутого сукина сына, вы же знаете! Проклятый слизеринец. Что вы сделаете с ним в этот раз?
«Ты наделаешь в штаны, если узнаешь», - подумал Сириус. – Хвостик, ты оглох? Джеймс же сказал - забудь. Вернись к своей партии.
- По-твоему, я слепой? - надулся тот. – Я же вижу, что вы что-то затеяли. Что-то забавное.
Сириус заскрипел зубами. Сначала ноет, а теперь вот дуется. Какой обширный репертуар у Хвоста.
– Ради Мерлина, Хвост, отвали. Луни сказал, что сейчас твой ход – заткнись и ходи.
Питер покраснел, опустил голову и заворчал на слона, который быстро подчинился и так же быстро был разгромлен ферзем Ремуса. Питер уставился на доску.
– Я не понимаю, почему вы не поделитесь со мной и Ремусом, - пробормотал он, сметая с колен осколки слона. – Мы ведь тоже ваши друзья.
Сириус взглянул на Джеймса. Джеймс посмотрел на Сириуса. Тот вздохнул.
- Я планирую его трахнуть, Хвостик, - Питер вытаращил глаза. Черт, даже поднял голову. И Сириус ощутил укол маленького, подлого удовольствия. – Больше, чем один раз, если повезет. Я планирую трахнуть его, затем трахнуть снова, и еще раз, просто из принципа, и если ты будешь хорошо себя вести, то я передам старине Сопливусу от тебя привет, чтобы ты тоже вроде как поучаствовал. Так что теперь, когда ты в курсе, может, заткнешься, прекратишь ныть и оставишь нас в покое?
Лицо Питера посерело. Уголок рта дернулся. Он несколько раз открыл рот, чтобы что-то сказать, пока ему это наконец не удалось.
– Ни капельки не смешно, Сириус.
- Я не собирался никого смешить, Хвост. Я хотел, чтобы ты заткнулся.
- Значит, это неправда, - с облегчением выдохнул Питер.
- Что неправда? То, что я хочу сделать со Снейпом? Конечно, правда, - Сириус был абсолютно серьезен. – Иначе какое бы мне было дело до размеров его члена? Знаешь ли, я, как правило, не рассматриваю чужие члены. Ну, я же не вхожу в Большой зал с со словами «Всем привет, у Джеймса – необрезанный, у Луни – кривоватенький, а у Питера вообще – жалкая малюсенькая булавка», верно?
Питер покраснел, но стоял на своем.
– Но это... это же мерзко.
- Нет. Возможно, несколько печально, но ты же не виноват.
- Виноват..? – Питер моргнул. – Виноват в чем?
- Ну, в том, что он у тебя не больше, чем у домовика.
Питер покраснел еще сильнее. – Я не о том! Я о... о Снейпе. О тебе и Снейпе. Черт подери, сама мысль... Я знаю, что ты шутишь, Сириус. Ты должен шутить, потому что тебе нравятся девочки. Я знаю, что ты предпочитаешь девочек...
- Я обожаю девочек, - согласился Сириус. – Обожаю, обожаю, обожаю их. Но, думаю, что дам шанс и мальчикам. Расширю горизонты и всякое такое, - он ослепительно улыбнулся той широкой, беззаботной, ослепительной улыбкой, которая сражала наповал. – Эй, у них – у мальчиков - ведь тоже есть отверстия, да, приятель?
Питер выглядел почти больным.
– Ты хочешь сказать, что ты... гомик?
Сириус пожал плечами.
– Возможно.
- Гомик, который хочет.... хочет Снейпа?
Казалось, он разрывался между изумлением и отвращением, и Сириусу снова захотелось его ударить. Или рассмеяться в лицо. Неужели этот женоподобный малыш Питер Петтигрю, этот жеманный гребаный маменькин сынок не любил «гомиков»? Эта подлая дрянь, возможно, будет страдать постоянной слепотой от своего дрочения до самого окончания школы и иметь такую внушительную стопку журналов «Влажные&Страстные Ведьмы”, что закопает в них горного тролля по самую шею.
Но, очевидно, широта его взглядов не включает гомосексуальность. Ну что за тошнотворный лицемер!
К тому же он не оценил выбор Сириуса, и это было слишком. Одно дело, когда над ним подшучивал Джеймс, но Хвост? Великий Мерлин! Снейп, в свои самые сальноволосые, дерганые, мертвенно-бледные дни был в десять раз более сексапилен, чем мягкий и розовый Хвост со своей головой, напоминающей перезревший персик. И пусть Питер даже не надеется.
– Ага, почему бы и нет? У него есть свои плюсы.
- Конечно, - заметил Джеймс. – Например, ему не требуются Чары Локализации всякий раз, когда ему нужно в туалет.
На этот раз Питер покраснел до корней своих кудрявых блондинистых волос, в то время как Джеймс с Сириусом согнулись от смеха.
- Прекрати, Джеймс, - голос Ремуса был мягким, но решительным. – Оставь его в покое.
Джеймс взглянул на него.
– Что ты сказал, Луни?
- Что слышал! Оставь его в покое. Тебе что, на сегодня мало?
- О, я не уверен, - тон Джеймса был дружелюбным, но только не улыбка. – По-моему, развлечений никогда не бывает достаточно.
- Да, знаю, - саркастически заметил Ремус. – Ведь ты так любишь развлекаться, да, Джеймс?
Улыбка Джеймса улетучилась.
– Знаешь, ты что-то обдумываешь целый день, Ремус, и сегодня ты такой зануда. Смертельный зануда. Если тебе есть что сказать - скажи. Или играй в шахматы. Твой ход.
- Джейми, если тебе кажется, что мне хочется что-то сказать, то ты не так проницателен, как я думал.
- А если ты не способен сказать это, то ты - гребаный трус.
Глаза Ремуса блеснули, и на мгновение – долгое мгновение – Сириус подумал, что сейчас тот ударит Джеймса. Затем напряженные кулаки Луни разжались, глаза обрели привычный нежно-коричневый оттенок, и Ремус кивнул – почти про себя.
– Ладно. Я скажу. Я думаю, что то, что вы вчера сделали со Снейпом, была подлейшая, нижайшая, дерьмовейшая вещь, которую я когда-либо видел. Я даже сомневаюсь, что до вас дошла вся низость вашего поступка.
- О, чепуха, - фыркнул Джеймс. – Так вот ты о чем? Это была шутка, Луни. Мы просто развлеклись с ублюдком, вот и все.
- Полагаешь, ему было очень весело?
- Нет, но в этом-то и суть, - Джеймс попытался улыбнуться искренне. – Да ладно тебе, Луни! Не выступай! Я ведь даже не сделал ему больно. Черт, возможно, я даже помог ему организовать несколько свиданий на следующий семестр. Если Сопливус заменит те поношенные трусы и научится ходить на руках, то станет самым привлекательным парнем школы.
Сириус подавился, Джеймс усмехнулся и даже Питер захихикал. Ремус холодно посмотрел на них.
– Сегодня это звучит ничуть не остроумнее, чем вчера.
- Это сказал не я, - пожал плечами Джеймс. И это была правда. Высказывание принадлежало кузине Сириуса, Беллатрикс. Именно она сделала жестокое, хотя и не такое уж ложное замечание для развлечения тридцати-сорока студентов, наслаждавшихся представлением у озера.
- Конечно, я не считаю, что это было остроумно, - продолжил Ремус, словно Джеймс ничего не сказал. – Полагаю, у меня неадекватное чувство юмора, потому что я думал, что это было просто жестоко. Мерлин, Джеймс! Лили Эванс была права. Чем тебе не угодил несчастный сукин сын?
- Ну почему все спрашивают меня об этом? - теперь Джеймс был действительно раздражен, почти расстроен, и наступила очередь Ремуса закатить глаза.
– Он просто ублюдок. Чем же он тебе не угодил?
– Ему незачем мне угождать или не угождать. Он подлый, грязный, злобный, и запросто запустит заклинанием в собственную мать, если вдруг та не так на него посмотрит, и...
- И кроме как «грязный», чем конкретно он отличается от тебя? - у Питера отвисла челюсть. Сириус поморщился. Покраснев, Джеймс сжал кулаки.
– Ну, раз я не так благороден, как ты, - мягко заметил он – ответь мне, мистер Совершенство, где было ваше благородное дерьмо днем у озера?
Ремус тоже покраснел, но не опустил глаз.
– Не знаю, Джеймс. Я спрашивал себя об этом целый день.
Они уставились друг на друга. Ремус первым опустил глаза, но это не выглядело уступкой, скорее отвращением. Люпин поднялся, прочистил горло и двинулся к Питеру.
– Давай, Питер, пошли спать. Я устал.
- Но..., - лицо Петтигрю все еще выглядело красным и напряженным. Сириус отметил, что на нем было то же выражение, что и днем, когда Джеймс и Сириус унижали Снейпа. – Я не устал, я не хочу...
- Ремус устал, Хвост, – твердо и холодно произнес Джеймс, его взгляд все еще сверлил Ремуса. – И ты тоже.
Питер нехотя поднялся и последовал за Ремусом вверх по лестнице. Сириус увидел, как Джеймс открыл рот, словно хотел что-то сказать Луни, возможно, позвать его обратно, возможно, извиниться, а возможно – это тоже было возможно, насколько он знал Джеймса, – сделать все гораздо хуже. Но Ремус уже поднялся по лестнице и исчез в их спальне, даже не оглянувшись.
Джеймс вздохнул. Он открыл бутылку сливочного пива и молча передал ее Сириусу, прежде чем открыть другую для себя.
- Ну, - подал голос Сириус. – Это было... нехорошо.
- А, - Джеймс махнул рукой. – Переживет. Это же Луни. Он всегда такой чертовски правильный, ты не заметил?
- Да. Но он мне все равно нравится.
Они усмехнулись друг другу.
- Ты же не думаешь, что я со Снейпом переборщил, да?
- Конечно, нет. Он получил по заслугам, - Сириус задумчиво уставился на пиво. – Кроме того... думаю, что знаю, почему ты это сделал.
- Ну, разумеется. Ты же не тупой, - снова усмехнулся Джеймс. Они молча пили пиво, уставившись на огонь в камине.
- Значит, это действительно тебя не беспокоит? – наконец произнес Сириус.
Джеймс выглядел озадаченным.
– Мерлин, Бродяга, да мне плевать. Если тебя привлекают парни, какое мне до этого дело? Многие маги играют по обе стороны поля.
- Я имею в виду.... его. Снейпа.
Губы Джеймса дернулись.
– Ну... да... это странно. Врать не стану.
- Мне кажется, я просто хочу сломать его, сделать ему больно.
Джеймс спокойно кивнул, словно это было именно то, что он ожидал услышать.
– Да, ему это будет полезно, - пауза. – И это все?
Сириус изогнул бровь.
- То есть, тебе он нравится – задница или член, или что ты там еще в нем видишь – или тебе просто хочется его трахнуть, потому что он – Снейп?
Сириус внимательно обдумал вопрос – про себя – и именно в этот момент до него дошло, что именно это было. Какую власть имел над ним Снейп, что конкретно привлекало к нему Сириуса Блэка, даже до того, как у слизеринца стал меняться голос, до того, как Сириус оценил его задницу. Что-то, что было важнее всего остального, сильнее грубого физического влечения, вызванного подростковыми гормонами. Что-то настолько простое, что Сириусу казалось невероятным, что оно не дошло до него раньше.
Снейп ненавидел его.
Снейп ненавидел его, и Сириусу это было невыносимо, потому что – ну, потому что он был Сириусом Блэком. Он был Адонисом, плейбоем, школьным жеребецом, и никто его не ненавидел. Он всем нравился. Мерлин, все его обожали – а почему бы и нет? Он был симпатягой. Он был обаятелен, умен, остроумен, привлекателен; его лицо фигурировало в сотнях влажных снов, одна его улыбка делала девочек мокрыми, а мальчиков твердыми.
Но, очевидно, не всех мальчиков. И, конечно же, не Северуса Снейпа. Было немыслимо, как это маленькое чмо, этот потрепанный, не имеющий друзей, увлекающийся темными искусствами недотепа оставался равнодушным к его неотразимому шарму, по которому страдала вся школа. Более чем немыслимо – это было недопустимо. Неприемлемо. Это выводило из себя.
И вообще, что он, Северус Снейп, о себе воображает?
Неожиданно до Сириуса дошло, что этот вопрос на каком-то подсознательном уровне беспокоил его в течение последних пяти с половиной лет. Вопрос, на который Снейп еще ответит, скоро... предпочтительно, лежа на спине, завывая как последняя шлюха, с членом Сириуса так глубоко в заднице, чтобы он не мог даже сглотнуть.
– Потому что он – Снейп, - сказал Сириус. – И я хочу, чтобы он узнал об этом.
Его добыча вошла в комнату почти бесшумно - единственным звуком стал тихий щелчок закрывающейся двери, но и этого было достаточно, чтобы привести Сириуса в состояние боевой готовности. На какое-то мгновение его охватила дезориентирующая паника, но для того, чтобы понять, где он находится, ему было достаточно окинуть комнату быстрым взглядом: кожаные диваны, зелено-серебристый ковер, камин с огромной, слегка матовой железной подставкой змеевидной формы. Общая комната Слизерина. До этого недоступная территория и, как правило, не рекомендуемое место для мирного сна гриффиндорца.
Затем он заметил Снейпа, вспомнил о цели своего визита, и сердце заколотилось в горле.
Сириус спрятался поглубже в тени, но ему не нужно было беспокоиться; Снейп, опустив голову, даже не смотрел по сторонам и прямиком направлялся наверх к спальням. Сириус подождал, пока он поднимется до конца, без труда заметив, что третья ступенька снизу слегка поскрипывала. Лучше будет ее пропустить. Когда слизеринец исчез за дверью, Сириус развернулся, размял длинные руки и ноги и быстро пересек комнату, поднимаясь по лестнице с бесшумностью тени.
Большая комната. Каменные стены, без окон. Камин, стулья. Пять кроватей с зелеными покрывалами. Снейп стоял у одной из них, очевидно, раздеваясь, спиной к двери, когда Сириус открыл ее. Благодаря всех богов, отвечающих за защиту детей и сексуально озабоченных гриффиндорцев, Сириус указал на прикроватную тумбочку и прошептал: «Accio!».
- Какого...? – Снейп резко обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть, как его палочка приземлилась в руке Сириуса.
- Эй, Сопливчик, - он едва мог говорить спокойно; все внутренности дрожали и колотились. – Поиграем?
Снейп пошевелил губами, но не издал ни звука. Мириады эмоций читались на его лице: удивление, ярость, ненависть, и – у Сириуса сжалось в паху – страх. Страх был так к лицу Сопливусу. Черт, он делал его почти привлекательным.
- В чем дело, Сопливус? Ты не выглядишь очень довольным, - Сириус сделал несколько шагов вглубь комнаты, пытаясь привыкнуть к тусклому свету. Постепенно, по частям, он смог сфокусировать внимание на темноволосом юноше. Бледное лицо, горящие щеки, поношенная зеленая мантия, расстегнутая до талии; длинные темные волосы, влажные и слегка завивающиеся на концах. Несколько прядей прилипли к груди, играя в прятки с острым соском, и Сириус облизал губы при виде капли, стекавшей по стройному торсу в темный вырез мантии.
– Я вижу, ты принял ванну. И не растаял, - добавил гриффиндорец со зловещей усмешкой. – И по какому же случаю? Тебе подарили мыло на Рождество? Или ты ожидал меня?
Снейп прошипел, как кот:
- Убирайся.
- Не дождешься. На самом деле я планирую остаться надолго. Составить тебе компанию, - он швырнул палочку Снейпа на ближайшее кресло, держа собственную нацеленной на слизеринца. – Я подумал, что раз ты единственная змейка, оставшаяся в гнезде, то тебе будет одиноко.
- Твою мать! Ты «подумал», что я буду легкой добычей.
- И это тоже.
Снейп слегка пошевелился. Затем взглянул на дверь. – Как ты тут оказался?
- Извини. Это мой секрет.
- Но пароль...
- К черту пароль, - Сириус не собирался терять время на болтовню. Он уже был твердым, как камень, и чувствовал головокружение от прилива крови к паху. – И довольно увиливать – я не пришел сюда болтать.
Отчаяние вспыхнуло в темных глазах.
- Что тебе нужно, Блэк?
- Снимай свои лохмотья, и я покажу тебе, - Сириус улыбнулся еще шире, увидев на лице Снейпа ужас и леденящий шок, согревший гриффиндорца до самых пяток – О да, Сопливус. Мы с тобой развлечемся. Только ты и я – для разнообразия. Но вначале тебе следует раздеться, так что будь хорошим мальчиком и сними мантию.
Снейп не двигался.
- Ты что, оглох? Ничего не проникает сквозь твою сальноволосую шевелюру? Сними. Ее. Сию минуту. Снейп помотал головой.
- Ладно, - пожал плечами Сириус. – Вижу, что по-хорошему до тебя не доходит. Dishabilles!
Ткань разорвалась и упала, пуговицы разлетелись в разные стороны. Снейп протестующее зарычал, но сила заклинания откинула его на постель в чем мать родила, и неожиданно у него появились проблемы посерьезнее, чем порча старой мантии. Слизенинец вцепился в покрывало, пытаясь подняться, но Сириус поднял палочку, из конца которой метнулись веревки, чтобы опутать Снейпу лодыжки, развести ноги в стороны и привязать их к спинке кровати. Кисти Снейпа оказались связанными вместе, поднятыми над головой и прикрепленными к каменному подсвечнику на стене. Вся атака, от начала и до конца, заняла чуть меньше минуты.
Сириус приблизился, одобрительно мурлыча. И отнюдь не из-за эффектного нападения – он месяцами мечтал об этом моменте, с того самого дня у озера прошлым летом. О моменте, когда он, а не Джеймс, заимеет такую же власть над Снейпом, контролируя его, срывая с него одежду, вызывая стыд и ужас в этих непроницаемых черных глазах. О моменте, когда они будут наедине, хозяин и раб, и Снейп будет унижен для личного зрительного удовольствия Сириуса Блэка.
Великий Мерлин! Если Снейп не был рожден для того, чтобы быть брошенным, связанным и насильно трахнутым, то старый Лорд Волдеморт был невинной политической проституткой. Разведенные в стороны конечности, выгнутая спина, глаза, мечущие молнии сквозь беспорядочные пряди волос, – он выглядел еще лучше, чем в фантазиях Сириуса. За лето Снейп даже набрал немного весу: ноги были все еще слишком тощими, но все остальное – приятно худощавым, а под молочно-белой кожей уже начали проявляться продолговатые мышцы.
И член, даже в нетвердом состоянии, представлял собой восхитительное зрелище. Сириус знал, что был красив, в отличие от самого Снейпа, но он бы всерьез задумался о том, чтобы обменяться со слизеринцем наружностью, если бы в результате сделки у него появился точно такой же.
- Какого дьявола?
Это прозвучало почти как вопль. Поняв, что обездвижен, Снейп перешел от страха к полной панике и отреагировал, как дикое животное, извиваясь в веревках так сильно, что закачалась кровать. Сириус завороженно наблюдал за борьбой – мышцы играли под блестящей потной кожей, бедра извивались, член качался из стороны в сторону – и ничто, кроме заклинания кастрации, не смогло бы его сейчас заставить покинуть комнату.
Сириус пересек комнату так быстро, как позволяла ему эрекция, присел на край кровати, положил руку на грудь Снейпу и остановил его попытки освободиться.
- Выбирай выражения, Снейп. Иначе я могу рассердиться. Я могу затрахать тебя до крови прямо тут, в твоей собственной кровати. Я, знаешь ли, могу это сделать – тут некому меня остановить. Твои приятели разъехались, и я поставил звуконепроницаемые заклинания... кричи до посинения, и никто тебя не услышит.
Снейп дрожал.
– Не смей до меня дотрагиваться, ты, гребаный...
- О, заткни свою пасть, - Сириус наклонился и поцеловал его. Снейп издал протестующий звук, пытаясь отвернуться, но Сириус вцепился пальцами ему в челюсть, не позволяя двигаться. Он насильно открыл Снейпу рот и глубоко проник в него языком, так глубоко, что почувствовал, как Снейп извивался под ним, задыхаясь. Когда Сириус отпустил его, оба облизывали распухшие губы и Сириус дышал так же часто, как Бродяга в жаркий день.
- Чего... ты хочешь? – снова прошептал Снейп. Ни ухмылки, ни оскорблений, ни попытки бравады. Он был в дерьме, настоящем дерьме, таком, из которого нельзя было выбраться с помощью лжи или заклятий, и он прекрасно понимал это. Мерлин, ему было по-настоящему страшно, понял Сириус, и сам не знал, чувствовал ли он вину, радость или же необычайное возбуждение от этой мысли.
- Я хочу тебе нравиться, Северус, - он провел пальцем по губам Снейпа. – Я просто хочу тебе нравиться, - палец двигался все ниже, по шее, груди, вздымающемуся животу, щекоча темные завитки, приближаясь к мягкому основанию члена слизеринца. Сириус взял его в руку и твердо погладил – от основания до головки, Снейп вздрогнул, резко подавшись бедрами вперед. – Я понравлюсь тебе, даже если мне придется тебя заставить.
Сириус сжал член сильнее и наклонился для еще одного поцелуя. Снова Снейп отвернулся, рыча, обнажая зубы, но ослепляющее болезненное давление в паху заставило его замереть. Он задрожал сильнее, когда теплые губы Сириуса зашептали ему на ухо:
– Ты действительно хочешь меня укусить, Сопливчик, или же тебе нравятся твои яйца такими, какие они есть?
Молчание.
- Укуси меня, и я сделаю тебе больно, Сопливус. По-настоящему больно. Ты можешь сопротивляться сколько угодно, на самом деле мне это даже нравится – но если ты прольешь хотя бы каплю моей крови, я разорву тебя на части, - ладонь Сириуса сжала яйца Снейпа, вызывая у того тихий вздох. Сириус знал, что не делал ему больно, но также знал, что если сожмет пальцы хотя бы на четверть дюйма сильнее, то сделает. – Тебе ясно?
Снейп кивнул, сразу же и изо всех сил.
Сириус ослабил хватку, слегка погладив яйца перед тем, как убрать руку.
– Хороший мальчик, - он снова поцеловал слизеринца, сильнее, чем раньше, молча провоцируя Снейпа на сопротивление. В этот раз Снейп не сопротивлялся, и тогда, удовлетворенный покорностью слизеринца, Сириус отодвинулся назад, чтобы посмотреть на выражение его лица. Оно было умиротворенным, расслабленным, совершенно невыразительным, кроме одной слегка изогнутой брови. Его глаза были закрыты. Сириус провел пальцем по длинным ресницам и прошептал: - Посмотри на меня.
Темные глаза, выглядевшие слегка затуманенными и более черными, чем обычно, распахнулись, розовый язык облизал распухшие губы. Снейп дразнит меня, подумал Сириус, и если гриффиндорец не верил в то, что его член может стать еще тверже, то это было большим заблуждением. Мерлин, Снейп пробует меня на своих губах.
- Мерлин, только посмотрите, - прошептал Сириус. – Тебе ведь нравится. Все, как я и подозревал. В глубине души ты такая же маленькая шлюшка, да, Сопливчик? Так я и знал. Я предупреждал Джеймса, что ты будешь моей маленькой сучкой еще до окончания этой ночи. Сказал ему, что для этого не потребуется много усилий – и только посмотрите. Несколько веревок, немного языка, и ты возбужден, как блядь с Лютного Переулка, бесстыдная маленькая шлюшка...
И тогда Снейп плюнул ему в лицо.
Сириус моргнул от изумления. Лицо Снейпа потемнело, искаженное ненавистью и болезненным гневом, и в это мгновение Сириус был рад, что сукин сын не мог дотянуться до палочки: одного взгляда было достаточно, чтобы превратить Сириуса Блэка в пряжку от пояса или в комок протоплазменной слизи.
Затем в нем поднялась ярость, и он ударил юношу, ударил сильно. Снейп закричал, дернулся в своих путах, в его глазах светилась паника. Сириус перекатился на него, оседлал и сомкнул руки на его горле еще до того, как крупица здравого смысла вернулась к нему. Его руки, все еще скрюченные, словно когти, опустились на плечи слизеринца. Он всё сжимал и сжимал их до тех пор, пока не почувствовал, что вот-вот переломает слизеринцу кости, и Снейп снова закричал, но все, о чем он мог думать, было тем же самым, о чем он думал в течение последних шести месяцев: в чем твоя проблема? Почему до тебя не доходит? Кем ты себя воображаешь?
- Ты, несчастное чмо! – заорал он. – За это я изобью тебя до крови!
- Ты... сказал... мне... сопротивляться, - с трудом выдохнул Снейп. Его губа кровоточила, на щеке расцвел синяк, он выглядел должным образом напуганным, но Сириус готов был поклясться, что заметил насмешку в его глазах. Обнаженный и беззащитно лежащий на спине, связанный, словно индюшка, которую они съели вчера за рождественским обедом, со следом руки Сириуса на лице... он ухмылялся. Может быть, Джеймс был прав, подумал Сириус. Может быть, Снейп действительно был не просто странным, не просто особенным, не просто невыносимым, а совершеннейшим психом?
Сириус снова взглянул на него. Нет, решил он; скорее, хитрым, как лиса. Снейп знал, что делает, и знал, какой эффект оказывает на Сириуса. Всегда оказывал на Сириуса. Снейп плюнул ему в лицо, имея на то причину; Снейп сказал ему, Блэку, который мог заполучить в свою постель половину школы простым щелчком пальцев, взять свои веревки и язык, и все остальное, что там у него есть, - и засунуть к себе в задницу.
Это сводило с ума. Это был какой-то абсурд. Это было таким извращением, что Сириус почти зауважал его.
- Да... да, я это сказал, правда, – он заставил себя отпустить плечи Снейпа и уселся на бедра слизеринцу, пытаясь контролировать дыхание. Он вытер лицо рукавом, задумчиво изучая Снейпа не обещающим ничего хорошего взглядом. – Да.
Не спуская глаз с неподвижно лежащего под ним юноши, Сириус потянулся к палочке. Снейп испуганно вздрогнул и поморщился, когда кончик палочки дотронулся до его лица. Сириус еле удержался от смеха.
– О, не дрейфь, Снейп. Я не собираюсь посылать в тебя заклятия. Если бы я хотел тебя убить, то задушил бы. Ты не представляешь, как это соблазнительно – твое горло в моих руках. Несмотря на угрозы, его движения были нежными, палочка едва касалась синевато-багрового синяка, темнеющего на скуле. Он пробормотал простое целительное заклинание, наблюдая, как синяк и порез на губе Снейп исчезают и как Снейп уставился на него беспокойным взглядом. Казалось, он был в смятении от неожиданной заботы, и Сириус подавил собственную ухмылку. Мы тебя озадачили, эй, Сопливус? Гадаешь, что я задумал? Сам виноват. Ты оказался дрянью, пожелавшей играть в кошки-мышки.
- Возможно, мне не стоило тебя бить, - продолжил Сириус спокойным сухим тоном. – Возможно, мне не следовало терять контроль. Но тебя следовало наказать. Потому что плевать людям в лицо некрасиво, Сопливус. Совсем некрасиво.
Он снова встал на колени, все еще сидя верхом на Снейпе, и расстегнул ремень. Взгляд на лице Снейпа стал почти комичным.
- Что.. что ты делаешь?
Сириус проигнорировал его. Снейп прекрасно знал, что он делал: псих или нет, но никто не мог обвинить его в глупости. Притворяясь, что не замечает напряженного взгляда Снейпа, Сириус сложил ремень вдвое и слегка шлепнул им по своей ладони. Снейп снова поморщился, на этот раз от звука, и Сириус почувствовал новый прилив жара между ног.
- Нет, длинноват, - решил он. – Слишком неудобно на таком близком расстоянии. Но, может быть, уменьшающее заклинание..., - он поднял палочку, произнес "Reducio!", и ремень сжался в его руке до восьми дюймов. Сириус был доволен, что ни ширина, ни толщина ремня не изменились, и надеялся, что внимательно и испуганно наблюдающий за ним Снейп тоже оценил это.
Сириус сместился на одну половину кровати. Еще одно заклинание освободило Снейпу лодыжки, и пока слизеринец инстинктивно держал ноги крепко сжатыми, Сириус тянул, толкал и перекатывал его до тех пор, пока тот не оказался лежащим у него на коленях лицом вниз. Это само по себе оказалось возбуждающим зрелищем, и Сириус потратил несколько секунд на то, чтобы просто провести рукой по сжимающимся ягодицам. Такие прелестные. Кожа мягкая, как масло, плоть твердая, но упругая, и они сжимались под рукой, словно от смущения. Или страха.
И правильно, подумал Сириус, замахиваясь трансфигурированным ремнем. Снейп, который оставался странно покорным, позволив Сириусу выбрать позицию, почувствовал движение и напрягся, извиваясь и пытаясь повернуть голову назад.
- Нет.... подожди!!!
Крик протеста был заглушен рассекающим воздух свистом ремня и громким шлепком по заднице. Снейп закричал, извиваясь и ерзая, но связанные кисти и сильная рука Сириуса, держащая его вокруг талии, не позволяла пошевелиться.
- Больно? – прошептал Сириус. Он снова занес ремень и снова ударил, сильнее, чем прежде, и Снейп снова закричал, сразу же прервав вопль из-за того, что чуть не задохнулся. – Да, наверное, больно, Сопливус. Это – наказание. Попытайся принять его как мужчина.
- Твою мать, ты... О!
Сириус поцокал языком.
– Видишь? «Твою мать» - что за выражения для хогвартского студента? Ты, сквернословящая дрянь. Он снова занес ремень высоко над бедрами и ударил, обозначив таким образом широкую алую полоску… и решил, что это выглядит необычайно эротично. Сириус ударил по тому же месту снова, пытаясь добиться более темного оттенка. О, и какова реакция, а? Я заставляю его прыгать и шипеть, словно ошпаренный кот.
Сириус ударил в третий раз, затем в четвертый, в пятый, ни разу не стукнув по одному и тому же месту. На девятый или десятый удар бессвязные ругательства Снейпа уступили место настоящим воплям, и это было все, что Сириус мог сделать, чтобы не кончить в штаны прямо на месте.
Мерлин, это было... это было гениально. Он никогда не делал этого раньше, никогда даже не думал об этом, исключая последние несколько недель, и был не подготовлен к тому, насколько это возбуждало. Шлепок по коже во время удара был электрическим, волнующим, а звуки, издаваемые Снейпом, были еще лучше. Этот великолепный алый блеск, который он рисовал на бледной коже – какой же гриффиндорец скажет «нет» красному цвету, особенно на слизеринце? – заставлял течь слюнки так же, как и вкуснейший распутный образ, который представлял собой Снейп, сопротивляющийся, рыдающий и пытающийся сдерживаться, сложенный, как тряпичная кукла на коленях своего худшего врага, с виляющим в воздухе хвостиком.
Оказывается, у меня талант, удивился Сириус. Превосходно. Он никогда никого не порол прежде, но пару раз сам попадался под горячую руку старику отцу, поэтому знал, как это делается. Он знал, как соизмерить силу удара, как жечь кожу, не повреждая ее, какие делать промежутки для достижения максимального эффекта. Сириус умел находить наиболее чувствительные места, заставляющие даже самого упрямого слизеринца стонать, как щенок и биться, как рыба на крючке: ими являлись бедра, складка, где длинные ноги переходили в упругие ягодицы, и даже промежуток между самими ягодицами. Он уже не считал удары и не заставлял Снейпа; у него не было желания останавливаться, пока Снейп не станет всерьез умолять о пощаде.
Интересно, сколько времени это займет? Судорожные рыдания сотрясали тело Снейпа, оно стало ярко-пунцового цвета от ягодиц до задней стороны коленей, но Снейп так и не снизошел до мольбы. Как ни хотелось Сириусу признаваться, но ублюдок оказался крепче, чем он думал. Болевой порог слизеринца был поразителен, и впервые Сириус стал сомневаться, не был ли отец Снейпа таким жестоким мерзавцем, как об этом говорилось в бродивших слухах.
- Достаточно, Сопливчик? – спросил он. – Мне перестать?
Ответ Снейпа заглушила подушка.
- Не понял, приятель, извини. Выплюни подушку и попытайся снова, - беззаботно произнес Сириус. Его рука двигалась бесжалостно и уверенно; член болел и сочился. Мерлин, он так близок, так чертовски близок... – Ну же, Снейп, ты умный мальчик. Ты знаешь, что я хочу услышать.
- Иди.. к... черту, - выдавил Снейп в промежутках между выдохами.
Новая полоса, теперь уже диагональная, обозначилась чуть ниже задницы, и Снейп взвизгнул. Сириус вздохнул.
– Скажи это, Снейп.
Молчание.
Еще одна полоса, на том же месте. Еще один взвизг, снова заглушенный подушкой.
– Скажи это!
- НЕТ!
Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп! Много шума, не слишком разборчивых слов, но не тех, которые хотелось бы услышать Сириусу. Он почувствовал, как в нем закипает гнев в ответ на упрямство Снейпа. Черт бы его подрал! Это же еще одна пощечина, еще один плевок в лицо, Снейп вызывал в нем те же чувства, которые вызывал всегда, рано или поздно. Отверженность. Вызов. Отторжение. Поражение. Поражение.
Ремень поднимался и опускался быстрее, один удар следовал сразу же за другим. Ранее выбранный ритм был давно забыт, потерянный в возрастающем гневе и необходимости. Необходимости покончить с этим... необходимости победить.
Гнев прорвался и сфокусировался до размера булавочной головки. Алый цвет – было все, что он видел. Боль – это было все, что он слышал. Дыхание Сириуса стало таким же прерывистым, как и у Снейпа. Сердце колотилось, а член пульсировал. Сопротивление Снейпа стало неистовым, крики - безумными, но Сириус не знал пощады. Ему уже было все равно. Все равно, если Снейп надорвет себе глотку, все равно, если Снейп будет вырываться из своих пут до тех пор, пока кисти не истекут кровью, не переломаются кости и каменный подсвечник не свалится со стены, ему было все равно, если он выбьет гребаную траншею на заднице Снейпа, и он бы не остановился до тех пор, пока ухмыляющийся, упрямый, брызгающий слюной сукин сын будет не просто избит, а сломан и раздавлен, как насекомое ботинком. Покажи мне свой живот, думал он, его губы обнажили неосознанный оскал. Перевернись и покажи мне свой живот, сука.
- По..жалуйста...
Слово, прервавшееся из-за судорожного дыхания, прозвучало так тихо, что Сириус едва его услышал и замер, тяжело дыша, ремень повис в воздухе. – Что ты сказал?
Заглушенные рыдания.
- Что ты сказал? – Сириус ударил еще раз - надеясь, что этот удар окажется последним, - так резко и звонко, что Снейп чуть не слетел с его колен.
- ПОЖАЛУЙСТА! – зарычал Снейп. – Пожалуйста, я сказал, пожалуйста, гребаный сукин сын, ты, кусок дерьма, я сказал это, теперь, пожалуйста, перестань!
Его голос звучал яростно и пронзительно, страдальчески и пристыженно, превращаясь в музыку в ушах Сириуса Блэка, которая отчаянно отзывалась прямо в его штанах: он кончил с такой силой, что в глазах потемнело. Ремень соскользнул на пол, и тело Снейпа упало на Сириуса - такое же истощенное и обессиленное, как и его собственное.
Задыхаясь и дрожа, Сириус откинул голову и закрыл глаза. Он пытался прийти в себя не только после шока, но и после такого удовольствия – он испытал сильнейший оргазм своей жизни – без траханья и даже без прикосновений. Сириус никогда бы не поверил, что такое возможно, и неважно, что книги Питера утверждали обратное. И это был не просто безличный ванильный оргазм – но самая интенсивная кульминация, которую он когда-либо испытывал. Сириус не знал, что было тому причиной - Снейп, порка, или же просто естественное завершение пяти с половиной лет словесной прелюдии, но понимал, что не смог бы кончить сильнее и остаться при этом в живых.
Но он был готов попытаться.
Когда комната прекратила вращаться, Сириус открыл глаза, посмотрел вниз и поморщился. Мерлин! Неужели я это сделал? Возможно, его немного занесло. Задница Снейпа выглядела как закат солнца – ни дюйма кожи нормального цвета. Сириус испытал удивление пополам с облегчением: там почти не осталось синяков. Несомненно, Снейпу придется сидеть очень осторожно в последующие несколько дней и спать на животе в последующие несколько ночей.
Сириус провел пальцами по пылающей коже. Такая горячая, изумился он. Еще немного, и об нее можно будет обжечься. Интересно, возбужденно подумал он, сделала ли порка задницу Снейпа такой же горячей изнутри. Ему не терпелось выяснить.
Сириус снова погладил ее. И снова. Ему нравились мягкость и теплота кожи, ему нравилось, как прикосновения заставляли трепетать и извиваться лежащего поперек его коленей Снейпа. От одного легкого прикосновения к гладкой ягодице Снейп чуть не задохнулся; пожатие заставило его застонать и сильно толкнуться в бедра Сириусу, тот остановился, широко открыв глаза, и воистину злая улыбка расплылась по его лицу.
Ну-ка, ну-ка, ну-ка. Оказывается, не все расслабилось в маленьком Сопливусе? Во всяком случае, одна часть была возбуждена в той же степени, что и сам Сириус. Разумеется, стоны и слезы были настоящими, так же, как и боль, но твердый член, толкавшийся в колени Сириуса, был в сто раз более убедительным аргументом. Даже слизеринец не смог бы скрыть такой большой секрет.
- Мерлин, ты действительно Сопливчик, да, Снейп? – почти нежно пробормотал он, несмотря на свои слова. – Столько шуму из-за небольшой порки, - он снова успокаивающе и нежно погладил воспаленную плоть. – Бедный ребенок. Хочешь, чтобы старый злой Сириус тебя утешил?
- Иди к дьяволу, гребаный ублюдок, я ... ух! – Снейп подавился собственными словами, почувствовав, как Сириус прижался теплым влажным ртом к его заднице.- Чт..что...?
- Сам ты «чт..что»...? – передразнил Сириус, но в его голосе не слышалось злобы. – Просто помолчи, - и он стал мягко сосать большой красный след от удара, укусив его перед тем, как успокоить жжение языком. – Так красиво... так чертовски красиво... такой алый... как карамельное яблоко...
Снейп сделался пунцовым в свежем приливе унижения.
– Боже, да ты просто больной! - выкрикнул он.
- Да? – Сириус рассмеялся ему в лицо, все еще целуя, вылизывая и посасывая. – Ну кому же знать, как не тебе? Но, очевидно, тебе это нравится. Черт, Снейп, ты же всегда хотел этого, не так ли? Мечтал об этом? О вылизывающем тебе задницу гриффиндорце?
- Блэк...
- Замолчи, я сказал. Иначе снова придется тебя выпороть.
Он продолжал вылизывать нежные ягодицы, подбираясь к темнеющей расселине. Не глядя, он схватил палочку и послал туда очищающее заклинание, на котором уже набил руку – при правильной мотивации Сириус Блэк мог быть таким же блестящим студентом, как и Снейп, – а затем лизнул языком по всей длине. Снейп задрожал от напряжения на его коленях, и Сириус снова разразился лающим смехом.
– Тебе ведь нравится, Сопливус? – прошептал он в перерывах между облизываниями. – Тебе нравится, ты, сексуально озабоченная, извращенная сучка?
- О... а... мм.., - задыхался Снейп. И Сириус решил принять это за «да».
Сириус продолжал исследования. Острый запах лайма – очевидно, от мыла, которым пользовался Снейп, - постепенно улетучивался, в то время как мускусный запах возбуждения, откровенно мужской запах, усиливался. Сириус лизал и покусывал все подряд: от мошонки до сжатой розовой складки, и губы, прикасавшиеся так близко к дрожащему отверстию, заставляли Снейпа содрогаться и стонать. Ободренный, Сириус нерешительно лизнул. Снейп яростно выкрикнул какую-то чепуху и изогнулся, сильно вдавливаясь в колени Сириусу. Сириус замер. Снейп затих. Сириус наклонился и повторил движение, в этот раз медленнее, словно рисуя горячий влажный круг вокруг отверстия, и Снейп дернулся, подпрыгнул и снова не то залепетал, не то застонал, не то захныкал.
- Блэк... п...пожалуйста....
- Пожалуйста, что, Сопливус? – передразнил Сириус.- «Пожалуйста, еще»? «Пожалуйста, остановись»? «Пожалуйста, Сириус, продолжай вылизывать мне дырку от задницы»? Боже, какая же ты шлюха, - обеими руками Сириус развел ягодицы и вылизал все вокруг нежной складки, его язык двигался неторопливыми, уверенными движениями, заставляя ее раскрыться. Вскоре он трахал отверстие языком – быстро и энергично, наслаждаясь бессилием, с которым дергалось тело Снейпа – в ритме с толчками его языка.
Неожиданно его осенило вдохновение: он сомкнул губы над анусом и всасывал, всасывал изо всех сил, одновременно извиваясь и дергая погруженным внутрь языком. Снейп лихорадочно содрогался, выгибая задницу в лицо Сириусу, и несомненно, кончил бы на них обоих, если бы Сириус с силой не сжимал ему яйца.
Сириус радостно рассмеялся. По его разумению, это было определенное «да».
Он продолжал сжимать одной рукой яйца, а другой медленными кругами поглаживать задницу Снейпа, пока тот не затих и не перестал дрожать. Когда оргазм слизеринца уже не угрожал выйти из-под контроля Сириуса, тот отпустил Снейпа, столкнул его с колен и перекатил на спину, замечая, как даже прикосновение к гладкому покрывалу заставляло слизеринца шипеть и выгибаться. Член Снейпа в результате прерванного оргазма затвердел сильнее, чем раньше, стал темно-лилового цвета и выглядел совершенно восхитительно, покачиваясь в воздухе всего в нескольких дюймах от лица Сириуса.
Будет ли он вкусным? Сириусу стало любопытно. Он наклонился и лизнул головку плоской стороной языка, применив тот же способ ласки, что и к отверстию. Снейп снова зашипел. Сириус сомкнул губы на головке и перекатил ее из стороны в сторону, осторожно посасывая, стараясь не кусать и не царапать. Снейп пробормотал тихое «Черт!» и его бедра снова толкнулись вверх, но Сириус тотчас же остановил их, прижав к матрасу.
Неплохо, подумал он. Раньше Сириус никогда не пробовал член на вкус. Влага была слегка солоноватой, а вкус в целом – менее мускусным, чем задница, но во всем остальном он был таким же, как и любой другой уже продегустированный участок кожи. Шеи. Плечи. Грудь. Вкус был скорее приятным. И звуки, издаваемые Снейпом – тоже. Что бы Сириус ни делал, невзирая на отсутствие опыта - должно быть, он делал это хорошо. Интересно, какие это ощущения? Несмотря на многочисленные завоевания, Сириус так и не нашел девочку, согласившуюся бы сделать для него это, но реакция Снейпа разбудила желание оказаться на другой стороне, заставившее внимательно взглянуть на кукольные губы Снейпа с новым интересом.
Ну, может быть, позже, если останется время. Или другой ночью, потому что он уже решил, что у них будут другие ночи, так много, сколько он выдержит. Сейчас же его собственный член с рекордной скоростью возвращался к жизни, настойчиво требуя внимания.
Спрыгнув с кровати, он взмахнул палочкой, и ноги Снейпа снова оказались привязанными к спинке. Сириус отодвинулся и внимательно посмотрел на открывшееся зрелище. Лодыжки были высоко подняты, бедра широко разведены, а член покачивался и истекал влагой над пунцовой, как атласное сердце, задницей. Никто за всю историю секса не выглядел более соблазнительно.
- Ты оставишь меня вот так, - сказал Снейп низким и невыразительным голосом.
Сириус вздрогнул. Фраза прозвучала не как мольба. Если бы это была она, возможно, Сириус поступил бы именно так, плюнув на собственные желания: темная часть его души - жестокая часть хулиганистого забияки - посчитала бы это забавным и глубоко удовлетворительным. Однако это была не мольба, а утверждение и выражение глубокого недоверия… недоверия, которого, по мнению Сириуса, он вполне заслуживал.
- Нет. Нет, не оставлю, - он ободряюще сжал Снейпу яйца, затем выскользнул из джемпера и джинсов, отбросив их в сторону. Сириус забрался на кровать, устроившись между ног Снейпа, наклонившись для еще одного сильного поцелуя, вдавливая их члены друг в друга, пока они оба не застонали.
Затем он снова отодвинулся и поиграл пальцем с маленьким отверстием. Оно было розовым и еще влажным от горячих поцелуев, сжимающееся при щекотке и выпячивающееся при трении. Сириус просунул внутрь лишь кончик пальца и медленно согнул его, проверяя ощущения. О. О Мерлин. Горячее. Горячее и мягкое, как свежий мох, и такое узкое – Мерлин, оно буквально всасывало его палец.
Наконец, дрожа от нетерпения, Сириус послал последнее заклинание, еще одно из тех самых, что он выучил специально для сегодняшней ночи. Снейп слегка подпрыгнул от пощипывания и неожиданно плавного проникновения чего-то теплого и скользкого, заставляющего его извиваться, еще сильнее сжимаясь вокруг исследующего пальца. Сириус протолкнул палец поглубже, и в руке появилось еще больше смазки. Он смазал собственный член и приготовился к наступлению.
- Потрахаемся, Сопливус, - прошептал он и толкнулся внутрь.
Член, входящий в крошечное отверстие, выглядел невозможно большим – словно фальшивая магия, словно какой-то особенно хитрый маггловский фокус. Интересно, был ли Снейп девственником, подумал Сириус, похотливо и зачарованно наблюдая, как неохотно расходилась плоть, поглощая его. Дюйм, два, три... Мучительно медленно Сириус толкался внутрь до тех пор, пока не вошел полностью, задыхаясь и впиваясь пальцами в бедра Снейпа, на чью грудь капал пот с его лба.
Мерлин, как узко, намного уже, чем у любой девочки, с которой он был. И гладко, и так волнующе, как он не мечтал даже в самых смелых фантазиях. Его сжимал каждый дюйм шелковистого входа, изгибаясь и пульсируя вокруг него, и Сириус благодарил Мерлина за предыдущий оргазм, давший ему подобие самоконтроля, иначе он бы просто кончил после первого же экстатического толчка.
Снейп рыдал, почти беззвучно, его прерывистое дыхание едва позволяло Сириусу различать слова.
– Прекрати... ненавижу тебя... не надо... не хочу...
Сириус наклонился и закрыл ему рот поцелуем. Он вышел так же медленно, как и вошел, до тех пор, пока в теле Снейпа не осталась только одна головка, и Снейп содрогнулся, отверстие сжалось так сильно, что вызвало ответный спазм у Сириуса. Хотел ли он изгнать незванного гостя, или удержать его, Сириус не знал, и по большому счету ему было наплевать. Так или иначе – ощущения были божественными.
Несколько секунд Сириус наслаждался ощущениями, перед тем, как подвигать бедрами и снова толкнуться внутрь. Все еще медленно и осторожно, но слегка изменяя угол в поисках... ну, в поисках чего-то неизвестного. Из того, что он читал - а он прочел все, что смог найти на эту тему, - там внутри должно было находиться нечто, что сведет Снейпа с ума, заставит забыть о жжении и растяжке и о том, как он ненавидит Сириуса Блэка, который потерялся в его заднице по самые яйца. Что-то чувствительное и... Сириус снова пошевелился, чувствуя, как ствол задел небольшой узелок внутри юноши, и Снейп согнулся под ним вдвое, чуть не сбросив с себя.
– Черт!
Сириус украдкой улыбнулся. Значит, он нашел это. Он повторил толчок под тем же углом, но сильнее, и Снейп снова дернулся с бессловесным рыданием.
Черт подери! Это была какая-то волшебная кнопка. Сириус тыкался в нее с каждым своим толчком, и каждый толчок заставлял Снейпа выгибаться так, словно его позвоночник вот-вот переломится пополам, издавая жаркие, беспомощные, почти нечеловеческие звуки, вызывавшие в Сириусе озноб, Снейп сжимался вокруг него так, словно его задница хотела отсосать член гриффиндорца. Сириус почти что завидовал. Если быть оттраханным означало получить хотя бы половину такого кайфа, который, очевидно, сейчас испытывал Снейп, он определенно должен это попробовать.
Они нашли грубый, медленный ритм: плоские животы хлопали друг по другу, губы встречались в прерывистом дыхании. Сириус гордился своим талантом, гордился плавными, равномерными, точными толчками и глубокими поцелуями, гордился самоконтролем, но понимал неизбежность конца. Так же, как и Снейп; пульсирование внутри него становилось все яростнее, его член, с трудом удерживаемый между ними, был тверже пестика. Но ни один из них пока не был готов кончить. Сириус пообещал себе две вещи: что Снейп закончит первым и что он попросит вежливо – очень и очень вежливо – об этой привилегии.
Сириус снял заклинание, связывающее лодыжки. Долговязые ноги опустились и немедленно попытались обвить его талию, но Сириус схватил их и переложил себе на плечи. Он прижал их тела друг к другу, поддерживая свой вес руками и складывая под собой Снейпа чуть ли не пополам. Сириус наклонился так низко, как только мог, и замер, прижимая своим весом Снейпа к матрасу. Член Снейпа был между их животами, их лица разделяли всего несколько дюймов.
- Хочешь кончить, Снейп? – прошептал Сириус. Он всматривался в черные, черные глаза и видел похоть, смятение и отчаяние, но не видел того, что хотел. Того, что ему было необходимо. – Если хочешь кончить, ты должен сказать мне об этом. Мне нужно это услышать. Скажи мне, что ты хочешь.
Снейп дернулся в ответ, переместившись настолько, насколько мог себе это позволить, извиваясь под веревками, удерживающими его руки над головой, и пытаясь найти хоть какую-то точку опоры. Сириус знал, что он не сопротивлялся, чтобы скинуть с себя гриффиндорца, а пытался вынудить его двигаться. Его колени крепко сжимали Сириусу шею, истекающий липкой влагой член равномерно пульсировал, лицо – горящее, напряженное и отчаянное – кричало о том, как сильно ему хотелось кончить.
- Нет, - проворчал Сириус, удерживая его. – Не ты контролируешь ситуацию, Северус. И не ты тут командуешь, - он больно укусил Снейпа за нижнюю губу, потом за мочку уха и в завершение поставил засос на белой шее. Снейп поежился: откровенное желание и упрямые остатки гордости боролись в его глазах. – Но ты всегда можешь попросить. Все, что ты должен сказать, это: «Трахни м
Наверное, было гораздо позже, чем предполагал Сириус – Полная Леди спала крепким сном, сотрясая тихим храпом картинную раму. Проснувшись, Леди одарила Сириуса сердитым взглядом, который он сразу же вернул вместе с сегодняшним паролем.
– «Квиддичный ловец», и не нужно читать моралей, старая корова. У меня каникулы.
Оскорбленно фыркнув, она молча открыла проем, и он бесшумно забрался внутрь, проходя мимо угасающего огня в камине.
- Сириус.
Шепот застал его врасплох, но он был слишком усталым даже для того, чтобы вздрогнуть. Вместо этого он прищурился, разглядывая едва заметную тень.
– Луни?
Комната была освещена очень тускло, и он не смог никого разглядеть. Затем у дивана послышался легкий шелест, и появился Ремус - по частям: вначале растрепанная рыжевато-коричневая грива волос, затем два светло-карих глаза, курносый нос и скривившийся рот. Сириус моргнул. Он был хорошо знаком с мантией-невидимкой Джеймса Поттера, причем знаком близко, но его всегда немного напрягало наблюдать ее эффекты со стороны.
– Да, это я. Испугался?
Сириус хмыкнул.
– Конечно, испугался, дурак, - проворчал он. – Какого черта ты тут делаешь - прячешься под этой штукой?
- Жду тебя.
- В самом деле? Спасибо, мамуля, - он облокотился на перила и поставил одну ногу на ступеньку, надеясь, что Ремус поймет этот намек. Он был совершенно измотан. Но Луни оставался на месте, сидя на диване, изучая Сириуса печальными, серьезными янтарными глазами. Со вздохом Сириус плюхнулся на нижнюю ступеньку и потер руками глаза. – Ну. Э-э... Где ты нашел мантию? Я везде искал. Сохатый сказал, что оставил ее под матрасом, но там ничего не было.
- Она там была. Я взял ее. Сегодня утром.
Сириус сощурился еще сильнее. Голос Луни звучал как-то странно. Сухо. Почти что холодно.
– В чем дело, Ремус? Я слишком устал, чтобы играть с тобой в угадайку.
- Я следил за тобой, - сказал Ремус тем же глухим, холодным тоном, и сердце Сириуса ушло в пятки. – Я знал, что ты идешь в подземелья. Я знал, что ты идешь к Снейпу. Но я никогда не ожидал увидеть... того, что увидел.
Даже при тусклом свете Сириус уловил дрожь, охватившую приятеля.
– Что ты...? - Нет. Этого не могло быть. – Ну и что, по-твоему, ты увидел?
Ремус посмотрел на него с таким видом, будто его вот-вот стошнит.
– Я знаю, что. Ведь я видел все. От начала и до конца, удар за ударом... все.
- Все? – вереница живых образов закрутилась перед глазами Сириуса: его губы вокруг члена Снейпа, его язык, погруженный в задницу Снейпа – и он был благодарен за полумрак, скрывший неожиданный румянец. – Мерлин, Луни! Ты был там все это время? Просто.. просто стоял и смотрел?
- Да.
Ни колебания. Ни увиливания. Ни даже извинения, и впервые Сириус почувствовал нарастающую злость.
– Ладно. Надеюсь, ты хорошо повеселился, - он ухватился за перила и поднялся на ноги. – Ты хоть получил удовольствие?
- Все паясничаешь?
- Шмаясничаю! Почему бы тебе не получить удовольствие, Ремус? Ты же постоянно талдычил о том, что «Снейп не так уж и плох», «может быть, нам стоит дать ему шанс», «может быть, нам нужно вести себя с ним по-доброму»... Ну, я и был к нему добр, понял? Чертовски добр. Так дьявольски добр, что он будет ходить, как каракатица, весь месяц, - Сириус зашелся лающим смехом. – Может быть, тебе тоже стоит дать ему шанс, Луни, если это не противоречит твоей ориентации? Он, конечно, не цветущая роза, но зато задница у него как топленое масло.
- Тебе смешно? – прошипел Ремус. – Смешно?
Раздражение Сириуса испарилось, когда он заметил выражение лица Ремуса: не отвращение, не презрение, а какой-то заглушенный ужас.
– Я... я думаю, ты ведешь себя нелепо, делая из мухи слона. Мерлин, Луни. Я никогда не знал, что ты такой блюститель нравов.
- Ты его изнасиловал, Сириус.
Сириус задохнулся.
– Я – что?
- Ты его изнасиловал! – закричал Ремус. – Я тебя видел! Я же сказал, что следил за тобой. Я был в комнате, Сириус. Я все видел.
Казалось, Сириус не мог закрыть рот. Изнасиловал? Изнасиловал? Он все еще ощущал сжатие ног Снейпа вокруг шеи, бархатное сжимание задницы Снейпа вокруг члена, все еще чувствовал липкую сперму Снейпа на животе.
– Ремус, что ты несешь? Я не насиловал его. Я его трахнул. Есть разница.
- Ты трахнул его без его на это согласия! Ты взял его силой, и он не мог остановить тебя...
- Он не хотел меня останавливать! Он наслаждался процессом! Я же сказал, что он кончил, как дикая кошка, он даже не мог насытиться...
- Мне плевать, кончил он или нет! – заорал Ремус. – Это ничего не меняет. Ты связал его, Сириус, ты его связал, вып... избил и изнасиловал.
- Смени пластинку! – прорычал Сириус. Его кулаки непроизвольно сжались. – Ему понравилось! Он наслаждался каждой минутой! Я не сделал ему ничего того, чего он не хотел бы!
- «Я могу затрахать тебя до крови прямо тут, в твоей собственной кровати», - неожиданно мягко процитировал Ремус, и Сириус поморщился. Ему было неприятно, когда ему бросали в лицо собственные слова, и Ремус, со своей гребаной слоновьей памятью, делал это, как никто другой. – «Тут некому меня остановить. Твои приятели разъехались, и я поставил звуконепроницаемые заклинания... Кричи до посинения, и никто тебя не услышит». Это твои слова, Сириус?
Сириус резко откинулся назад.
- Это была игра, Ремус, - наконец вздохнул он. – Игра! Пусть немного сексуально извращенная, но игра. Ремус молчал.
- Видишь ли, я понял, что Снейп - извращенец, почти сразу же, как его увидел. Я знал, что его это возбуждает. И оказался прав - он возбудился... но если бы он действительно хотел меня остановить, то сделал бы это.
Ремус покачал головой.
– Ты не мог остановиться. Ты был... ты был... Ты не знаешь, как ты выглядел со стороны. Каким ты был. Я сам ненадолго испугался – да-да, ты можешь смеяться, сколько угодно, но это правда. Игра или нет, Сириус, но я думал, что в этот раз ты действительно покалечишь Снейпа. Что ты, наконец, преступишь черту.
- Ты так не думал.
- Думал.
- Тогда почему ты меня не остановил?
Вопрос был честным, а не риторическим. Лицо Ремуса пылало.
– Все по той же самой причине, - пробормотал он, - Ты, Джеймс и Питер – мои единственные друзья.
- Значит, ты ничего не сделаешь? – слова вылетели до того, как Сириус прикусил язык, и Ремус презрительно фыркнул.
- Что я могу сделать? Донести? Сделать так, чтобы тебя исключили? Тогда уж пусть исключают нас обоих, потому что я виноват так же, как и ты. Я был там и ничего не сделал, - его взгляд метнулся к лицу Сириуса. – Но тебе не стоит выглядеть таким самодовольным. То, что я ничего не скажу, еще не значит, что этого не сделает Снейп.
Сириус махнул рукой.
– Я бы не волновался насчет Снейпа.
Ремус прищурился.
- О, ради Мерлина! – воскликнул Сириус. – Я не сделал ему ничего плохого. И потом, он не осмелится ничего сказать. Он знает, что я отвечу. И пусть только он кому-нибудь скажет, что я его изнасиловал - если это действительно было насилием, - тогда ему надо будет признаться и в том, насколько ему это понравилось.
Ремус слегка покраснел, несомненно, вспоминая какую-то визуальную подробность. Он снова уставился на почти потухший огонь в камине и прочистил горло.
– Где сейчас Снейп?
- В своей постели, где же еще? Уверен, он спит, как младенец, наслаждаясь снами о прекрасном гриффиндорце.
- С ним все в порядке?
Сириус пожал плечами. – Ну, ему придется садиться только на мягкое в течение нескольких дней, - Люпин хмуро взглянул на него, - но, в общем и в целом, да, он жив и здоров.
- Ты развязал его?
- Я ослабил веревки, - разговор становился все бредовее и бредовее. – Ну что, у тебя будут еще вопросы, господин Великий Инквизитор, или я могу пойти спать? Изнасилование – тяжкий труд.
- Черт бы тебя побрал, Сириус, не шути так...
Сириус примиряюще поднял руку.
– Ладно, все, я понял. Прости. Больше не шучу. Слово Мародера. - Он поднялся на ноги, выжидая, но Ремус не пошевелился. – Ты идешь?
- Я скоро.
- Уже поздно.
- Знаю.
Сириус наблюдал за ним с минуту.
– Ты не... ты ведь не передумал?
Ремус снова фыркнул.
– Что? – выплюнул он, и стыд, написанный на лице Ремуса заставил Сириуса выпалить: - Луни, клянусь тебе, это не было изнасилованием. Клянусь жизнью. Неважно, как оно там выглядело... Луни, ты же меня знаешь. Я бы никогда не сделал этого, ни Снейпу, ни кому-либо другому. - Молчание. - Ты мне не веришь, да?
- Верю. Ты, конечно, неправ – это было изнасилованием, и неважно, что ты думаешь – но я тебе верю, - он склонил голову, и этот странный, холодный взгляд исчез с его лица; он снова выглядел как милый, надежный, дружелюбный Луни Люпин. – Это глупо, да?
Сириус задумался.
– Для тебя – нет, - наконец сказал он и почувствовал облегчение, когда Ремус улыбнулся. Но это была напряженная улыбка, которая быстро исчезла.
- Иди спать, Сириус, - сказал Ремус. – Я скоро поднимусь.
Сириус колебался. Ему хотелось добавить еще что-нибудь, но он не осмелился. Наконец, пробормотав неловкое пожелание спокойной ночи, он поднялся по лестинце.
***
Десять минут спустя, умытый, раздетый и укутанный в прохладные гладкие простыни Сириус восстановил в памяти весь разговор. Изнасиловал его. Изнасиловал его? Какой бред. Он не насильник; было полно народу – причем обоих полов – вожделевшего его, и он был слишком горд для того, чтобы навязываться тому, кто его не хотел. Луни сошел с ума.
Плюс, Снейп явно хотел того же – судя по реакции тела. Ведь нельзя считать изнасилованием то, чего хочет и другая сторона. Может быть, соблазнение... Да. Да, вот как это называется. Это было соблазнением, с необходимым для этого количеством применения силы.
Расставив для себя все точки над «i», Сириус погрузился в спокойный, безрассудный сон.
Северус Снейп был удивительно рассудительным молодым человеком. Даже для подростка – и с этим соглашались учителя, у него было чересчур много того, что магглы называли «комплексами». У него был комплекс гнева. Комплекс контроля. Комплекс неполноценности. Для преподавателей, и даже для многих сверстников, эти комлексы делали его не то что бы загадкой, а, скорее, раздражающим позером: мальчик с вполне сносной внешностью, нарочно уродовавший себя; тихий и дисциплинированный ребенок, прибегавший к насилию и темной магии при малейшей провокации; блестящий маг, тративший свой талант и интеллект на предметы, которыми в здравом уме не заинтересовался бы ни один приличный волшебник. Если бы он только умел держать себя в руках, говорили они. Если бы он только изучал чары или арифмантику с тем же пылом, с которым изучал смертельные зелья и обезображивающие заклятья. Если бы только юношу больше волновали дружба и признание, говорили они, и меньше - дешевая популярность и, возможно, удовольствие от обладания худшей репутацией в школе.
Дискуссии среди сверстников велись не так громко и были направлены по другому руслу. Почему Северус все время носил черное? Он что, умер бы, если бы мыл голову хоть иногда? Может, его родители и были беднее церковыных крыс, или же его отец напивался и распускал руки, но почему остальные должны были отдуваться за это? У каждого имелись проблемы, но далеко не каждый решал их с помощью заклятий и оскорблений.
Однако никто из них – возможно, за исключением Альбуса Дамблдора – не понимал, что поза Северуса «Я-ненавижу-мир» практически не являлась позой. Однако даже Дамблдор не понимал, насколько была изломана сущность юноши – причем изломана уже до того, как Северус оказался окруженным своеобразной заботой Дамблдора. Не того Дамблдора, который находил его оскорбления умными, а мрачное молчание глубокомысленным, а того, кто объяснял его взрывные настроения «Моих-проклятий-хватит-на-всех, просто приподнятым расположением духа, а интерес к Темной Магии – совершенно нормальным увлечением умного мальчика причудливым и гротескным. Дамблдор был единственным из преподавателей, не презиравшим Северуса и не потворствовавшим ему, и, казалось, директор был единственным человеком во всей школе, симпатизировавшим юноше.
Дамблдор, храни его Мерлин, был глупцом.
Дамблдор абсолютно не понимал Северуса. Не понимал, кем тот был, чем дышал, чего хотел и откуда пришел. От чего сбежал. Мать юноши - талантливая целительница - обладала мышиной внешностью, глубоким интеллектом и переменчивым настроением. Отец служил аврором – и, насколько известно, довольно неплохо - до того, как ранение заставило его уйти на пенсию. Он был холодным, высоко моральным человеком с исключительным самоконтролем - когда был трезв. Однако когда выпивал, то становился жестоким, злобным и непредсказуемым, как дикое животное. Живя вместе с катастрофически неподходящими друг другу людьми, юноша постоянно ощущал, как его предавала пассивность матери, и озлобляло жестокое обращение отца. Поэтому сущность Северуса, подобно породившему его союзу, представляла собой нестабильную, бессмысленную, противоречивую неразбериху.
Конечно же, Дамблдор даже и не подозревал о глубине этой ненависти. Северус был просто переполнен ею: всепоглощающей и непоколебимой, как стена. Он ненавидел родителей, свою нищету, свою внешность. Он ненавидел одноклассников, которые всегда замечали его потрепанные книги, одежду с чужого плеча и подержанную палочку; с еще большей силой он ненавидел преподавателей, никогда не замечавших то, как из рук вышибались учебники, как он спотыкался о свои одежды, или как палочка выхватывалась у него из рук и летела в озеро или в кусты. Это были те же учителя, которые никогда не замечали его ужас перед поездками домой на каникулы, приключающуюся время от времени хромоту или синяк, который из-за своего отсутствия не могла залечить мать... те же преподаватели, которые с таким твердым и настырным раздражением верили, что он одевается как вампир и посылает заклинаниями в любого приближающегося гриффиндорца исключительно для привлечения к себе внимания.
Даже для слизеринца в подобной ситуации было слишком много иронии.
Такое отношение беспокоило, хотя Северус и старался этого не показывать. Он понимал, что оно не должно волновать его, что он не должен переживать из-за того, что о нем думают совершенно чужие люди. Но как же это было несправедливо! Ведь он не просил от жизни многого, черт подери, и он старался изо всех сил. Кто они такие, чтобы его осуждать? Если бы любой из них, абсолютно любой пережил ежедневный ужас сосуществования с Августом Снейпом, то давно бы повесился от отчаяния. Или же малодушно сошел с ума и переселился в безопасные стены Ст. Мунго.
Выход, выбранный матерью.
Но не Северусом. Северус замуровывал себя, подобно узнику, считая до освобождения дни, не сдаваясь и ничего не требуя, выживая исключительно благодаря упрямству, амбициям и отчаянному мужеству, чью природу никогда было не постичь чванливому самодовольному гриффиндорцу.
Амбиции. Даже для слизеринца Северус обладал ими сполна, даже в свои шестнадцать лет Северус знал точно, чего хотел от жизни. Он хотел учиться, вкалывать на уроках как проклятый, получить диплом. Закончить школу с наивысшими отличиями, существовавшими в Хогвартсе и получить самую лучшую работу, которую только можно было найти. Целыми днями трудиться в аптеке и ставить собственные эксперименты по ночам. Расфасовывать и варить все что угодно, для кого угодно и когда угодно, если ему заплатят наличными, он хотел экономить каждый кнат и сикль, и он хотел трахаться с любым, кто мог ему помочь, и оставлять с носом стоявших у него на пути. Он хотел преуспеть. И больше всего на свете он хотел сбежать.
А для этого ему был необходим Хогвартс, а назойливые тупорылые дураки, к сожалению, являлись неотъемлемой частью школы. И если это означало одинокое и безрадостное существование – пусть! Позже у него будет время на дружелюбие и великодушие – если ему этого захочется. Когда он вырастет. Когда он будет свободен. Пока эти идиоты соблюдают дистанцию, он будет игнорировать издевки и хихикание, глупые шутки и оскорбительное шипение исподтишка, тычущие в него пальцы и беспардонные колючие взгляды.
Но он не мог игнорировать Мародеров.
Мародеры, эта шайка самозванцев под предводительством Джеймса Поттера, этих гриффиндорских отморозков, не позволявшая себя игнорировать никому, особенно такому, как Северус Снейп. Пять с половиной лет Северус служил их любимой мишенью, объектом их наихудших розыгрышей, отдушиной для пара, который время от времени хотелось выпустить этим пустоголовым, но самодовольным ублюдкам. В течение пяти с половиной лет они лезли из кожи вон, чтобы превратить пребывание Северуса в Хогвартсе в сплошное унижение, разочарование и боль. Нет, он явно не мог игнорировать Мародеров. Ни раньше, и, определенно, не сейчас.
Только не после прошлой ночи.
Северус закрыл лицо руками.
После ухода Блэка он долго не мог заснуть, вызывая в памяти каждое слово, каждое прикосновение, мысли кружились и метались, как животные в клетке. Его изнасиловали. Его изнасиловал Сириус Блэк. Его насиловал Сириус Блэк до тех пор, пока он не затрясся в экстазе и бездумно потребовал, чтобы его продолжали насиловать. И Блэк расскажет. Блэк не осмелится рассказать. Блэк слишком глуп, чтобы смолчать. Снова и снова он думал, анализировал и переосмысливал, то пылая от стыда, то холодея от страха, ненавидя Блэка сильнее, чем когда-либо, но еще сильнее ненавидя себя.
С такими мыслями он уснул, с ними же проснулся, и продолжал размышлять об этом целый день, но так и не приблизился к пониманию того, что произошло двадцать четыре часа тому назад. Вопрос, беспокоивший больше всего, был «почему?». Почему Блэк? Почему он? Почему сейчас?
Это разъедало больше, чем стыд, страх или даже гнев. Северус привык ко стыду, а страх и гнев были его вечными спутниками, но если и было нечто, чего не выносил Северус Снейп, так это было смятение. Незнание ответа на что-то - неважно на что - делало его потерянным, бессильным и беспомощным, чего Августу, никогда не удавалось достичь даже в самых жестоких проявлениях.
А хуже всего было то, что ответ у него был. Северус прекрасно понимал, что именно они задумали; бессчисленное количество раз он играл с Мародерами в эти игры. Это был очередной дешевый трюк, старательно разработанная ловушка, бородатый розыгрыш; на несколько часов Блэк пожертвовал свое тело сальноволосому ублюдку в обмен на недели развлечения за счет того же ублюдка.
Северус уже представлял себе освистывания и оскорбления, тайные щипки, подзатыльники и знающие косые взгляды. Черт! Одно лишь словесное описание, нарисованное Блэком, для любого любопытствующего – Северус на коленях с пылающей задницей и извивающийся; ноги Северуса сжимают ему шею, а в заднице Северуса – его член... было бы слишком соблазнительно для сукиного сына, чтобы пропустить такую возможность унизить Северуса. И это было настолько в стиле Блэка, настолько в стиле Поттера… это было так на них похоже..
Тогда почему же он в это не верил?
Потому что это кажется невероятным, подумал Северус, и это было правдой. Действия Блэка не были похожи на розыгрыш, и уж точно не были похожи на выполнение грязной работы - от которой отказались его друзья - просто чтобы поиздеваться.
Похоть Блэка была настоящей, пугающе настоящей, и те ощущения, к которым пришел Северус, стали откровением: ненависть, безусловно, гнев, и презрение, но в тоже время и вспышки удовольствия, вины, жалости... и, на каком-то этапе, извращенная нежность.
Нежность. Северус поморщился от этой мысли, но так и не смог от нее отделаться. Юноша обладал сильнейшей интуицией – тем, что мать называла Нюхом – когда с шести лет он стал проявлять магические способности, то полагался на нее настолько, насколько другие полагались на зрение. Каким бы невероятным это ни казалось, но он знал, что ощущения, исходящие от Блэка, были настоящими. Странные, противоречивые и, возможно, такие же непонятные как для Блэка, так и для Северуса, но - настоящие.
Имелись и внешние признаки. То голодное выражении лица Блэка: когда он пожирал его взглядом, гриффиндорец словно поглощал каждый дюйм обнаженной кожи, а губы дергались, словно желали броситься вслед взгляду. То, как Блэк залечил ему лицо. То, как Блэк входил в него – так медленно и осторожно, как он подготавливал его мягкими, шелковистыми маслами – заклинание, на поиски которого он, должно быть, потратил недели, не считая времени на практику. Как нежно руки Блэка ласкали и успокаивали после порки, и то, (тут Северус яростно покраснел, вспоминая), как Блэк заменил руки на губы и язык. Даже сама порка теперь не казалась такой ужасной.
Ну, уж нет. Порка была ужасной, унизительной и адски болезненной. Он до сих пор чувствовал последствия. Однако Северус был экспертом жесткой дисциплины, и знал, что она была не так жестока, как могла бы быть. И была бы, признался себе он, если бы их позиции поменялись местами.
Нет, отрицать это было невозможно: по сравнению с другими насильниками Блэка можно было считать почти что заботливым.
Конечно, он был заботлив, идиот! В этом-то и была суть розыгрыша, верно? Черт, это была его кульминация. Если бы Блэк просто покалечил его, если бы Блэк не заставил его получить удовольствие, тогда бы он не смог рассказывать каждому встречному-поперечному, какой блядью оказался Северус. Как он умолял. Как он задыхался, стонал и бился как животное, как сучка, которой обозвал его Блэк, как...
Нет. Нет, у него не получалось. Даже когда он пытался в это поверить, в нем не хватало убеждения. Он не верил. Почему он не мог в это поверить?
Зачем Блэк поцеловал его? Немедленно вмешалась логика, и Северус вздохнул. В самом деле, зачем?
Он не был в обмороке, когда Блэк покинул его прошлой ночью. Очевидно, Блэк полагал, что оставил его без сознания, а Северус, изможденный телом и душой, не посчитал нужным убеждать гриффиндорца в обратном. Но он не спал, когда ушел Блэк, и прекрасно чувствовал все прикосновения. Теплый, загрубевший от квиддича палец Блэка нежно касающийся лица. Рука Блэка, глядящая волосы. Губы Блэка, дарящие мягкий прощальный поцелуй.
Мягкий! Мягкий, медленный, тщательный и – Северус снова поморщился - почти что нежный.
Вздрогнув, Северус поднял голову и взглянул в чистые, вопрошающие синие глаза Альбуса Дамблдора. Черт. Видимо он размышлял вслух. Интересно, что же подслушал директор?
- Сэр?
- Ты разговаривал сам с собой, - заметил Дамблдор. – Чрезвычайно недооцененное занятие, с моей точки зрения, и которое я всегда рекомендую. - Он склонил голову. – Но сейчас поздно, и тут очень холодно... а ты выглядишь расстроенным.
Северус молчал. Он не рассчитывал, что сможет сейчас сказать что-то умное, но даже застигнутый врасплох, Северус Снейп никогда не запинался.
Дамбдор проявил настойчивость. – Что беспокоит тебя, Северус? Может, я смогу чем-нибудь помочь?
И тогда он чуть было не проболтался. Искренняя доброжелательность, светившаяся в глазах пожилого мага, теплота в его голосе чуть было не сломали его. Только неспособность сформулировать фразу остановила Северуса от того, чтобы тут же выложить всю историю – ну, что, что он мог сказать? «Видите ли, сэр, Сириус Блэк изнасиловал меня прошлой ночью, и это было ужасно, но он заставил меня кончить так сильно, что я до сих пор это чувствую, и я ощущаю себя грязным, глупым и использованным, но затем он поцеловал меня, погладил волосы и, бесполезно объяснять, но я скорее смущен сложившейся ситуацией, сэр...» О, да. И мне было ни капли не стыдно. Возможно, следовало добавить, что Блэк выпорол его распутную обнаженную задницу и взасос целовал анус, если, конечно, он не умрет от стыда, дойдя до этого эпизода.
– Нет. Нет, сэр. Меня ничего не беспокоит, сэр.
- Ты уверен? «Почему?» - это объемный и сложный вопрос, Северус. Даже для интеллектов, подобных нашим.
Северус вымученно улыбнулся. Дамблдор часто шутил, что он и Северус были одного поля ягоды, мыслители, школьные философы. По крайней мере, Северус предполагал, что это была шутка, хотя с Дамблдором ни в чем нельзя было быть уверенным наверняка – старый маразматик, вероятно, мог бы найти общий язык даже с флоббер-червем.
– Да, наверное, вы правы, сэр, - подавив боль, которым отозвалось движение с легкостью многолетней практики, Северус встал с низкой каменной скамьи. – Мне нужно идти, сэр.
Это была почти грубость, но если Дамблдор и оскорбился, то не подал вида.
– Очень хорошо. Я провожу тебя, если ты не против. Боюсь, что мистер Филч охотится за нарушителями.
Северус заскрипел зубами. Да, я ПРОТИВ, старый придурок, почему бы тебе не пойти заняться своими делами и не оставить меня в покое?
– Конечно, директор. Благодарю вас.
Они направились вверх по склону, по тропинке, ведущей к замку. Путь был неблизким – Северус зашел дальше, чем он думал – но, к его облегчению, Дамблдор больше не предпринимал попыток завести разговор. Молчание между ними не было неловким, и впервые за все время с момента нападения Блэка Северус почувствовал себя спокойно. Удивительно, как само присутствие Дамблдора иногда производило именно такой эффект: оно могло привести в порядок самые хаотичные мысли, успокоить расшатанные нервы, сгладить малейшие обиды и раздражения. В такие моменты, сидя напротив директора за шахматной доской, или же рядом с ним за столом с праздничными угощениями, Северус ощущал истинное величие пожилого мага. Насколько он был совершенен и уникален. Родители научили Северуса - в основном, на примерах - что люди бывают либо сильными, либо добрыми, но Дамблдор был особенным. Дамблдор был одновременно и тем и другим.
Юноше пришло в голову, что он мог даже полюбить старого простофилю; и почему-то эта мысль не раздражала его так, как должна была.
Но все же, достигнув Большого зала, юноша попытался сбежать.
– Благодарю за то, что вы проводили меня, сэр, но сейчас я бы хотел пойти спать.
- Конечно, мой мальчик. Наверное, ты утомился. - Директор не сделал никаких намеков насчет источника усталости Северуса на четвертый день каникул, за что Северус был искренне ему благодарен. – Может быть, после завтрака мы сыграем партию в шахматы?
- Да, сэр. Возможно, - он коротко кивнул Дамблдору и повернулся к лестнице, ведущей в подземелья, гадая, сколько шагов ему позволят сделать перед тем, как...
- И еще, Северус…
Ни одного шага. Вздохнув, Северус повернулся, стараясь не сказать своим видом: Ну же, давай, выкладывай, что там у тебя? – но, разумеется, неудачно.
- Ответ - в твоем сердце, а не в голове.
Северус нахмурился. Он догадывался, что напоследок Дамблдор даст какой-нибудь дурацкий совет, но не ожидал, что тот окажется такой банальной чепухой.
– Прошу прощения?
- Ответ. На твой вопрос. На твое «почему?». Его всегда больше в сердце, чем в разуме. - Ярко-голубые глаза задумчиво прищурились, и Северус едва подавил неожиданное желание отвернуться под пронизывающим взглядом. – Учись доверять инстинктам, Северус. Они у тебя верны и правдивы, настолько верны, насколько это возможно, и тебе стоит довериться им - зачем ты сопротивляешься?
Это был хороший вопрос. Слишком хороший, чтобы Северус почувствовал себя в своей тарелке, учитывая то, над чем он размышлял всю ночь, но при всем желании не мог найти ответ.
– Я не имею понятия, о чем вы говорите, сэр.
- Тогда ты не так умен, как показывают твои оценки. - Северус нахмурился; Дамблдор вздохнул. – Прости, дитя, но я способен распознать ложь, когда ее вижу.
Северус промолчал.
- Я знаю, как это для тебя трудно, - продолжал Дамблдор. – Ты – рациональный молодой человек, живущий в реальном мире, а не витающий в облаках. В твои годы я был таким же - веришь или нет; я тоже гордился превосходным интеллектом, величайшей рациональностью, - директор снова окинул Северуса серьезным, задумчивым взглядом. – Разумеется, я не был таким же упрямым, как ты, таким же осторожным, таким же скрытным, и поэтому научился чувствовать. Ты - другой, Северус. Ты приучил себя не чувствовать. Любой ценой.
Северус фыркнул.
– И что в этом особенного?
- В твоем возрасте? Я нахожу это очень особенным, - в глазах Дамблдора вновь появилось то самое выражение. – И невыразимо печальным.
От гнева у Северуса даже свело позвоночник.
– Мне не нужна ваша жалость, директор, - выплюнул он. – Приберегите ее лучше для своих гриффиндорцев.
- Жалость предполагает презрение, Северус; а его от меня ты не получишь никогда, - Северус моргнул. Неужели в голосе Дамблдора промелькнула ярость? – Это всего лишь беспокойство. И совет. Хороший совет, смею заметить, даже если он получен от гриффиндорца.
Северус уставился на него. Не моргнув, не произнеся ни слова, Дамблдор спокойно выдержал взгляд, пока, наконец, Северус первым не опустил глаза. Он не знал ни того, что ему надо было сказать, ни того, что Дамблдор хотел от него услышать. Он устал, его тело ныло, и он был в смятении... и «совет» директора - хороший или нет - только усиливал головную боль.
- Северус, - Дамбдлор протянул руку и приподнял его подбородок. Рука была теплой, сильной и нежной, и, непонятно почему, Северус почувствовал какое-то абсурдное приближение слез. – Обещай хотя бы подумать о том, что я сказал. Пожалуйста. Ты сделаешь мне такое отдолжение?
- Да, сэр, - наконец-то ему задали вопрос, на который он смог ответить. Даже если ответ был ложью. – Но сейчас... сейчас я... я просто хочу пойти спать. Я очень устал и..., - он замолчал, не желая быть грубым после такого удивительного прикосновения.
Дамблдор изогнул бровь:
– И...?
Юноша набрал в грудь воздуха.
– И я больше не хочу обсуждать это.
Дамблдор кивнул, и Северусу показалось, что он уловил мимолетное одобрение на старческом лице.
– Как тебе будет угодно. Возможно, утро вечера мудренее, как говорят магглы. Если хочешь, мы поговорим завтра утром. - И еще до того, как Северус смог ответить «Да», «Нет» или «Пошел к черту, старый придурок», Дамблдор просто ошеломил его, сделав то, чего никто не делал Северусу уже лет двенадцать: он наклонился и поцеловал молодого мага в лоб. – Спокойной ночи, Северус.
Юноша смотрел, как старый волшебник шел вдоль по коридору, пока совсем не исчез из виду. Северус не солгал; он устал и хотел пойти спать. К тому же он знал, что Аргус Филч в любой момент мог просунуть сюда свою уродливую рожу. Но все же он продолжал стоять, прикасаясь ко лбу и смутно ощущая его теплоту сквозь холод дрожащих пальцев.
И вся его умиротворенность внезапно куда-то испарилась.
lost girl, спасибо Вам за новый перевод. Ваш выбор как всегда безупречен, как, впрочем, и сам перевод. Могу ли я надеятся, что фик переведён полностью и просто выкладывается по главам?
В общей гостиной домовой эльф разводил в камине огонь, и это зрелище еще больше нервировало и без того раздраженного Северуса. Он ненавидел домовых эльфов. Они были такими жалкими созданиями: глупыми, жеманными, подобострастными и уродливыми до тошноты... к тому же он был единственным слизеринцем на шестом курсе, чья семья не имела хотя бы одного.
Северус вроде бы даже знал этого домовика по имени – огромные голубые глаза, большой рот, сине-зеленая кожа цвета заплесневелого сыра. И типично нелепое имя – Ханки, Панки, Ванки или какое-то еще - настолько же глупое. Северус поморщился. Как будто ему нужна была дополнительная причина для ненависти: им что, было так жизненно необходимо называться как в Белоснежке и Семи Гномах?
– Пошла вон, ты, маленькая дрянь.
Домовик замер, разрываясь между обязательством немедленно повиноваться и таким же сильным желанием услужить.
– Может, Паки что-нибудь принести хозяину? Может, молодой хозяин хочет принять ванну? Или перекусить? Или..?
- Нет, молодой хозяин не хочет ванну, или перекусить, или минет на Астрономической Башне в подарок на Новый Год. Молодой хозяин хочет, чтобы Паки пошла вон. Сию минуту. До того, как молодой хозяин засунет в задницу Паки живую змею.
Паки бесшумно испарлась.
С чувством угрюмого удовлетворения Северус потащился вверх по лестнице. Он сбросил зимнюю мантию и плюхнулся на постель, не снимая одежды, слишком устав для того, чтобы раздеваться. Юноша закрыл глаза, пытаясь очистить сознание, а не бороться с ним.
Нет, сегодня тело не собиралось подчиняться.
Северус вздохнул. Он был изнурен, и у него все болело. Боль и растяжки, которые он пытался не замечать целый день, заявили о себе в полную силу, и он никак не мог найти удобное положение. Болели плечи, ныли бедра, задница начинала гореть и зудеть и внутри и снаружи при каждом ударе сердца. После пятнадцати минут беспокойного ерзания он встал и открыл сундук в изголовье кровати. У него было мало вещей – учебники, котел, небольшая фотография матери, несколько ее писем – и он сразу же обнаружил то, что искал.
Юноша извлек небольшой пузырек с позолоченной крышкой и согрел его в ладонях. Эта целебная мазь была сделана по личному рецепту матери и придумана специально для Северуса, она научила сына ее приготавливать и лечила его этой мазью бесчисленное количество раз. «Что-то особое, для особых случаев», - часто повторяла она, и сейчас определенно был этот особый случай. Северус был уверен, что такая мазь помогла бы даже покойнику. Жизнь с целительницей мирового класса имела определенные преимущества, решил Северус. Даже с целительницей мирового класса, ежедневно терпевшей мужнины издевательства над сыном и называвшей это «нашим особым случаем».
Ну что ж, продолжим.
Северус отвинтил крышку. Знакомый запах, слабый и приятный – миндаль и шиповник, алоэ и мята – и у него сжался желудок. Как он ненавидел этот запах. Он никогда не открывал пузырек просто так - не покалеченный и раненый, не избитый и окровавленный - поэтому миндаль с алоэ для него пахли потом, страхом и зловонным перегаром отца.
Ну, давай же, идиот.
- Lumos, - произнес он. Даже от такого недолгого лежания его мышцы тревожно напряглись. Он встал для того, чтобы раздеться, и при тусклом свете факела стал исследовать свое тело, которое, казалось, при малейшем движении начинало поскрипывать, как у старика. Некоторые компоненты мази плохо переносились открытыми ранами. Но Северус не думал, что Блэк оставил на нем порезы или болячки – или внутри него – но все же лучше убедиться наверняка...
Нет, при таком освещении даже нечего об этом думать. Северус максимально усилил яркость огня. Нет. Все еще плохо видно. Он со вздохом взглянул на противоположную стену, где висело большое настенное зеркало. Насколько ему было известно, это было единственное маггловское зеркало во всем Хогвартсе – слизеринцы серьезно относились к Стильной одежде и не терпели издевок : «Ты уверен, что это твой размер?», даже от людей, не то что от неодушевленных предметов – и в данном случае Северус был благодарен за отсутствие магии. Ему не нужны были комментарии о неловком и интимном осмотре, который он собирался произвести.
Он подошел и уставился в зеркало. Худой подросток с глазами, как у призрака, бесстрастно глазел на него в ответ.
Блэк смотрел на тебя не так.
Нет, Блэк смотрел на него совсем не так. Блэк смотрел на него с таким видом, будто Северус был яблоком, а Блэк голодал целый месяц.
Он прищурился, разглядывая свое отражение, пытаясь объективно оценить свою внешность. Юношу почти удивило, что он не нашел ее отталкивающей. Он был слишком худощав, его тело все еще было неуклюжим развивающимся телом подростка, но, кроме кожи и костей, на нем уже можно было разглядеть тонкий слой мышц, совсем не просматривающийся раньше. Он провел лето, работая у аптекаря в Косом Переулке, вкалывая, словно домовик: убирался в аптеке, заготавливал ингредиенты, выгружал и загружал товар. В то время Северус противился физическому труду (он прекрасно знал, что ему могли позволить немного магии, несмотря на все запреты для несовершеннолетних) но, теперь, разглядывая себя в зеркале, он признавался, что его работа окупилась неожиданным способом. Гены - есть гены, и никакой физический труд не даст ему скульптурного мышечного телосложения Блэка, однако, потаскав котлы в течение всего лета, он получил гибкую и изящную фигуру, которой у него не было раньше. И которая ему нравилась.
Гибкий. Да, вот оно. Теперь он это видел. Больше не костлявый, но гибкий. Стройный. Упругий.
Он провел ладонью по руке, по груди, по животу - под гладкой кожей действительно все было восхитительно упругим. Юноша повернулся в профиль и, нахмурившись, исследовал ягодицы. Они всегда были гладкими, мило округленными и очень крепкими – задница как у девчонки, фыркал отец – но сейчас стали еще крепче, чем раньше, еще выше и рельефнее. Юноша сжал их руками. Молочно-белая кожа все еще пестрела бледно-розоватыми рубцами, покалывающими под его прикосновениями, и он сжимал, сжимал их до тех пор, пока ощущение не перешло в острый зуд, его дыхание замерло в груди, а член с интересом дернулся.
Юноша снова повернулся в анфас. Член. Он знал, что это был его главный козырь. Не то что бы у Блэка был совсем маленький, но...
Северус с трудом спрятал улыбку.
Он уже давно понял, что ему необычайно повезло; он видел достаточно других мальчишек; в душе; в спальнях, чтобы прийти к такому выводу. И, разумеется, он слышал все комментарии. «Ну у тебя и насос, Северус»; «Жаль, что на твоем лице природа отдохнула»; «Эй, Северус, что у тебя сперва выросло: член или нос?» «Колись, Северус - твоя мать трахалась с кентавром?» На его памяти, насмешки были всегда. Но по крайней мере, тут Северус осознавал: за всеми этими издевками стояла зависть с привкусом истинного восхищения; это легко читалось в чужих взглядах. Но все же он чувствовал себя неловко. Его член выглядел бы внушительно на мальчишке даже в два раза крупнее; на нем же, на стройной, но все еще неуклюжей фигуре, он выглядел просто странно. Почти нелепо. Когда он был обнажен, вот как сейчас, черт подери, то казалось, что член вот-вот перевесит, и Северус упадет лицом вниз.
Блэк не считал его нелепым.
Северус проигнорировал эту мысль и продолжал себя трогать: ягодицы, бедра, живот, грудь. Теперь он гладил себя более томно, еще не сознавая, что на каком-то этапе само-обследование перешло в само-ласкание.
Блэк считал его великолепным. «Великолепный гигантский член». Это то, что он думал; он сам так сказал. Блэк так его назвал.
Северус закрыл глаза. Его дыхание убыстрилось, его кожа вибрировала от приятных ощущений. Он провел рукой по животу, приближаясь к линии, где белая кожа завершалась густыми черными завитками. Член уже стоял, с готовностью покачиваясь навстречу дразнящей руке, словно пес, вынюхивающий дружелюбную ласку, но Северус не сдавался. Он скорее умрет, чем будет дрочить, думая о Сириусе Блэке.
Блэк подрочил бы тебе, если бы тут был. Блэк схватил бы «этот великолепный гигантский член» и ласкал до тех пор, пока ты бы не увидел гребаные звез...
Блэк! К черту Блэка! Кого волнует, что сделал бы или не сделал этот ухмыляющийся, чванливый, пустоголовый сукин сын? Кому вообще есть дело до того, что он делал, говорил или думал?
Если бы он думал, что ты был обедом, Сев, то принял бы твой член за десерт.
Северус тихо застонал. Он скользнул рукой вниз по животу и обхватил ладонью ствол, сжимая до тех пор, пока у него не закружилась голова и не подкосились колени. Твердый длинный член протестующе запульсировал у него в кулаке, требуя продолжения, и Северус погладил его, бедра дернулись, а свободная рука стала дразнить соски.
Внезапно он заметил свое отражение – горящее лицо, дрожащие ноги, непристойно выступающий из кулака член – и оно заставило его остановиться. Нет. Нет, черт подери, нет. Он не будет этим заниматься, пока не выбросит Блэка из головы. Особенно после того, как тот с ним поступил. Это как будто снова быть изнасилованным.
Он отпустил член – и даже это простое действие потребовало усилий, достойных Мерлина – и решительно уселся в одно из кресел. Северус поднял пузырек с мазью, опустил два пальца в кремовую субстанцию и стал смазывать правое плечо, втирая крем в ноющую мышцу. Через пару секунд боль ушла, и юноша ощутил приятное покалывание и тепло. Да, бальзам Магдалены был воистину чудесным. Когда-то он даже был за него благодарен.
Он смазал второе плечо и обе руки, пытаясь игнорировать назойливую эрекцию. Это было все равно, что пытаться игнорировать сердечный приступ. Твердый ствол покачивался туда-сюда при малейшем движении; когда юноша принялся смазывать бедра, его пальцы все время задевали его, и каждое прикосновение посылало искры по всему телу. Северус закусил губу, пытаясь вернуть самоконтроль и отказываясь сдаться; когда он закончил намазываться, то задыхался и дрожал с ног до головы.
Северус глубоко вдохнул. Нет, почти закончил.
Он поглубже устроился в кресле и поднял колени, втирая мазь в ягодицы. Знакомое покалывающее тепло распространилось по коже, проникая внутрь; его голова слегка откинулась назад, и он снова закусил губу. Ох. Юноша уже забыл, сколько удовольствия приносила мазь Магдалены крепко отшлепанной заднице, и поэтому все еще продолжал втирательные движения, хотя на ладонях уже давно не было мази.
Интересно, какие ощущения она вызовет внутри?
Наклонившись, он раздвинул ноги, набрал еще немного крема и стал смазывать анус. Он прижал дрожащий палец к отверстию – и остановился. Возможно, это было безопасно; несмотря на сильную боль, там не было кровотечения. Но если он ошибался..
Если ты ошибаешься, то ты ошибаешься. Но не это было причиной его нерешительности, и он знал об этом.
Он скользнул пальцем внутрь. Крем холодил нежные участки, согревал болезненные точки и синяки, и дарил ощущение мягкости каждому дюйму его тела. Северус медленно двигал пальцем туда-сюда, наблюдая за собой в зеркале, зачарованный вопреки своему желанию. Мерлин, как там было жарко ... и тесно. Неудивительно, что Люциус постоянно твердил о том, каким он был узким. Неудивительно, что Блэк был таким неистовым.
- Боже! – словно яркая вспышка света резанула его по глазам, и он подскочил, уронив пузырек – тот со стуком упал на пол и откатился на толстый ковер. Что это было? Что... о боже, это было именно тем, чем Блэк доводил его до белого каления - той точкой, той чудесной точкой, на которую Блэк натыкался своим членом снова и снова, что буквально сводило Северуса с ума.
Простата, смутно подумал он, Люциус говорил, что это моя простата...
Но он никогда так себя не чувствовал с Люциусом.
Он снова дотронулся до нее. Отсутствие опыта делало его неуклюжим, слишком грубым, и ему пришлось подавить вскрик, беспомощно извиваясь, из-за этого он чуть не вывалился из кресла, ошеломленно дрожа. Глаза в зеркале были широко распахнуты и полны изумления. Удовольствие было таким сильным, что это пугало.
Но, ох, как же это было хорошо. Слишком хорошо, чтобы сопротивляться.
Полагайся на инстинкты, говорил Дамблдор. Ладно. Так или иначе, Северус сомневался, что старый маг имел в виду именно это, когда говорил о том, что Северус должен научиться чувствовать – но это было только началом. Он просто больше не мог сопротивляться желаниям тела.
Он снова сжал член, медленно и сильно лаская его в ритме с двигающимся в отверстии пальцем. Все ожидание, игнорирование и отрицание довело его до края, почти почти до границы оргазма, и уже после нескольких движений он кончил с обильными излияниями спермы на живот, а его палец по-прежнему находился глубоко в заднице.
- Мерлин, что за зрелище. И снова ты выглядишь, как Рождественский подарок.
Северус распахнул глаза. И рот. Нет. Нет. Это невозможно. Он же сам сменил пароль этим же вечером, и охранные заклинания тоже...
Сириус Блэк опирался на дверной косяк. Он медленно аплодировал, и издевательская улыбка расплывалась по его лицу.
Что и следовало доказать: правильный снэк равно Лостик. Я ещё на конкурсе переводов на этот перевод глаз положила, и вот точно оказалось, что это вы.))) Спасибо за перевод.
- Ты? Как..? Что? Убирайся! – возможно, он все же был склонен к запинанию, глупо подумал Северус. По меньшей мере, когда его заставали врасплох с пальцем в заднице и сжатым в руке членом.
- Проблемы с речью, Сопливус? – Блэк слегка задыхался, словно у него самого были те же самые проблемы, а впереди его брюк топорщилась выпуклость – Может, ты все-таки вытащишь палец из задницы, а то такое впечатление, что он тебя отвлекает.
Лицо Северуса горело. Так хладнокровно, как только мог, он освободил руку и попытался съязвить по поводу эрекции Блэка.
– Вижу, ты хорошо развлекся, да, ублюдок?
- Стопудово, - подмигнул Блэк. – Между прочим, я хочу добавки. - Медленно, своей дурацкой маггловской бандитской походкой он пересек комнату и присел на корточки прямо перед пахом Северуса. – Трогай его, - приказал Блэк.
Северус с опаской взглянул на него.
– Что?
- Что слышал. Трогай себя. Но не дрочи. Просто возьми член и держи в руке.
- Не дождешься, - Северус не собирался подчиняться приказам Блэка Блэка, тем более подробным инструкциям из серии Как Дрочить на Публику.
Все еще улыбаясь и по-прежнему сидя на корточках, Блэк извлек палочку и уперся ею в подбородок Северуса.
– Ты сделаешь так, как я сказал, Сопливус.
Северус резко отвернул голову.
– Нет. Я не боюсь тебя, Блэк. – и это была правда. Не сегодня. Не с этого момента. Чего бы ни хотел Блэк, он не собирался вредить Северусу. – И меня зовут Северус, ты, гребаный гомик.
Он попытался выбраться из кресла; Блэк опустил руку ему на грудь и сильно толкнул назад.
– Ты знаешь, что такое думосброс, Северус?
Северус нахмурился. Конечно, он знал, что такое думосброс; они изучали думосбросы в этом году, на Чарах и Древних Рунах. Но какое это имело отношение к происходящему?
Очевидно, приняв молчание за невежество, Блэк продолжил.
– Это такой небольшой сосуд, куда сбрасывают мысли, чтобы посмотреть на них позже. Черт, ты даже можешь туда войти и прогуляться, и это окажется отличным путешествием. Словно прогулкой во сне, - Блэк замолчал, придавая следующим словам особое выражение. – У меня такой есть.
Северус по-прежнему смотрел на него с непроницаемым выражением лица. Какого дьявола? Ну, допустим, у Блэка был думосборос. Подумаешь. Думосбросы были дорогим удовольствием, но Блэки, как и Поттеры, были отвратительно богаты, у Блэков наверняка было полно бестолковых и дорогих игрушек. И думосборос, вероятно, был самой бесполезной из них, потому что Северусу трудно было вообразить, какие такие мысли, достойные сохранения, имелись у пустоголового болвана вроде Сириуса Блэка.
- А самое замечательное в думосбросах то, Северус, - продолжал Блэк, - что ты не единственный, кто может в них смотреть. Их можно демонстрировать и другим. Разделить с ними воспоминания, так сказать. То, что ты видел, показав все прямо так, как было. Все, Северус. От начала и до конца, до последней детали, - он провел рукой по липкому бедру слизеринца, задевая пальцем головку члена; Северус поморщился, и Блэк снова хитро хмыкнул. – Соображаешь, Сопливчик? Въезжаешь, о чем я толкую, ты, скользкий мерзавец?
И тогда до Северуса дошло.
О, черт.
Он снова взглянул в зеркало, в котором худой, с глазами, как у призрака, подросток полулежал в кресле, весь мокрый от пота. Губы были искусаны до крови. Волосы растрепаны. Ноги широко раздвинуты, одна перевешена через ручку кресла, все, что можно, выставлено на всеобщее обозрение. Его вид недвусмысленно намекал на то, что мальчишку только что хорошенько отымели – несомненно, он выглядел еще хуже несколько минут тому назад, дроча и трахая себя, словно возбужденный акробат в цирке, кончая фонтаном на живот.
Их можно демонстрировать и другим... Разделить с ними то, что ты видел, показав все прямо так, как было. Все, Северус. От начала и до конца, до последней детали.
Юноша попытался проникнуть в сознание Блэка, определить, был ли у Блэка думосброс или же это была хитрая ложь. Северус сомневался – Блэк не был таким уж умным – но осмелился надеяться. Он проник внутрь его головы, но не увидел настоящих мыслей, только эмоциональные тени: небольшие нетерпеливые импульсы, словно вспышки алого света, остроконечное и дымчато-серое презрительное изумление. Но сильнее всего там ощущалась похоть, густая, бархатистая и пурпурная. Это было все, что Северус сумел рассмотреть; у него не было палочки и, подобно Блэку, он был чересчур взволнован. Единственно, в чем Северус был уверен, это в готовности Блэка показать всей школе то, что видел, и у Северуса не было причин сомневаться, в том, что гриффиндорец так и сделает.
Избегая смотреть Блэку в глаза, с напряженной до боли челюстью, Северус скользнул рукой вниз и слегка сжал член. Он не шевелился, как было приказано, чувствуя себя не только униженно, но еще и глупо, сидя вот так, сжимая в теплой потной руке мягкий, словно дохлая змея, член.
Казалось, то, что он совсем не возбужден, нисколько не обескуражило Блэка; гриффиндорец – с напряженным, но светящимся от удовольствия лицом – опустился на колени прямо между ног Северуса и присоединился к игре. Блэк погладил оба бедра одновременно, раздвигая их шире, пробегая пальцем по неровностям в его паху. Затем сжал мошонку Северуса, перекатывая тяжелые яйца в пальцах, и Северус, все еще чрезвычайно чувствительный после оргазма, не смог сдержать вскрика. Блэк улыбнулся. Он снова сжал головку члена, играя с прорезью, и Северус задохнулся, его член задергался у него в кулаке.
Северус открыл глаза – когда они закрылись? – и ослабил хватку. Он с опаской наблюдал за Блэком, невольно ожидая наказания, но Блэк, по своему обыкновению, уже отвлекся на что-то другое.
- Что это? – он указал на пузырек, поднимая его и поворачивая к свету.
- Это пузырек, придурок.
- О, какой ты умник, Сопливус. Такой член плюс такое остроумие, - второй рукой он он стал крепко сжимать вышеупомянутую твердеющую часть тела поверх пальцев Северуса до тех пор, пока тот не поморщился.
- Лекарство, - ответ Северуса прозвучал резко и напряженно. – Я сам его приготовил.
- Лекарство? – Блэк с любопытсвом разглядывал склянку. – Не похоже. Оно выглядит как смазка, или... – его лицо внезапно прояснилось. – О. О, я понял, - он улыбнулся и отбросил склянку в сторону, проводя пальцем вниз по расселине и доходя до ануса, вызывая у слизеринца легкую дрожь. – У малютки Сопливчика болела попка прошлой ночью?
Ярость почти ослепила его.
– У тебя бы тоже заболела, ты, больной ублюдок, если бы тебя изнасиловал паршивый гриффиндорец!
Странное выражение появилось на лице Блэка. Одновременно удивленное, озадаченное и раздраженное выражение «ну-вот-снова-начинается».
- Я не насиловал тебя, Северус.
- О, конечно, нет, - презрительно усмехнулся Северус. – И как же гриффиндорцы называют принудительный секс?
- Принудительный, как же, - рассмеялся Блэк. – Ты хотел этого, душка. Умолял меня. Ты кончил, и кончил сильно, а я никогда не трахал более похотливой сучки за всю свою жизнь, поэтому избавь меня от этого спектакля под названием «дамочка-в-расстройстве». Ты хотел этого так же сильно, как и я.
И Северус видел, что он в это верил; мерзавец действительно верил, что связав кому-то руки-ноги, выпоров до крови, отымев без всяких «мамочка, разреши мне..?» было не насилием, если нападающий был достаточно смазлив, а жертва в какой-то момент ненароком возбудилась.
Или же нападающий был гриффиндорцем, а жертва – слизеринцем.
- Да ты больной, - пробормотал Северус. – Несешь какой-то бред.
- Неважно, - пожал плечами Блэк. – Если тебе приятно так думать, на здоровье. Продолжай ломать комедию. Убеждай себя, как я надругался над твоей честью, как я заставил тебя подчиниться моей животной похоти, как я... Мерлин, да ты коварен, - он все еще играл с отверстием Северуса, поглаживая разгоряченную мышцу, щекоча тонкие волоски; он скользнул пальцем внутрь внутрь и осторожно согнул его. – Ммм. Как шелк. Отличная работа, Сопливус. Мой член войдет в тебя при такой отличной смазке без проблем.
- Я же сказал, - прорычал Северус, - это лекарство, - он сопротивлялся изо всех сил, чтобы не прижаться к этому пальцу.
- О. Ну да. Лекарство, - Блэк закатил глаза и убрал палец. – И для чего же тебе нужно это «лекарство»? Ты что, никогда не слышал об исцеляющих заклинаниях?
Северус промолчал. Разумеется, он слышал о исцеляющих заклинаниях, и использовал их намного чаще, чем могло прийти в голову этому отморозку, но все же предпочитал мазь. Безопасно, успокаивающе, и потом, это то, к чему он привык.... и она принадлежала его матери. У него почти ничего не осталось от матери, и...
Северус резко пресек поток своих мыслей. Он просто предпочитал крем. Вот и все.
- Она ядовитая?
- Что?
- Ну, эта смазка, это… твое лекарство, - нетерпеливо хмыкнул Блэк. – Оно токсично?
- Да, - черт! Северус выругал себя. Он ответил слишком быстро; даже Блэк не купится на это.
Он и не купился.
- Гм, не думаю, - хихикнул Блэк. – И все же... осторожность не порок, да? – он снова подобрал палочку и провел ею по промежности Северуса; и тот безошибочно определил, что легкое покалывание от остатков крема перешло в глубокую магическую вибрацию. – Вот оно. Теперь все славно и аккуратно.
Северус сильно сглотнул. Аккуратно. Он прекрасно знал, что это означало, и что-то сжалось у него в животе - не то похоть, не то ужас.
- Ввиду того, что я причинил тебе неудобство, полагаю, я должен что-то сделать по этому поводу, - Блэк снова наклонился вперед, к бедрам Северуса, подняв глаза из под своей растрепанной челки. - Разожми задницу.
- Что?
Резкий шлепок ужалил внутреннюю сторону бедра.
– Ты сегодня принял таблетки от глупости, Сопливус? Я же сказал, разожми свою задницу. Разведи ягодицы. Покажи отверстие. Это не так уж сложно, знаешь ли. Две руки, две ягодицы – думаю, как-нибудь разберешься.
Северус просто смотрел на него, вспыхнув от шока. Блэк вздохнул.
- Мерлин, Северус, твое амплуа краснеющей девицы меня уже достало, к тому же я уже возбудился, как козел. Делай, что говорят, или же я привяжу тебя к этому гребаному креслу и затрахаю до крови, и плевать, что там у тебя болит, - еще один резкий шлепок. – А затем я начну продавать билеты на представление.
- Представление? Что ты...? – О. То представление. – Я даже не верю, что у тебя вообще есть гребаный думосброс! – воскликнул Северус. Но даже он слышал, с какой детской отчаянностью прозвучал его голос.
Блэк приподнял Северусу подбородок и повернул его голову, заставляя юношу взглянуть в зеркало.
– Ты действительно готов рискнуть?
Северус посмотрел. Сглотнул. Замер. Изо всех сил желая, чтобы у него в руках оказалась палочка, он представил, как хорошо будет смотреться Блэк со второй головой, вырастающей из уха и выгрызащей ему лицо.
И он повиновался.
- Вот видишь! Это было несложно, - Блэк поощряюще улыбнулся и погладил стремительно краснеющий след от удара на бедре Северуса. – А теперь раздвинь их.
Северус повиновался. С трудом.
- Да ладно тебе, Сопливус, ты можешь сделать намного лучше. Я хочу видеть отверстие, я хочу... Нет, черт тебя подери, не мотай головой, я хочу, чтобы ты это сделал. Да, ты можешь... не заставляй меня повторяться. Вот так. О... да, именно... Шире. Шире. Замечательно, Сопливус. Просто восхитительно. Посмотрите-ка на эту маленькую дырочку, открывшуюся только для меня. Бедняжка. Выглядит так, словно ее целую неделю не кормили.
Северус едва не подавился.
– Ты мерзкий.. ты отвратительный... ухнннн!
Первый толчок языка Блэка послал дрожь по всему позвоночнику. Он подпрыгнул, его бедра задергались в руках Блэка, а ягодицы вдруг зажили своей собственной жизнью. Блэк лизнул его снова, медленно проводя языком дорожку от ануса до мошонки; увлажненная языком кожа мерзла от прохладного воздуха, и дрожь, охватившая Северуса после манипуляций Блэка, была бесподобна.
- Мурашки, - удивился Блэк. Он согрел дыханием блестящую складку, и Северус снова поежился, к откровенному удовольствию Блэка. – Я даже не знал, что там тоже бывают мурашки.
И он продолжил. Вернувшись к промежности. К напрягшейся мошонке. К основанию члена. Северус ощутил легкое касание губ к мошонке; затем Блэк вылизал член по всей длине, все голубые прожилки, кружа вокруг головки, толкаясь языком в во влажную прорезь. Северус напрягся, его пальцы впивались в собственную плоть, и он боролся с желанием выгибаться навстречу каждому прикосновению. Блэк снова толкнулся кончиком языка в крошечную щелку, и остатки самоконтроля покинули Северуса.
Северус не собирался позволить Блэку сделать это снова. Неважно, что там Блэк делал, но он не собирался реагировать. Он сильный. Он может сопротивляться. Он должен сопротивляться. Он не собирался потакать Блэку, позволяя доводить себя до потери самоконтроля; он никогда не даст Блэку такой власти над собой. Он скорее убьет гриффиндорца.
Или себя.
Но это был заранее проигранный бой. Блэк, этот сукин сын и бессердечный ублюдок, был неутомим и бесконечно изобретателен. И он был везде: от головки члена Северуса до задней стороны его коленей, покусывая и вылизывая каждый дюйм обнаженной кожи. Каждое прикосновение гриффиндоца дразнило и неизменно возбуждало, но никогда не удовлетворяло, принося все новые ярчайшие ощущения, которые усиливались из-за отчаянно поддерживаемого Северусом жесточайшего контроля. Горячая дрожь где-то в глубине живота, восхитительное шевеление волос на затылке, спазматический трепет ануса и почти болезненные конвульсии яиц, сосков, основания члена – все ощущения словно удесятерялись от сознания того, что облегчение, в котором отказывал себе он, было совсем рядом – всего в нескольких дюймах от его руки.
lost girl , для того, чтобы прочитать этот кусочек утром, я проснулась на полчаса раньше своего обычного времени. Думаю, оно того стоило. Спасибо Вам большое.
Что за чертовщина с ним происходила? Даже то, что Блэк заставял его участвовать в собственном позоре, не могло подавить возбуждения. Наоборот: всякий раз, когда он смотрел на скачущую голову Блэка, замечая как бесстыдно и распутно словно похотливая блядь мальчишка в зеркале раскрывался и предлагал себя, жаркое желание расползалось по животу, оставляя Северуса слабым, дрожащим и разгоряченным.
А когда он предпринимал слабые попытки сопротивления, Блэк просто пускал в ход эти сводящие с ума губы, а так же напоминание, ужасно непристойное напоминание о том, что они участвуют в представлении, о причине по которой он изначально согласился принять участие в этом распутстве.
Когда он попытался оттолкнуть Блэка:
- Я просто тащусь от твоего вида, когда у тебя ноги раздвинуты, член покачивается, а ягодицы раскрыты, - вздыхал Блэк, тыкаясь между ними носом и остро покусывая их изнутри.
Когда он пытался пошевелить руками:
- Ты в курсе, что твое отверстие розовеет, когда возбуждается? – спрашивал Блэк, вылизывая анус кругами. – Оно горящее и влажное, словно розовые губки – и выглядит так, словно пытается поцеловать меня в ответ.
Когда он пытался прикрыть себя:
- Смотри, как при этом сжимается мошонка, - хихикал Блэк, слегка посасывая яйца Северуса. – Мерлин, они тяжелые, прямо бладжеры. Смотри, они словно пытаются сбежать от меня и попрятаться вокруг члена.
Посмотри на то. Посмотри на это. Посмотри, посмотри, посмотри. Даже с почти растаявшими мозгами, даже ощущая нечто среднее между сногсшибательным минетом и замаскированной кастрацией, Северус прекрасно понимал, что затеял Блэк. Часть его даже восхищалась этим планом. В качестве стратегии угроза думосбросом была гениальной, и часть его сознания, все еще способная к логическому мышлению, даже изумлялась; он бы никогда не поверил, что Сириус Блэк имел достаточно коварства для таких вот чисто Салазаровских игр в кошки-мышки.
И как его собственный член мог выносить все это? Безусловно, Блэк обладал необходимой жестокостью для таких вот тщательно дозированных, хорошо обдуманных пыток, но самоконтроль? Сам сукин сын даже ни разу не кончил, и ширинка его джинсов до сих пор выглядела так, будто вот-вот взорвется.
Северусу очень хотелось бы этого. Он не мог придумать худшего унижения, чем кончить до того, как это сделает его ублюдочный насильник – особенно учитывая, что ублюдочный насильник ворвался сюда с членом настолько твердым, что им было можно забивать гвозди – а Северус настолько быстро потерял самоконтроль. Он задыхался, потел, извивался с каждым прикосновением языка. Его член был напряженным и побагровевшим; струйка влаги стекала с головки вниз по стволу, в промежность. Желание довести себя до пика становилось невыносимым. Теперь Блэк посасывал головку легкими движениями, только головку, и Северус изгибался, стараясь проникнуть поглубже в этот восхитительный рот, пытаясь успеть сделать это до собственного взрыва.
Он сжимал себе ягодицы, массируя их, его пальцы скользили все дальше и дальше, к расселине. Он сжался, потом с готовностью распахнулся и стал почти бессознательно ласкать себя.
- О да, именно так, - вполголоса напевал Блэк. Его голос, казалось, звучал у самого уха, неожиданно хрипло и приглушенно. – Именно так, Сопливус. Ну же, порадуй меня – поимей сам себя. Засунь себе. Засунь себе и кончи. Кончи для меня.
Неожиданно это показалось отличной идей.
Северус продвинул палец в собственное тепло; почувствовал, как Блэк улыбается у его живота, как его язык вылизывает ему пупок, кружа, надавливая, пробуя. Смешение ощущений было странным и сильным, почти невыносимым: оно заставляло его хотеть напрячься и сгибаться, смеяться и рыдать, все вместе и одновременно, и он содрогался, пока его тело пыталось приспособиться к этим бурно противоречащим сигналам поступающим из его будто работающем на автопилоте мозга.
- Мерлин, погоди, погоди, - с трудом выдохнул Северус. Его свободная рука зарылась в голове Блэка, скручивая густые черные волосы и пытаясь оттолкнуть этот рот. – Боже, я не могу… хватит… просто хватит…
Блэк разрешил оттолкнуть себя, но недалеко; Северус чувствовал тепло его дыхания, когда тот говорил. Глаза Блэка неустанно изучали тело Северуса, его взгляд словно приклеился к длинному пальцу, входящему и выходящему из задницы.
- Мерлин, как чертовски сексуально ты выглядишь в этой позе, - хрипло бормотал он. – Как бы я хотел, чтобы у меня на самом деле был думосброс, чтобы я мог видеть это снова и снова.
У Северуса заняло несколько секунд, чтобы полностью осознать сказанное. Если бы у него...
- СЛЕЗАЙ С МЕНЯ! – заорал Северус. Он снова вцепился в волосы Блэка и оттолкнул его изо всех сил, сбросив на пол. – Убирайся, убирайся, убирайся!!!
Он на ощупь выбрался из кресла, отчаянно, словно позабыв и про лежащую на прикроватной тумбочке палочку, и про одежду, и даже про дверь. Ему просто хотелось выбраться отсюда, сбросить с себя руки Блэка, губы Блэка, похотливое лицо Блэка – и убрать от себя как можно дальше.
И ему почти удалось это. Но, споткнувшись, он наступил на пузырек с мазью - тот прокатился под его ногой и заставил его упасть на ковер лицом вниз и чуть не задохнуться от удара. Но еще до того, как он пришел в себя, Блэк запрыгнул на него и, с легкостью одолев, волоком затащил его назад в кресло. Северус яростно сопротивлялся, - возможно, даже яростней, чем ожидал от него Блэк: дважды ему почти удалось вырваться. Затем он услышал заклинание Relaxus , почувствовал окутывающую его вибрацию магии и свалился в кресло, неспособный пошевелиться, его тело стало одурманенным и расслабленным, его конечности - тяжелыми и бесполезными.
Он не мог ничего делать, только беспомощно наблюдать, как Блэк усаживал его в кресле, словно большую куклу.
Блэк заколдовал Северусу руки, связав запястья и подняв их к затылку; перекинул длинные ноги через подлокотники кресла, раздвигая их до тех пор, пока Северус даже несмотря на расслабляющее заклинание, ощутил почти непереносимое растяжение в бедрах. Наконец Блэк, оставшись довольным позицией Северуса, наклонился и снова приподнял его подбородок.
- Мерлин, ты действительно что-то с чем-то, да, Сопливус? - произнес он. – Каких дешевых маггловских романов ты начитался? – Блэк хихикнул – хихикнул! – и его серые глаза сверкнули весельем. – И что, по-твоему, я должен сейчас сказать? «Ах, какая ты стервочка, Северус!» Да? Или «О, я просто тащусь от девиц с характером»? – и Северус ощутил на своих губах его теплое влажное дыхание. – Открыть тебе секрет, Сопливус? Да, ты именно такой. И да, я тащусь.
Поцелуй был сильным и неряшливым, почти болезненным, но Северус не стал бы сопротивляться, даже если бы смог. Потому что поцелуй был восхитителеным. Никто никогда не целовал его так, как сейчас Блэк – ни Люциус, ни Белла, никто. В этом поцелуе он мог ощутить всю озадачивающую гамму эмоций Блэка - от гнева и презрения до горячего желания, от гриффиндорской необходимости завоевывать до гриффиндорской необходимости играть в героя, баловать и защищать. Северус все еще не мог пошевелиться, но вполне владел своим ртом, поэтому ответил на поцелуй так, как мог, вылизывая зубы Блэка, высасывая его язык, и низкий стон, который он вызвал у Блэка, заставил его застонать в ответ.
Когда никто из них уже не мог нормально дышать, Блэк отодвинулся. Его красивое лицо горело, выражение глаз было почти мечтательным. Он провел пальцем по нижней губе Северуса.
– Мерлин, какие губы, - прошептал он. – Я не могу дождаться засунуть в них член.
- Тогда освободи меня, - слова вылетели до того, как он мог остановить их. Ответный смех Блэка заставил его покраснеть, но, скрипя зубами он продолжил. – Я серьезно. Если ты освободишь меня, я... я отсосу тебе. Я отсосу тебе как следует.
- Ты сделаешь это в любом случае, причем очень скоро, - согласился Блэк. – Но не сегодня. Сегодня – особый вечер. Сегодня – все для тебя, - он коснулся потерявшего часть твердости члена Северуса и покачал головой. – Кажется, я переборщил с заклинанием, да? Есть части тела, которые не должны расслабляться. Меня вовсе не привлекает трахать труп. Finite Incantatum.
Заклинание освободило его, и напряжение с силой вернулось в его растянутое тело: мгновенно заболели плечи, бедра заныли, а его пах стал разрываться на части. Он чувствовал себя, словно резиновая игрушка в руках двух детей-садистов.
Он открыл был рот для протеста – ...но внезапно кончик палочки Блэка скользнул внутрь его задницы, и он даже забыл о ноющих мышцах в приливе неожиданного, болезненного ужаса.. Во рту стало сухо, голова закружилась, и на какую-то ужасную секунду ему показалось, что он теряте сознание.
Палочка Блэка. Его палочка, великий Салазар, о чем думал психованный сукин сын? Палочка была оружием, инструментом огромной непредсказуемой силы, и ни один маг в своем уме никогда бы не воткнул ее в зад другому человеческому существу, как маггл не воткнул бы ни ножа, или ни ружья.
Северус бы сказал все это – он бы даже умолял, если бы смог – но, казалось, его способность к членораздельной речи улетучилась насовсем. Он снова открыл рот, но не сумел выдавить из себя ничего, кроме слабого хныканья. Услышав этот звук, Блэк широко улыбнулся.
- Что, нравится? Так я и думал. Ммм. Обожаю то, как ты сжимаешь анус. Только посмотри на эту жадную складку... Интересно, каждый боттом так может, Северус, или это ты у нас такой талантливый? - он взглянул вниз на Северуса, который лихорадочно мотал головой, его губы кривились. – Мерлин, Северус, успокойся. Вопрос был чисто риторическим.
Блэк толкнул палочку глубже. Казалось, она гудела внутри Северуса, он чувствовал, как она излучает некую силу, словно громоотвод, только что пораженный молнией.
- Умоляю. – умудрился каркнуть он. Горло сжималось и было сухим, как будто он наглотался пыли. – Пожалуйста.... я... п-пожалуйста...
На лице Северуса мелькнуло что-то вроде ужаса. Блэк озадаченно сдвинул брови.
– Какого черта с тобой происходит?
- Пожалуйста. Вытащи ее. Вытащи. Я сделаю все, что хочешь...– он едва понимал, что уже умоляет Блэка; все его усилия были направлены на противостояние проникающей внутрь магии, агонии, которую он уже почти ощущал физически.
- О, ради Мерлина, - наконец – наконец-то! - до Блэка дошло, и он выглядел одновременно удивленным и раздраженным. – Мерлин, Северус, я думал, что ты умнее. Ты же не веришь чепухе о том, что происходит, когда палочку засовывают внутрь, ведь нет?
- Это то, что говорят, чтобы мы ими себя не трахали, - Блэк явно пытался проявить терпение, словно разговаривая с глупым ребенком, его тон был почти добродушным. – Это миф, Северус. Все равно... все равно что пугать детей тем, что они ослепнут, если будут много дрочить. Поверь, это безопасно, - он рассмеялся. – Питер пользуется своей задницей как кобурой, когда... ну, в общем, ты меня понял.
Северус все еще выглядел недоверчивым. Блэк нетерпеливо нахмурился.
- Ради бога, Северус, может, мне и наплевать на тебя, но ты действительно думаешь, что я бы рискнул повредить это? – он схватил его за задницу и сильно сжал. – Смотри, все равно ты ничего не изменишь, а потому – расслабься и получай удовольствие. Я слышал, это должно быть здорово.
Северус сглотнул. Казалось, Блэк говорил совершенно искренне – что для Северуса абсолютно ничего не означало - Блэк был блестящим лжецом – но в его словах имелся смысл. Казалось, он по-настоящему дорожил телом Северуса. И однозначно испытывал слабость к его заднице. Несмотря на то, что Блэк был мерзким садистом-отморозком, Северус не думал, что он был одержимым убийцей. И...
И ощущения действительно оказались восхитительными.
Северус пришел в себя незадолго до рассвета. Не в кресле, а в собственной постели, укрытый тремя пледами и чувствуя себя прекрасно – теплым, сонным, умиротворенным, насыщенным. У него не было болезненных ощущений, обычно возникающих после интенсивного секса, и он даже засомневался, всего на пару секунд, не приснилось ли ему все это.
Вялое потягивание и несколько движений на простынях мгновенно излечили его от этой иллюзии. Тихонько застонав, он перекатился на бок. Мерлин, такое ощущение, что палочка Блэка все еще оставалась внутри него. И его член... член ужасно ныл. Северус осторожно потер виски и поморщился. Блэк, хотя и явный новичок в этом деле, делал шикарный минет, но ему следует научиться поосторожней обходиться с зубами.
Блэк. Блэк снова сделал с ним это. Напал на него в его собственной комнате. Выудил из его тела такие волны удовольствия, о существовании которых он даже не подозревал. Связал, унизил и поработил его, заставив насладиться каждым моментом процесса, плюс ко всему затрахал до потери сознания суррогатным членом.
Затем он отнес его в постель, укрыл и закутал так уютно, словно Северус был новорожденным младенцем. Или так же бережно, как любимую игрушку.
Этого было достаточно, чтобы свести рассудительного слизеринца с ума.
Чем он был для Блэка, гадал Северус. Игрушкой? Развлечением? Объясняется ли это просто-напросто тем, что Блэк всегда хотел то, чего нельзя? Зная Блэка, это имело извращенный смысл. Блэк был популярен, на хорошем счету у преподавателей, отличный спортсмен, почти неправдоподобно красив (и прекрасно сознавал это); тупой кобель, уже поимевший половину школы, в то время как вторая половина бегала за ним по пятам с вытянутыми языками и текущими слюнками. Неужели именно этого он хотел все эти годы, зная, что Северус никогда не засматривался на него, не считая случаев, когда собирался запустить в него заклинанием? Северус не знал наверняка – но готов был поспорить на год жизни, что это возмущало пустоголового придурка до глубины души.
Во всяком случае, он на это надеялся.
Северус поглубже зарылся в одеяла. Движение спровоцировало вспышку боли внизу, и его улыбка улетучилась. Неважно, что Блэк чувствовал раньше, теперь это оставалось спорным вопросом. Ублюдок выиграл. Он получил, что хотел, как богатые гриффиндорцы получали всегда, неважно – заслуженно или нет, причем на блюдечке с голубой каемочкой. Да, он оказался сильнее c помощью вымогательства, обмана и эмоционального шантажа, но – как говорил бессмертный Салазар Слизерин: цель оправдывает средства. Сириус Блэк, жестокий хогвартский серцеед, теперь мог добавить Северуса Снейпа в длиный список своих побед. Он снова выиграл.
Какого же черта он вернулся?
Северус углубился в размышления. Это был хороший вопрос. Блэк отымел его две ночи тому назад, и уже тогда получил все, что хотел – какой смысл ему было возвращаться прошлой ночью?
У него просто стоял, вот и все. Стоял, а под рукой не оказалось никого подходящего.
Вернее, почти не оказалось никого подходящего, поскольку какой-никакой, а выбор партнеров у гриффиндорца имелся... и несомненно, ни один из них не нуждался в угрозах и болезненных заклинаниях для того, чтобы согласиться переспать с Блэком. И все же, Блэк пришел именно к нему. Более того, он собирался вернуться – намек на это был более чем прозрачным. Ты сделаешь это в любом случае, причем очень скоро, сказал он. Но не сегодня.
Но не сегодня. В другой раз. Но почему? Что ему еще было нужно? Он отымел Северуса, растоптал его достоинство, отобрал контроль над собственным телом. Страх, наказание, полное унижение – так чего же ему не хватало?
Я хочу тебе нравиться, Северус.
Блэк сам сказал это два вечера тому назад. Я хочу тебе нравиться, Северус. Я просто хочу тебе нравиться Я понравлюсь тебе, даже если мне придется тебя заставить. Чепуха, фыркнул Северус про себя. Этого не произойдет, даже если у них в запасе будет с десяток жизней. Если Сириус Блэк пытался заставить Северуса влюбиться – если Сириус Блэк был действительно таким слепым, жадным, глупым и тщеславным – он будет ждать, пока Хаффлпафф выиграет кубок школы, а гора придет к Магомету. Северус не мог бы этого сделать, даже если бы приложил максимум усилий.
Вздохнув, он снова пошевелился. Он высвободил руку из-под одеяла и небрежно положил на подушки. Единственное, что было хорошего в домовых эльфах – те всегда клали на постель много теплых пледов и мягких подушек. Юноша притянул их поближе, зарываясь в них лицом. Они были теплыми, невзирая на холод в подземельях, теплые, словно свежеиспеченный хлеб, и так приятно пахли – чуть-чуть мылом, и еще чем-то, более человеческим. Мускусом. Кожей. Потом.
Они пахли Блэком.
Блэком?
Северус уставился в темноту. Сна больше не было ни в одном глазу.
- Lumos, - прошептал он. Факелы загорелись, и он приподнялся на локте, жмурясь из-за яркого света. Другая сторона постели была в таком же беспорядке, как и его собственная; а на подушках была вмятина посередине. Он провел по ним рукой, упиваясь следами теплоты кожи Блэка; пальцы нащупали несколько черных волосков, и Северус с изумлением уставился на них.
Не может быть. Не может. Даже Блэк не мог быть таким идиотом.
Но – очевидно – он им был. Блэк не смылся после обморока Северуса. Он оставался почти всю ночь, судя по все еще теплому постельному белью; Блэк остался и спал возле мальчишки, который ненавидел его, мальчишки, которого изнасиловал дважды, мальчишки, который мог - и с превеликим удовольствием, не колеблясь ни мгновение - послать в него заклинанием, отрезающим яйца и заменяющим их на горячие печеные яблоки.
Да какое там – идиот. Блэк был абсолютным психом.
Он остался.
Северусу стало интересно, что же сделал Блэк. Что Северус упустил? Спал ли он вообще? Или играл с новой игрушкой, лаская и исследуя Северуса тем же сводящим с ума, почти нежным способом, как и в первую ночь? Целовал ли он Северуса? Обнимал ли его? Сколько времени провел в его постели?
Зачем Блэк оставался тут, в чужой спальне?
Северус погасил факелы и упал на подушки. У него кружилась голова. Почему, почему, почему? С Блэком он все время возвращался к «почему», не так ли? К вопросам без ответов – или, еще хуже, к вопросам с такими ответами, какие он даже не осмеливался сформулировать.
Ответ. На твой вопрос. На твое «почему». Его всегда больше в сердце, чем в разуме.
Дамблдору было легко говорить – Северус был готов поспорить, что за все его сто с половиной лет тот никогда не обжигался настолько часто, насколько Северус в свои шестнадцать.
Северус вдруг осознал, что этой ночью Блэк дал ему над собой такую власть, воспользоваться которой хоть над кем-нибудь он не смел даже и мечтать - тем более над высокомерным и могущественным Сириусом Блэком, но он больше не мог игнорировать голос разума. Голос, убеждавший его не быть идиотом, и не надеяться ни на что – ни на многое, ни на малое.
Голос Дамблдора настаивал. Учись доверять инстинктам, Северус. Они у тебя верны и правдивы, настолько верны, насколько это возможно, и тебе стоит довериться им - зачем ты сопротивляешься?
Ладно. Инстинкт говорил, что измятые подушки и потерянные волоски означали одно: тут лежала голова Блэка, что в этот раз Блэк сам может оказаться жертвой своего же розыгрыша – для разнообразия. Что Блэк гораздо больше был помешан на нем, чем они оба могли предположить.
Да, инстинкт говорил ему все это очень и очень недвусмысленно. Однако голос рассудка бесстрастно утверждал, что Северус Снейп просто не мог быть таким везучим, никогда не был, и никогда не будет – и голос рассудка сливался с голосом продолжительного трудного опыта. Игнорировать который было невозможно.
И все же... это была заманчивая мысль, не так ли?
Северус закрыл глаза. Его затемненная постель была такой уютной и принадлежала ему целиком. У него был целый день. Ни занятий, ни домашних заданий... он мог проваляться тут все утро, если бы пожелал. Читая. Подремывая. Даже мечтая. Лежа и наслаждаясь теплым мягким покоем.
С того дня, как вы выкладываете фик, хожу как под кайфом Только что прочитала последний кусочек и уже снова жду проды. А дозу уменьшать не надо, такого много не бывает...
- М-м? – Сириус взглянул на приятеля. Не без труда, потому что на противоположном конце стола сидел кое-кто поинтересней. Черт, как же классно сегодня выглядел Снейп. Не в своем обычном сексуально-загадочно-готичном-я-знаю-что-там-у-тебя-под-мантией облике, а элегантно, даже парадно и без вычурности. Аккуратно. Стильно. В новой мерцающе-зеленой, на слизеринский манер, мантии, с вымытыми, причесанными, изящно спадающими на спину волосами... и... Нет, не может этого быть! Неужели потаскун стал пользоваться подводкой для глаз?
Ремус вздохнул.
– Ты. Пойдешь. Сегодня. В Хогсмид? – каждое слово он произнес отчетливо и резковато. Словно родитель, обращающийся к непослушному сыну, невольно отметил Сириус.
- М-м... еще не знаю. Я не собирался. Без тебя, Джеймса и нашего крысеныша там будет скучно.
Кроме того, возможно, мне и без того будет чем заняться. Глаза Сириуса снова метнулись к Снейпу. Он решил, что Снейп все-таки не пользовался подводкой; просто у него были настолько густые и темные ресницы, что создавалось такое впечатление. Если подумать, Сопливус всегда выглядел так, словно у него были накрашены и губы тоже, но Сириус-то знал, что это был естественный цвет. Алые. Спелые. Соблазнительные, даже тогда, когда он выкрикивал свои оскорбления.
Губы Снейпа. На нем. Влажные, теплые и...
- А почему без меня? – не понял Ремус.
Люпин обращался к Сириусу, хотя смотрел в том же направлении, что и Блэк, и Сириус сделал усилие, чтобы не покраснеть.
– Ну, я просто подумал...знаешь... все-таки прошлой ночью… ну… - Сириус беспомощно жестикулировал. – Ты выглядишь немного усталым, вот и все.
Улыбка умника улетучилась.
– Усталым – это мягко сказано, - признался Ремус. – Даже не могу понять, почему прошлая ночь оказалась такой ужасной.
Сириус ощутил укол вины. Прошлой ночью было полнолуние, и Ремус, впервые за долгое время, провел его в одиночестве. О, Сириус, как обычно, предложил составить ему компанию, но Ремус воспринял это за проявление вежливости (в чем был прав), и благородно отказался. У Сириуса намечались другие, более приятные альтернативы, чем превращение в пса и обмен блохами с оборотнем, и оба приятеля это понимали.
Ремус прочел выражение лица друга и снова вздохнул.
– Сириус, ты не виноват в том, что тебя со мной не было. Даже не знаю, почему я настолько измотан, - Люпин пожал плечами. – Просто все циклы протекают по-разному. Так было всегда.
- О, - Сириус вяло поковырял вилкой омлет. Он все еще ощущал свою вину, и доброта Луни ничего не меняла. Луни провел ночь в Визжащей Хижине, морозя мохнатую задницу, страдая от физических мук из-за превращения сперва в одно существо, потом в другое, борясь с продирающим до костей звериным инстинктом сожрать пару деревенских жителей – а чем занимался в это время Сириус? Да все тем же самым – зарылся по самые яйца во рту Снейпа, и в то же время отсасывал у него. Как говорят магглы – в позиции «шестьдесят девять». – Смотри, если тебе хочется пойти, то я с тобой.
- Ты уверен? – губы Луни сложились в понимающую усмешку. – Я думал, у тебя другие планы, - перед тем как сделать глоток, он слегка наклонил стакан с тыквенным соком в сторону Снейпа. Снейп, слава Мерлину, ничего не заметил.
В этот раз Сириус все-таки покраснел, но попытался замаскировать смущение деланным смехом.
– О. Ну да, конечно. С ним? Я тебя умоляю, Луни, - он понизил голос до шепота. – Трахать придурка - это одно, но появляться с ним на людях? У меня тоже есть принципы, знаешь ли.
- О, я не уверен, - Ремус все еще изучал ничего не подозревающего Снейпа поверх стакана. – Сегодня он выглядит совсем недурно, ты не находишь?
- Я не заметил, - это была ложь, причем настолько очевидная, что Сириусу было ясно, что Ремус знал, что это была очевидная ложь – но нужно же было хоть как-то ответить.
- Ну да. Он почему-то прихорошился. Вымыл голову. Нацепил новую мантию, - Луни снова пожал плечами, изображая воплощение невинности. – Такое впечатление, что он собрался на свидание. Ну, я и предположил, что с тобой.
- Заткнись, - почти прорычал Сириус. Луни моргнул, а Сириус закусил губу. Черт. Юноша понимал, что Луни его просто дразнит, но ничего не мог поделать со своей досадой. Он был раздражен. Его снова посетило это чувство. Это неловкое, некомфортное ну-и-вляпался-же-я чувство. Опять.
Он трахал Снейпа уже в течение двенадцати дней. Двенадцать дней ошеломляющего, будоражащего, продирающего до самых печенок секса, в каждом углу, в каждой позиции, в каждой дырке, имевшейся у Снейпа, но ни на дюйм не приблизился к тому, чтобы иметь Снейпа так, как ему хотелось - по-настоящему хотелось. После двенадцати дней ошеломляющего, будоражащего, продирающего до самых печенок секса Снейп все так же ненавидел его до мозга костей.
О, ему несомненно нравился секс – его тело, по меньше мере, великолепно реагировало на каждую восхитительную в своей пошлости атаку Сириуса, и он никогда не делал серьезной попытки к сопротивлению. Даже Ремус, не посвященный в детали (не то что бы ему этого очень хотелось – по его же словам), вынужден был признать, что если бы Снейп пожелал, то смог бы уже давно прервать эти свои отношения с Сириусом.
«Предупрежден – значит, вооружен» - гласит пословица, и Луни полагал, что любой дурак мог бы поставить приличное охранное заклинание, спать с палочкой под подушкой или же просто ударить насильника в пах, если уж до этого дойдет. А Снейп был далеко не дурак.
Итак, в том, что Снейп хотел его, не могло быть сомнений, и это было здорово, восхитительно и так же правильно, как дважды два – четыре. Но этого было недостаточно. Снейп не настолько сильно в нем нуждался, как, по мнению Сириуса, должен был – то есть, не настолько сильно, как во сне, еде или воздухе. Сириусу было необходимо, чтобы Снейп думал о нем каждую секунду днями, и мечтал каждую бессонную минуту ночами, постоянно вспоминая вкус его губ, пожирал простиравшимся на всю комнату тоскливым взглядом, безмолвно умоляя улыбнуться или хотя бы заметить его; он хотел, чтобы Снейп боготворил его до потери сознания.
Но Снейп отказывался играть по правилам. По ночам он позволял Сириусу себя трахать, тискать, связывать в вульгарных унизительных позах, пороть, применять целую кучу разнообразных экзотических приспособлений к каждой части своего тела; однако при свете дня он так беззастенчиво игнорировал Сириуса, словно они никогда не были знакомы. Иными словами, Снейп давал, но не сдавался.
Снейп был упрямым, тупым, ненавистным маленьким мерзавцем
Хуже всего было то, что каникулы уже заканчивались – и что там говорил Джеймс до их начала? «Оттрахай гаденыша до посинения, если тебя это заводит, Бродяга, но потом не вздумай поворачиваться к нему спиной. Он тебя ненавидит, и никакой трах этого не изменит.»
Сириуса позабавили эти слова. Он тогда ответил, что, может, Сохатый был и прав насчет спины, но ошибался насчет всего остального. Сириус Блэк прекрасно осознавал силу своей соблазнительности, шарма и сексуальной привлекательности, и поклялся, что превратит Снейпа в покорную, боготворящую его игрушку до окончания рождественских каникул. А может даже до окончия их первой ночи. Такими словами он заверил и Джеймса, и себя. Да он, фактически, пообещал себе это.
К сожалению, кто-то забыл поставить в известность Снейпа о принятом решении.
Поэтому вышло… вот так. До сих пор Сириус находил утешение в том, что план по-прежнему работал, что его шарм был все таким же притягательным – это просто Снейп был несговорчивым, упрямым… в общем, в своем репертуаре. Но теперь, благодаря длинному языку Ремуса и новой элегантной наружности Снейпа, Сириусу следовало учесть еще кое-что.
Конкуренцию.
Сощурившись, он снова взглянул на Снейпа. Ну ладно, тот вымыл голову. Подумаешь. С тех пор, как Сириус стал спать с ним он мыл их регулярно; Сириус предпочитал его волосы чистыми и дал понять Снейпу, что удовлетворить прихоть Сириуса было в его же интересах. Учитывая то, что для надежности это требование несколько раз подкреплялось приложением трости к выгибающейся заднице Снейпа, то новоявленный интерес слизеринца к личной гигиене совсем не удивлял.
Но вот эта мантия... Что же не так с мантией? Луни был прав - она действительно новая. И действительно дорогая – выглядит как шелк. Рождественский подарок? Возможно. Но от кого? Родители Снейпа в жизни бы не позволили себе настоящий шелк; черт, они даже не могли обеспечить сына более-менее приличной зимней одеждой, судя по тому, в каких лохмотьях Снейп ходил в последние два года. И у Снейпа не было друзей. Во всяком случае, таких, которые бы смогли или захотели потратиться на такой роскошный подарок.
Улыбка Сириуса поблекла. Да, роскошный – и, если задуматься, очень личный. Такой мог бы подарить любовник. Или кто-то, кому была не безразлична внешность Снейпа, кто-то, кто по какой-то причине желал принарядить слизеринца.
И вообще, какого дьявола Снейп сегодня при полном параде?
Для кого он расфуфырился?
Сириус уставился на Снейпа, намереваясь встретиться с тем взглядом. Мгновение спустя Снейп поднял глаза, и Сириус ощутил, как неуверенность переросла в страх. Черные глаза были холодными, бесстрастными, абсолютно невыразительными, не считая еле уловимого презрительного любопытства. Это был тот самый отрезвляющий и высокомерный взгляд, которым обычно награждал его Снейп, и в ту же секунду страх был вытеснен вспышкой гнева такой силы, что она одновременно взволновала и шокировала Сириуса. Прошлой ночью ты лежал, перекинутый через стул, выкрикивая мое имя, ты, гнусный ублюдок, а сейчас у тебя хватает наглости вот так на меня смотреть?
Словно читая его мысли, Снейп едва заметно кивнул, и тончайшая улыбка искривила его губы. Даже и не сомневайся.
Сириус похолодел и дрожащей рукой оттолкнул тарелку. Аппетит куда-то пропал.
*** Три часа спустя, все еще дымясь от гнева, словно дешевый котел, Сириус уже был в Хогсмиде, следуя по пятам за своим ничего не подозревающим любовником. Отделаться от Ремуса оказалось неожиданно легко – сразу же после завтрака тот свалился в постель, жалуясь на убийственную мигрень, как следствие его превращений, и быстро заснул. Слишком раздраженный для того, чтобы испытывать муки совести Сириус прихватил мантию-невидимку, еще парочку необходимых вещей и бесшумно выскользнул из комнаты.
Двигаясь быстро и бесшумно, словно кот, он держался в двадцати футах от Снейпа. Лежащие у него в кармане предметы - короткая, прочная деревянная трость, длинные тонкие и упругие березовые розги, крепкий и мягкий пояс из драконьей кожи – неуклюже выпирали из мантии, но их тяжесть успокаивала: когда он, наконец, доберется до Снейпа, то этот ухмыляющийся, бросающий высокомерные взгляды мерзавец продегустирует каждую вещицу.
Ну, а если таинственный покупающий-мантии-друг Снейпа тоже захочет поучаствовать в развлечении? Без проблем. В теперешнем настроении подобное развитие событий вполне подходило Сириусу.
Одна задница хорошо, а две – лучше.
Снейп перешел Трикор Стрит и повернул направо, скрывшись за углом магазина Зонко. Сириус подождал, пока какая-то троица пузатых приятелей уберется с дороги, прежде чем перейти улицу, и завернул за угол как раз вовремя, чтобы увидеть, как Снейп входит в Кабанью Голову.
Какого черта?
Снейп не имеет права посещать Голову; ему же шестнадцать, а выглядит он еще моложе, и старик Роах всегда соблюдает правила. Малолеткам нет хода в Кабанью Голову. Никогда. Черт, Сириус готов был поспорить на большую сумму денег, что даже сам Альбус Дамблдор был бы задержан при входе.
Он выжидал, наблюдая, предвкушая (не без удовольствия), как в любой момент дверь распахнется, и Снейпа вышвырнут вон. Возможно, он упадет прямо на задницу, бедняжка. Или даже замарает новую шикарную мантию. О. Ужас. Какая. Мысль.
Тридцать секунд. Шестьдесят. Полторы минуты. Наконец, более раздраженный, чем когда бы то ни было, разрывающийся между негодованием о том, что Сопливус первый из всех живущих на земле умудрился нарушить неприкосновенность Кабаньей Головы, и пугающей убежденностью, что Снейпа подвергла массовому изнасилованию пьяная толпа, Сириус подошел и взглянул в ближайшее окно.
Почти скрывшись в тени, Снейп стоял у углового стола.С ним было двое. Первый, незнакомый Сириусу, довольно взрослый привлекательный мужчина, уже сидел с полупустой кружкой чего-то густого и темного. Даже беглого взгляда хватило, чтобы впечатлиться его наружностью. На вид ему было лет пятьдесят. Он был очень бледным и худощавым, почти таким же, как Снейп, и даже в сидячем положении казался очень высоким. Волосы были зачесаны назад и спадали густыми темными волнами, обнажая броские аристократические черты: полные губы, твердый подбородок, чеканные скулы, орлиный нос.
Второй мужчина стоял возле Снейпа, положив руку ему на спину (настолько низко, что Сириус даже рассердился) и выглядел намного моложе первого. Это был блондин, поражавший изысканной декадентской красотой.
Люциус Малфой.
Сириус скривился. Люциус Малфой. Вот оно - истинное лицо негатива слизеринского факульта: богатый, избалованный, нетерпимый и высокомерный. Он был шестикурсником, когда Сириус, Снейп и другие были первогодками, абсолютным властелином факультета Змеи, и уже в те годы первейшим политическим карьеристом. Сириус до сих пор не мог забыть шайку головорезов и сучек, которую Малфой называл друзьями – а почему бы и нет? Их целью было при любом удобном случае поиздеваться над гриффиндорцами. Особенно над робкими гриффиндорцами-первокурсниками, которые еще не были способны отличить бладжер от ананаса.
Сириус вспомнил, что Снейпу иногда позволялось болтаться в компании группы Малфоя - как придурковатому младшему брату, которому неохотно разрешали играть с большими парнями – быть мальчиком на побегушках, выполнять за них грязную работу, сносить оскорбления и лизать их задницы.
Малфой что-то говорил. Сириус не слышал слов, но, судя по жестикуляции, казалось, что Малфой знакомил Снейпа со старшим мужчиной. Нет. Не знакомил. Представлял. Скользкая улыбка, плавное - и, очевидно, хорошо отрепетированное - движение руки, напряженная готовность на его заостренном бледном лице – все это напоминало пронырливого продавца подержанных метел, спешащего заключить еще одну сделку до закрытия магазина.
Незнакомец кивнул, и Малфой со Снейпом сели. Незнакомец подал знак проходящему официанту, и на столе тут же появились два высоких стакана. Никто не произносил ни слова.
Сириус приблизился к тусклому окну, пытаясь разобраться, что же там происходило. События развивались так странно, что это даже зачаровывало. Малфой все еще выглядел нервным и взволнованным, но слегка самодовольным – наверное, сделка прошла удачно. Незнакомец же казался вежливо-отстраненным, его лицо выражало то ли равнодушие, то ли скуку, лишь легкое подергивание губ выдавало его настоящие чувства. Снейп же просто выглядел напуганным.
Напуганным?
Сириус пригляделся повнимательней. Снейп сидел, опустив голову, его лицо было почти полностью скрыто завесой волос, но та небольшая часть, которую видел Сириус, напоминала застывшую белую маску. Слизеринец сидел в профиль к Сириусу, и тот отметил напряженно сцепленные пальцы на коленях; жилку, бьющуюся где-то около подбородка, закушенную нижнюю губу. Заставить бояться Снейпа было непросто - после пяти с половиной лет запугиваний и издевательств Сириус знал об этом лучше других. Но сейчас тот был явно ни жив ни мертв от страха. И, если приглядеться повнимательней, то и Малфой тоже – скользкая, лощеная улыбочка продавца была слишком широкой и застывшей, чтобы сойти за искреннюю, а не служить простой маскировкой страха.
Кем же был этот мужчина?
Сириус снова взглянул на него. На этот раз гораздо внимательнее – и у гриффиндорца подкосились колени. Мерлин! Как же он этого не заметил? Безусловно, незнакомец был привлекателен, но даже Сириусу, с его новоявленным интересом к представителям собственного пола, неожиданно стало трудно удержаться на ногах. Даже дышать. Мужчину окружала аура с большой буквы «А»; даже на расстоянии двадцати футов и одного грязного окна он излучал власть и силу, да по сравнению с ним даже Дамблдор казался побитым молью старым магглом, показывающим карточные фокусы.
Незнакомец заговорил. В основном обращаясь к Снейпу. Казалось, он задавал вопросы; Снейп отвечал, хотя и односложно – его губы раскрывались слишком редко для того, чтобы успевать произносить что-то, кроме «да» и «нет», а голова оставалась опущенной в течение всего разговора, словно ему было страшно даже взглянуть в лицо старшему собеседнику.
И Сириус не мог его в этом обвинить, поскольку сам испытывал похожие эмоции.
Незнакомец снова заговорил, указав грациозным жестом на нетронутый напиток Снейпа, и Сириус заметил, что кое-какая деталь портила его броскую внешность: уродливые руки. У него были необычайно длинные пальцы, костлявые, известково-белые, как у скелета, а ногти - необрезанными, отвратительно загибающимися и слегка желтоватыми.
Не поднимая головы, в ответ на слова незнакомца Снейп лишь едва покачал головой. Мужчина нахмурился. И заговорил снова; Снейп снова покачал головой, и Сириус заметил, как у юноши побелели костяшки сцепленных на коленях пальцев. Незнакомец в недоумении насупил брови и долго смотрел на склоненную голову Снейпа, перед тем, как бросить гневный взгляд на Малфоя.
Злобными красными глазами.
Какого...?
Сириус в ужасе отшатнулся. Наверняка это была иллюзия, игра тусклого света. Он же видел глаза незнакомца, когда впервые посмотрел на него. Они были нормальными. Карими, ради Мерлина... или нет?
Разве у человека бывают красные глаза?
Незнакомец все еще смотрел на заикавшегося и запинавшегося Малфоя, который, казалось, вот-вот наделает в штаны. Он все еще что-то бессвязно лопотал, когда Снейп поднял голову. Снейп по-прежнему выглядел чертовски напуганным, почти в той же степени, что и Малфой, но встретил ледяной взгляд сидящего напротив него мужчины с хладнокровием, вызвавшим у Сириуса восхищение. Мужчина произнес какое-то короткое слово. Снейп взглянул на замершего рядом Малфоя и снова заговорил. Постепенно лицо незнакомца прояснилось. Его глаза снова сменили цвет на карий, а на красиво очерченных губах зазмеилась едва заметная усмешка. Он кивнул, встал из-за стола, потянулся к карману мантии и вытащил монеты. Два.. нет, три галлеона. Он протянул их Малфою, и Сириус почувствовал тяжесть в груди.
Незнакомец снова обратился к Снейпу, и при его словах Сириус отметил мелькнувший на лице у юноши ужас. Человек замолчал и вновь едва заметно усмехнулся, будто реакция Снейпа его позабавила. Затем его улыбка потеплела; мужчина потянулся и приподнял Снейпа за подбородок, отвел со лба волосы, погладил лицо. Это был откровенно чувственный жест, но уродливая рука делала его нежность почти непристойной. Сириус поежился – он даже не представлял себе, насколько отвратительным может быть такое прикосновение.
Однако Снейпа, казалось, это не беспокоило. Наоборот, несмотря на свое все еще испуганное выражение лица, он слегка склонил голову, словно ища контакта с держащей его чужой ладонью, и пристально, как под гипнозом, смотрел незнакомцу в глаза. У Сириуса сжался желудок. Реакция Снейпа была отвратительней, чем само прикосновение.
Гриффиндорец снова задумался о власти незнакомца. Затем стал представлять, к каким частям тела Снейпа мужчина совсем скоро станет прикасаться, и у него опять стало нехорошо в животе.
Так вот, значит, что там происходило! Так вот куда это все вело! И Сириус догадался об этом еще до того, как монеты сменили хозяев, не так ли? Новая мантия, торговля Малфоя, страх Снейпа... наконец, все встало на свои места. Снейп нашел себе сахарного дядюшку. И Малфой, этот мерзкий слизняк Малфой, зарабатывал сутенерством.
Все еще поглаживая Снейпа по щеке, Красноглазый велел ему подняться; по-прежнему не сводя с него взгляда, Снейп подчинился. Малфой тоже встал, и трое мужчин направились к стойке бара. Красноглазый обратился к Роаху, указал на стоящих позади него двух молодых людей, а затем на лестницу за баром. Роах кивнул. Красноглазый кивнул в ответ. Снова произошел обмен монет. Роах, наклонившись, что-то поискал под стойкой и протянул огромный ржавый ключ – с биркой «Номер 3». Изящным движением руки Красноглазый указал Снейпу и Малфою на лестницу, и они удалились из поля зрения Сириуса.
Сириус был ошеломлен. Роах, который не разрешал малолеткам даже вытряхивать пепельницы в своем баре, позволил двоим взрослым мужчинам отвести напуганного шестнадцатилетку в номера? Мерлин! Что он полагал с ним будут делать – играть в шахматы? И двое на одного... ну, это было такое извращение, которого Снейп, наверняка, не ожидал.
Такое извращение, которое невероятно возбуждало его самого... чего Сириус не ожидал тоже.
Интересно, станет ли Снейп сопротивляться?. Зажмут ли они его между собой, чтобы Малфой удерживал его тонкие кисти за спиной, пока Красноглазый будет грубо ласкать его член? Будут ли пробовать Снейпа на вкус одновременно – Малфой залезет языком Снейпу глубоко в анус, а незнакомец сомкнет свои полные губы на его члене? Или они сделают это по очереди? Один возьмет сзади, пока другой трахает в рот, или же они – о, Мерлин – вообще будут трахать его одновременно? Сириус о таком слышал. Никогда не видел, о нет, но воображение услужливо рисовало картину. О да. Два огромных члена толкаются в узкое розовое отверстие, растягивая и грубо разрывая его. Снейп кричит, шелковый голос наполнен болью и экстазом. Малфой, лежа под ним, входит в него снизу; незнакомец, склонившись сверху, толкается внутрь него снова и снова, его красивое лицо пылает жестоким удовольствием, в глазах горит дьявольская похоть...
Со вздохом Сириус отлепился от окна и взглянул вверх, щурясь от яркого солнца. Нет, ему просто необходимо туда как-то проникнуть.
Спустя пять минут, включавшие в себя угон чужой метлы, Сириус уже парил у окна ванной комнаты номер 3. Медленно облетев вокруг здания, он разобрался, где именно находились шесть номеров над баром, где были четные, а где нечетные. Оказалось, что комнаты с нечетными номерами располагались в передней стороне таверны.
Окно номера оказалось таким же грязным, как и внизу в баре, и, подглядывая, Сириус старался не касаться его носом. Ванная была тоже отвратительная, вполне в духе заведения; дверь в нее оказалась открытой, и Сириус мог разглядеть комнату изнутри. Продавленное кресло. Поцарапанная прикроватная тумбочка. Один угол кровати кое-как заправлен. Он поморщился. Ничего себе номерочек. Неужели Красноглазый, со всей своей элегантностью, красивой одеждой и кучей галлеонов не мог себе позволить лучшего место для траха?
С другой стороны, выбор мужчины за пятьдесят, питающего слабость к подросткам, возможно, был ограничен.
Сириус осторожно приоткрыл окно и забрался в комнату, пытаясь выкинуть из головы какую-то назойливую маггловскую песенку. Было непросто одновременно слезая с метлы и проникая внутрь сквозь узкое окошко, удерживать на себе мантию-невидимку, но он с этим справился. Не существовало такой шалости, которая бы не удалась истинному Мародеру.
То, что он увидит в соседней комнате, это уже другой вопрос.
Крадучись, он заглянул внутрь. Комната была небольшой, такой же грязной и пыльной, как и та часть номера, что он разглядел через окно. Красноглазого нигде не было видно, но Снейп и Малфой были там. Бинго!
Они стояли у изголовья кровати. Полураздетые, обнимающиеся. И целующиеся.
Сириус уставился на открывшуюся картину. Несмотря на свое богатое воображение, гриффиндорец не знал, чего именно ожидать, но то, что увидел, было совсем не в тему. Это было так не похоже на отчаянные, алчные поцелуи, которыми они обменивались со Снейпом, кусая друг друга, пытаясь причинить боль, одержать верх – соперничая даже в этом. То, что он видел сейчас, было медленным, томным и роскошным: ласкающие друг друга губы, встречающиеся рты, проталкивающиеся, скользящие и раскрывающиеся в совершенной гармонии; время от времени поцелуи прерывались из-за низкого стона, Сириус даже заметил, как плавно двигались мышцы на горле Малфоя, пока тот сосал язык Снейпа.
Мне он никогда не позволял целовать его вот так.
Ладно, это был всего лишь вопрос техники, решил Сириус. Он тоже, пусть и без ведома слизеринца, однажды поцеловал Снейпа точно так же. В их самую первую ночь, после того, как Снейп отключился, Сириус поцеловал его, и это было...ну, даже приятно. Без борьбы, без кусания, без пожирания лиц друг друга и без битвы за превосходство – просто приятный, медленный, глубокий поцелуй.
Но, очевидно, Люциус Малфой имел право на такую привилегию и с бодрствующим Снейпом.
Сириус сжал кулаки в приступе неожиданной ярости от того, что он должен пробираться тайком и воровать то, что Снейп предлагал Малфою добровольно, и если бы на них обоих в этот момент набросились дикие звери и разорвали их на клочки, он был бы рад до безумия.
Опираясь на стену, он приблизился. Сириус не понимал, зачем надо было приближаться, и почему он до сих пор тут находился вообще. Осознание того, что он видел, было невыносимым, но ноги словно приросли к полу.
Теперь оба любовника были обнаженными. Малфой держался за задницу Снейпа, используя ее как точку опоры, вталкивая пах юноши в свой. Блондин покусывал шею Снейпа – прямо в то нежное место, где начинается плечо, и Снейп расслабился в его руках, откинув голову, закрыв глаза и издавая мягкие стоны, которые внезапно ощутил на своем языке и Сириус. Гриффиндорец едва справился с очередным приступом бешенства. Ради Мерлина, это был всего лишь засос, а маленький потаскун выглядел так, словно вот-вот растает.
Ну и сучка. Вот ведь сучка. Дешевая, развратная, беспринципная проблядушка. Снейп за это заплатит, даже если Сириусу придется заставить его задницу выводить оперные арии.
Не отрывая губ от шеи Снейпа, Малфой опустил его на постель. Он вылизал ушную раковину Снейпа, коротко пососал мочку уха и отпустил с мягким чмоком.
– Ну... – прошептал он. – И что ты думаешь?
Осторожно открыв глаза Снейп напрягся.
– Я не желаю о нем разговаривать.
Малфой тихонько рассмеялся прямо в шею Снейпу.
– Я вообще ни о ком не хочу разговаривать, - ухмыльнулся он. – Но, боюсь, что иногда это неизбежно, - блондин провел языком по подбородку Снейпа и снова припал к его губам в коротком, страстном поцелуе. – Он хочет тебя, Северус. По-настоящему. Я прочел это в его глазах.
Снейп пожал плечами – без сомнения вспоминая пресловутый взгляд – и схватил голову Малфоя обеими руками.
– Потом, Люциус. Не сейчас.
Малфой улыбнулся. Это была искренняя улыбка, полная тепла и нежности. Она вызвала ответную улыбку Снейпа, улыбку, смягчившую странные черты и сделавшую его почти красивым, и Сириус никогда не ненавидел их сильнее, чем в тот момент. Какие там, к дьяволу, дикие звери – даже кровавая расчлененка была бы слишком мягким наказанием для слизеринских мерзавцев.
– А что будет.. сейчас?
В ответ Снейп притянул его голову в очередном поцелуе. Длинном. Медленном. Таком глубоком, что было сложно понять, где кончаются его губы и начинаются губы Малфоя.
– Напряги воображение, гребаный слизеринец.
И Малфой напряг гораздо больше, чем воображение. Значительно больше. И Сириус все это видел. Пока он за ними наблюдал, на него снизошла странная отрешенность, заглушавшая ярость, но не притуплявшая ее. Словно это был не он, а кто-то другой, кто-то смотревший и комментировавший происходящее, в то время, как настоящий Сириус - онемевший, разгоряченный, клокочущий от ревности и гнева - просто выжидал.
Мерлин, какие у него чувствительные соски. Как они стоят, когда этот ублюдок вылизывает их. Похоже, что раньше я не уделял им достаточного внимания. Так, мимоходом, а теперь, как мне кажется…– Ох! Мерлин, как это должно быть больно. Эй, осторожней с зубами, ублюдок, ты же кусаешь мою собственность... Мерлин, ему что – это в самом деле нравится? Чертова маленькая сучка. Наверное, мне следует опробовать на нем что-то вроде зажимов для сосков. Какие-нибудь по-настоящему отвратительные магические зажимы, которые умеют кусаться и сосать. Пускай жуют эти маленькие сиськи, пока те не закричат... Какого хрена ты делаешь? Ну, это... это что-то новенькое. Траханье пупка языком, прямой эфир из Хогсмида. Звучит как плохая реклама для маггловского телевидения. Черт, неужели ему и это нравится? Его член дергается каждый раз, когда Малфой засовывает в пупок язык. Может быть, мне тоже следует попробовать. У Сопливуса в самом деле сексуальный живот. Ага, я мог бы засунуть туда... Какого черта ты остановился? Не останавливайся, придурок, он же от этого балдеет... Оу. Ну. Наверное, он балдеет и от этого тоже. Только посмотрите на Малфоя! Черт. Наверное, мне нужно больше практики. Как он может может заглатывать его так глубоко? Эй, придурок, ты там не задохнулся? По-видимому нет. А жаль. Наверное, ты - мудак от рождения. Но, по крайней мере я играю с его яйцами. Не оставляй близняшек сиротками! Да сожми же их, ради Мерлина! Крепко и аккуратно – ему же нравится грубо. Хотя ты же уже в курсе, да, отморозок? Ну естественно. Ты ведь чуть не откусил ему соски пару минут тому назад. Мерлин, ты действительно умеешь это делать... он уже так близок... ты глотаешь, ублюдок? Ты что, хочешь..?
- Трахни меня, - неожиданно воскликнул Снейп. Его руки судорожно сжимали белый шелк Малфоевских волос, а его голос – хриплый и ослабевший от страсти – почти невозможно было узнать. – Пожалуйста, Люциус, пожалуйста, сейчас...
Малфой с громким чмоком прекратил сосать и улыбнулся.
– Ну, какой же ты привереда, Северус, - промурлыкал он. – И извращенец - если учитывать, насколько ты близок к завершению. Великолепному… - касание языка. – Сокрушительному… - еще одно касание. – Опустошающему… - И еще одно. – Завершению. - Блондин высунул язык и медленно обвел им вокруг головки члена Снейпа, и юноша напрягся и задрожал, словно натянутая белая тетива.
- Пожалуйста..!
В этом единственном слове слышалась такая отчаянная мольба, что она, словно кинжалом, пронзила Сириуса. Сколько ему самому надо было вкалывать, чтобы вытянуть это слово из Снейпа? Как долго он должен был его пороть, трахать, дразнить и угрожать, чтобы наконец вырвать этот отчаянный крик из уст Снейпа?
Да трахни его уже, в самом деле, подумал он. Неожиданно Сириус почувствовал, насколько сильно устал. Трахни, и пусть все закончится, а я смогу наконец убраться отсюда.
То ли Малфой умел читать мысли, то ли он был более возбужденным, чем казался, но Сириус еще не успел моргнуть глазом, как Снейп лежал с поднятыми до плеч ногами, и внутри его отверстия находился член богатенького ублюдка.
Им уже было не до ласки, не до прелюдии, не до неторопливой подготовки – все это сменила пара слегка смазанных, дрожащих от нетерпения и неловко растягивающих отверстие Снейпа пальцев.Один толчок, два, три - каждый почти поднимал Снейпа с матраса – и неожиданно Снейп кончил, дергаясь, толкаясь, вцепившись в задницу Малфоя. Малфой содрогнулся и замер, глубоко зарывшись в дрожащее тело, впившись зубами в плечо Снейпа, чтобы заглушить вырвавшийся крик облегчения.
Поторопился с выстрелом, а, блондинчик? Молча глумился Сириус. Но без особого энтузиазма. Снейп выглядел совершенно разбитым, и Сириусу было не так легко злорадствовать, наблюдая, как другой мужчина почти до комы затрахал его любовника. Снейп отключился. Сукин сын. А я-то думал, что это я - такой особенный.
Тяжело дыша, низко опустив голову и закрыв глаза, Малфой наклонился над Снейпом, затем вышел из него и устроился рядом. Улыбаясь, он разглядывал измученное лицо партнера.
– Северус?
Молчание.
Малфой осторожно ущипнул его за сосок и попытался снова.
– Северус?
Опять молчание.
Улыбка Малфоя стала озорной. Он скользнул рукой вниз по телу Снейпа и легонько провел пальцами по поникшему члену. По телу Снейпа пробежала дрожь, изо рта вылетел стон, а глаза широко распахнулись.
– Черт!
- Именно, - дразня, Малфой снова провел пальцами по стволу, и Снейп дернулся, отчаянно схватив Малфоя за руку.
- Мерлин, Люциус, перестань! Боже, я... ты же знаешь, как я это ненавижу!
- Знаю. Но мне трудно сдержаться. Ты так соблазнительно выгибаешься, Северус. Как будто корчишься от первоклассных пыток, - Сириус отметил, что при упоминании пыток глаза блондина как-то нехорошо блеснули. Словно он хотел водить по члену Снейпа бритвой, а не пальцами. – Кроме того, нужно же было мне хоть как-то привести тебя в сознание.
Снейп покраснел. – Я снова отключился.
- Именно.
- Ну, почему я это делаю? – Снейп расстроился так искренне, что это было почти очаровательно. Сразу захотелось успокаивающе потрепать его по волосам. – Ну почему, почему это всегда со мной происходит?
Малфой грязно и гортанно рассмеялся.
– Ну, я не колдомедик, Северус, но полагаю, что это имеет отношение к размеру вот этой квиддичной биты между твоих ног. Если честно, я удивляюсь, как ты не теряешь сознание из-за каждой эрекции. – Снейп покраснел еще сильнее, и Малфой снова рассмеялся, обнимая молодого человека за талию. – Нет, серьезно, иногда ты такой ребенок. Ну какая разница, почему это происходит? Это гениально. И отлично влиет на мое эго.
Они молча лежали, уютно переплетя руки и ноги, Малфой лениво поглаживал спину Снейпа, а Снейп играл с волосами Малфоя. Несколько минут спустя Снейп прервал молчание.
– Так откуда он узнал?
Малфой даже не открывал глаз.
- Узнал о чем? – пробормотал он.
- Ты знаешь, о чем. Откуда он узнал про моего отца?
Малфой пожал плечами и все таки приоткрыл один глаз.
– Я же говорил тебе, Северус. Он просто... он знает, - блондин пошевелился – как-то скованно, заметил Сириус, - и притянул Снейпа к себе. – Я думаю, что он легилимент.
- Кто?
- Легилимент. Маг, читающий мысли.
Нахмурившись, Снейп изучал потолок.
– Я никогда об этом не слышал.
- Теперь услышал, - сонно ответил Малфой. – Давай, спи.
С явной неохотой Снейп закрыл глаза. Однако минуту спустя снова открыл и уставился в пустоту. Сириус знал это выражение лица – сдвинутые брови, крепко сжатые губы. То же самое озадаченное выражение появлялось на его лице на уроках Зельеварения или Трансфигурации, в тех редчайших случаях, когда его Зелье Сосредоточенности имело слишком густую консистенцию, или же его сова превращалась в квоффл с крыльями.
– Но я же не думал об отце.
Малфой застонал.
– Ты всегда думаешь о своем отце, Северус. – он потянулся и зевнул. – Наверняка, сидя в грязном баре среди пьяных оборванцев, ты просто не мог о нем не думать.
Снейп напрягся.
– Ну и поганый у тебя язык, Малфой.
Малфой вздохнул.
– Северус, все знают про твоего отца. Ты же понимаешь.
- И что они знают, Люциус? – В его голосе послышалась горечь. Злость. Стыд.
- Ну, что он пьянчужка. Головорез. Любитель магглов, который обращается с тобой как с дерьмом, потому что ты увлекаешься темной магией и тебе не мерещатся враги за каждым кустом.
Мда, это еще мягко сказано, подумал Сириус. И на удивление великодушно, особенно учитывая, что это говорил Малфой. Естественно, Сириус и не подумал бы спорить - вся школа знала, что отец Снейпа был чокнутым. Возможно, не настолько ненормальным, как его жена, которая, по слухам, была заперта в отделении для психов больницы Святого Мунго - но все равно отморозком. Взять хотя бы те вопилки, которые он присылал сыну – жестокие все до одной - явное доказательство того, что то, что о нем говорили, было правдой.
Неужели Снейп думал, что это было большим секретом? Мерлин, молва о его родителях была чуть ли не главной причиной, из-за которой Снейп заработал себе репутацию чудика, хотя лично Сириусу эта сторона его биографии никогда не мешала. Во всяком случае, на генеалогическом дереве семейства Блэков тоже попадалось достаточно разных придурков. И даже то немногое, что Сириус знал об отце Снейпа, легко превращало этого старого козла в отличную пару для его собственной мамочки.
- Я никогда никому не говорил, - ответил Снейп на молчание Малфоя. – Ничего этого. Даже половины. Я... – он понизил голос. – Даже ты не знаешь всего, Люциус. Ты не знаешь про него самых ужасных вещей. Но он знал. Он знал абсолютно все, - юноша приподнялся на локте и сквозь завесу волос взглянул на Малфоя, с обеспокоенным и даже немного напуганным выражением лица. Он выглядел настолько юным и беззащитным, что что-то странное снова сжало Сириусу грудь.
- Я же тебе сказал, Северус. Он считает своей обязанностью знать, - Сириусу послышалась осторожность в голосе Малфоя. Словно «он» мог слышать их прямо сейчас.
- Моя жизнь - не его собачье дело, - с неожиданной злостью выплюнул Снейп, и Малфой побелел как полотно.
- Не говори так! – прошипел он. – Ради Салазара, Северус, никогда не говори так. Даже не думай.
Снейп уставился на него, будто тот сошел с ума.
– Люциус, он же нас не слышит. – Малфой промолчал. Снейп поморщился. – Ты что, боишься?
Малфой снова стал гладить его по спине, избегая взгляда юноши.
– Это не страх, Северус, - ответил он. Он говорил спокойно; но по лицу было видно, что он лжет. – Это уважение.
- Чепуха. Ты не уважаешь никого.
- А его уважаю. И если бы в твоей голове имелось хоть что-нибудь, кроме проклятий и подростковых мелодрам, ты бы тоже испытывал к нему уважение.
- Испытывать к нему уважение и всякий раз накладывать полные штаны, произнося его имя – это разные вещи.
Ни фига себе! Сириус ожидал, что Малфой вот-вот вспыхнет, потом взорвется и начнет все отрицать, но, как ни странно, блондин поступил иначе - вместо этого он, слабо улыбнувшись, игриво шлепнул Снейпа по заднице – и его реакция удивила Снейпа не меньше, чем Сириуса.
– Я повторю то, что уже говорил, Северус: ты еще ребенок. И иногда я об этом забываю.
Снейп нахмурился, слегка выгибаясь под ласкавшей его рукой.
– Люциус...
- Довольно, - еще один легкий шлепок. – Спи. Ты же сказал, что не хочешь о нем говорить, и мы не будем, - он притянул Снейпа ближе, по-прежнему прикасаясь к его заднице и уткнувшись носом в его ухо. – И я тоже хочу спать. Ты меня утомил, мой змееныш.
- Мне нужно идти, - сказал Снейп, все еще нежась в объятьях Малфоя. – Уже поздно.
- Номер оплатили за всю ночь. Думаю, что до рассвета еще успею тебя пару раз трахнуть, - он тихонько потискал Снейпа между ног. – Возможно, я даже захочу прокатиться разок на этом твоем монстре.
О, как это мило, Сопливус! Подумал Сириус. Мы оба используем одну и ту же кличку для твоего члена.
- Мне не следует оставаться на ночь, - сказал Снейп. И все это время он чуть ли не вис на малфоевской руке, как шлюха. – Меня накажут за отсутствие.
- Не накажут, - заверил его Малфой. – Друзья отца в Попечительском Совете обо всем позаботятся.
Казалось, что это более-менее уладило проблему. Они еще немного попрепирались полусонными голосами, затем недолго пообнимались и, наконец, уснули.
Сириус выжидал целых пять минут, прислушиваясь к их смешанному ровному дыханию, пока осмелился пошевелиться. Он осторожно привстал, опираясь на стену, его ноги отказывались двигаться, прямо точь-в-точь, как та спящая парочка на кровати. Предметы в его карманах – пояс, трость – легко ударяли по бедрам, словно напоминая о своем существовании и о желании быть пущенными в дело.
Но никаких напоминаний ему не требовалось. Оба слизеринца дрыхли глубоким сном, их палочки небрежно валялись среди разбросанной по полу одежды, и их осилить было бы слишком просто. Связать. Наложить заклинание Молчания на комнату. Хорошенько избить Малфоя, выпороть задницу Снейпа так, как он не порол никогда в жизни, не забыв приберечь силёнок для того, чтобы поиметь Сопливуса шестью разными способами до рассвета.
А также удостовериться, что Малфою будет все хорошо видно и слышно. Видно каждую судорогу, которую он вышибет из сопротивляющегося тела, и слышно каждый стон и рыдание, которые Снейп будет сдерживать напрасно. Он оттрахает его как следует: с чувством, с толком, с расстановкой, а Малфой пусть терзается, наблюдая, как другой мужчина, мужчина, способеный продержаться в седле гораздо дольше жалких тридцати секунд, выворачивает наизнанку его секс-игрушку.
Вот он, его звездный час.
Сейчас.
Сириус не двинулся с места.
Он понял, что просто не хочет. Ничего из вышеперечисленного. Сириус не хотел наказывать Снейпа, не хотел с ним бороться, порабощать его, вынуждать реагировать. Он уже проделывал все это, и куда его это привело? В эту самую дрянную комнатушку, где он сейчас стоит, вдыхая запах секса по-слизерински, сгорая от ревности и давясь от привкуса желчи.
Сириус смотрел на два переплетенных тела на постели. Они спали нос к носу, член к члену, их волосы перемешались на подушке, словно черно-белый шелк. Рука Малфоя все еще находилась между ног Снейпа, и даже во сне была как-то по-собственнически согнута; рука Снейпа покоилась на руке Малфоя. И Сириус не мог понять, чья рука беспокоила его больше.
Я держал тебя так один раз, ты, неблагодарная тварь. Всего один раз, и, так же, как и при том самом поцелуе, Снейп был без сознания, но, тем не менее, Сириусу понравилось. Лежать плоть к плоти, делиться теплом, отгонять поцелуями кошмары, - все это заставляло Сириуса испытывать к маленькому мерзавцу что-то вроде нежности, которой он давно ни к кому не испытывал. По меньшей мере, с тех пор, как повзрослел Рег.
Это было как раз то, чего он хотел по-настоящему. То, что получал Малфой здесь и сейчас. Как выяснилось, Сириус хотел не просто Снейпа - свернувшегося у него в объятиях, соблазненного, пресыщенного и укрощенного – а гораздо большего. Видеть, с каким воодушевлением, приветливостью и доверием ему улыбается Снейп. Ловить на себе горящий, обожающий и восторженный взгляд Снейпа. Чувствовать руки Снейпа на своем теле – на всем теле – так же, как их чувствовал Малфой. Интересно, какие бы ощущения ему дарили эти элегантные пальцы, перебирая волосы, лаская спину, впиваясь в напряженные ягодицы, пока он скользит туда-сюда в узкой теплоте Снейпа.
Мерлин, как ему хотелось узнать. Он был обязан узнать.
Можешь с таким же успехом пожелать луну в небе, Бродяга. Это был голос Джеймса, Джеймса в своем циничном я-все-знаю-гораздо-лучше-тебя репертуаре. Ты же все понимаешь, верно?
Сириус не вышел из комнаты. Он из нее буквально вылетел.
katiger, Black Mamba *Нравоучительно* Знание канона даёт на ваши вопросы однозначный ответ. Так что чем всё кончится известно НЕ буду спойлерить в предположениях , а то еще Просто нервно в сторонке.
[align:center]***[/align] Той ночью он и не пытался пойти к Снейпу. Во-первых, Сириус сильно сомневался, что там по-прежнему будет Снейп, к которому можно прийти, а во-вторых... ну, у него даже не было желания это проверить.
Поэтому он пошел спать рано, пытаясь отделаться от звенящих в голове слов Малфоя - Думаю, что до рассвета успею тебя еще пару раз трахнуть - и неожиданно, даже для самого себя, быстро провалился в глубокий сон.
Он спал, и ему снились сны. [align:center] ***[/align]
Почти больше ее половины проникла внутрь Снейпа, выгибаясь, пробуя на ощупь и осторожно растягивая его. Она была тоньше члена Сириуса, но длинее – и намного, намного тверже. Когда Снейп сожмется вокруг нее, она не уступит ни дюйма, и каждое сжатие закончится слабым, но до странности приятным болевым ощущением. И все это делает магия! Сам Сириус никогда не ощущал внутри себя такого вот волшебного сияния, искрения, покалывания и дрожи.
Чувствовал ли все это Снейп? Наверняка. Он быстро твердел, страх на его лице сменился на беспомощное возбуждение.
- О, да, - пробормотал Сириус. Его голова откинулась, глаза почти закрылись, бедра стали двигаться в такт толкающим движениям руки. Он наслаждался актом так же, как и сам Снейп; словно это его член, а не волшебная палочка, прятался в заднице слизеринца.
Почувствовав на себе взгляд Снейпа, Сириус снова пробормотал связывающее заклинание: «Simpaticus», - и втолкнул в слизеринца еще пару дюймов палочки. Снейп выгнулся, сильно вжимаясь бедрами в подлокотники кресла, Сириус содрогнулся и еще раз прошипел: «О да!» – снова впившись пальцами в ягодицы Снейпа.
Задыхаясь Снейп откинулся на спину, затем резко подался вперед, насаживаясь на оставшиеся дюймы палочки, неистово сокращая при этом мышцы, словно говоря: «Вот тебе, дырка!»
- Черт! – в шоке Сириус широко распахнул глаза. С минуту он обалдело пялился на Снейпа; затем сощурился – О, Сопливусу захотелось поиграть, не так ли?
Он легонько дотронулся до практически полностью поглощенной отверстием Снейпа палочки. Снейп откинул голову и закричал, когда дрожь под рукой Сириуса сменилась на ровную вибрацию. Сириус снова прикоснулся к ней, изменяя угол наклона, чтобы пульсация переместилась в область простаты Снейпа; Снейп принялся беспомощно подскакивать, и Сириус не мог решить, пытается ли тот избежать интенсивности ощущений или же наоборот, увеличить ее.
Затем Сириус снова опустил голову между бедер Снейпа и одним движением взял полутвердый член в рот. Он поворачивал палочку туда-сюда и сосал так сильно, что у него заболели щеки, но тут Снейп кончил, кончил без предупреждения, направив горько-соленую жидкость прямо в горло Сириусу, и тогда Сириус кончил тоже, выплеснувшись между своих разведенных колен на узорчатый ковер.
Прямо на их гребаный факультетский герб, смутно отметил он, когда член Снейпа вывалился у него изо рта. А я, оказывается, снайпер.
Не поднимаясь с колен, он подполз ближе и обнял Снейпа за талию, упершись лбом в его пах. Невзирая на опущенный на него вес, Снейп даже не пошевелился, чтобы оттолкнуть его. Он вообще не шевелился, и когда Сириус наконец достаточно пришел в себя, чтобы осознать это, то поднял голову и посмотрел на любовника повнимательней.
Сукин сын, восхитился Сириус. Он снова отключился. И сразу же: черт, у меня действительно талант к этому делу.
Сириус неторопливо встал и заправил джинсы. На это ушло больше времени, чем он рассчитывал; пальцы не слушались, руки дрожали. Это заклинание, превращающее палочку в игрушку для сексуальных утех – Simpaticus - похоже, было двусторонним. Через палочку Сириус ощущал абсолютно все - так же сильно, жарко и в нужных местах – словно он трахал Снейпа сам. Сириус снова окинул взглядом ковер, и губы расплылись в неприятной улыбке. Он сдержал данное Ремусу обещание: его член ни разу не нарушил неприкосновенности тела Снейпа – а тот все равно кончил, словно гребаный гейзер.
Не говоря уж о том, что в результате он затрахал Снейпа до состояния бесхребетной, безмозглой, бесчувственной массы.
В очередной раз.
Улыбка перешла в оскал. Сириус испытывал что-то вроде головокружения, когда снимал заклятие с распластавшегося в кресле в неуклюжей позе Снейпа, а затем относил в постель, волоча того ногами по полу. Мерлин, это оказалось так просто. И это была всего лишь их вторая совместная ночь. В любом случае, он еще заставит Сопливуса еще до окончания этой недели оказывать ему активные знаки внимания и разрисовывать вензелями «Миссис Северус Блэк» свои домашние задания.
Сириус осторожно положил Снейпа на кровать. Когда гриффиндорец поудобнее устраивал ему ноги, слизеринец тихонько всхлипнул, и Блэк задумался. Похоже, что ему было больно – слишком сильно растянули, подумал он. И, наверное, он будет страдать весь завтрашний день.
Сириус огляделся. Отброшенный Сириусом небольшой пузырек с чем-то-там-внутри все еще валялся на ковре около кресла, на том же месте, где Снейп – спасибо Мерлину за его маленькие одолжения – поскользнулся на нем. Машинально Сириус потянулся за палочкой, пробормотал Accio, и пузырек сам прыгнул в руку.
Он осмотрел его. Открыл. Понюхал. Затем набрал в ладонь небольшое количество содержимого, размером с сикль, и опробовал текстуру мази, растерев между пальцами - так же, как когда-то пробовал ее на Снейпе. Ну, или в нем. Неважно. Он не издевался над Снейпом; это был действительно качественный препарат, шелковистый, теплый и чудесно легкий.
Он снова окинул взглядом Снейпа. Слизеринец по-прежнему находился в отключке; он никогда не узнает. И Сириус так прекрасно себя чувствовал, был таким довольным собой – да и Снейпом тоже, если подумать – так что он мог себе позволить немного милосердия.
Хотя бы только раз.
Кроме того... немного доброты иногда помогало достичь нужной цели. Как там поется в этой маггловской песне? «Если добрый ты – это хорошо»
Сириус осторожно примостился на краю постели и принялся втирать мазь в бедра Снейпа. Его прикосновения были легкими, короткими и, даже когда его пальцы касались самых интимных частей тела Снейпа, настолько несексуальными, насколько это было возможно. Он не хотел причинять ему боли, не хотел возбужать его; во-первых, это было бы бесполезно, во-вторых, у него самого бы сейчас не встал, даже если бы к нему применили Империус.
Трудясь над телом Снейпа, Сириус размышлял. Это оказалось на удивление приятным занятием; все-таки странно, насколько легче быть дружелюбным со Снейпом, когда пронырливый ублюдок находился в отключке. Черт, когда он затыкался, то его характер сразу менялся в лучшую сторону. Если бы только он...
Снейп застонал. Это был стон не удовольствия, не боли, а стон печали. Даже отчаяния – и тревожно напоминающий рыдания.
- Не надо, - пробормотал он, и его руки слабо оттолкнули Сириуса. – Не надо, не надо, отстань от меня, ну почему ты не можешь оставить меня в поке?
Сириус замер. Глаза Снейпа были закрыты, но брови сдвинулись к переносице, и смятение было настоящим. И возрастало с каждой минутой. Ему снится кошмар, понял Сириус, слабея от облегчения. Просто кошмар.
Но как же эти слова его задели.
- Ты позволяешь ему... никогда не останавливаешь его... никогда не помогаешь мне, когда мне нужно... почему ты никогда не остановишь его?
Остановишь кого? Лихорадочно гадал Сириус. Меня? Джеймса? Малфоя? Твоего отца? Это мог быть кто угодно, предположил он; мучители Снейпа исчислялись дюжинами.
И почему ему стало жарко и стыдно от этой мысли?
Тревога Снейпа возрастала; сам того не понимая, Сириус удерживал его, и теперь отскочил, опасаясь разбудить юношу. Но тот уже прекратил молотить руками, хотя его рыдания стали сильнее, а тело содрогалось в мученических, пробирающих до самых костей судорогах. Сириус ощутил слабый прилив привычного презрения – вот он, Сопливус, во всей красе: эй, малютка, в чем дело, снова свалился с метлы и ударился попкой? – но вскоре оно бесследно исчезло. Снейп выглядел напуганным, даже больше, чем тогда, когда Сириус затолкал в него палочку; и, что было гораздо хуже - он выглядел беспомощным. Беспомощным и подавленным, словно страдающий от боли ребенок, который не понимает, отчего никто не приходит ему на помощь.
Он до ужаса напоминал Регулуса.
Нужно убираться отсюда. Сейчас же, пока я еще способен двигаться.
Но было поздно. Это было все равно, что бросить Рега, когда тот, дрожащий, напуганный и со слезами на глазах, приходил к нему по ночам, испугавшись грозы за окном. Рега, который в свои три-четыре года боялся всего на свете, Рега, еще до того, когда между ними все обернулось настолько мерзко, запутанно и дерьмово. Рега, когда тот еще в нем нуждался.
Сириус сглотнул. Глубоко вздохнул. Даже осмотрелся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то подсматривал за ним, затем неуверенно протянул руку и положил ее на бровь Снейпа. Второй рукой он крепко сжимал палочку, и неотрывно следил за лицом слизеринца - Мерлин упаси, если Снейп хотя бы чуть-чуть приоткроет веки, то сразу же пошлет в него заклятие такой силы, что Сириуса отшвырнет до самой преисподней и обратно.
Ничего. Движение руки не разбудило Снейпа, но и не успокоило его. Слизеринец продолжал тихо рыдать, его слова теперь были так невнятны и глухи, что Сириус ничего не понимал. И на лице Снейпа по-прежнему отражалась абсолютная потерянность.
Сириус попытался вспомнить. Как же он успокаивал Рега, когда тому снились кошамары? Что говорил ему? Мерлин, он не помнил. Это было сто лет назад. Это было в другой жизни.
- Шшш, - прошептал он, чувствуя себя глупо, нелепо и ужасно неловко. Немного застенчиво, он погладил влажные темные волосы, убирая их со лба Снейпа. – Шшш, все хорошо, все хорошо. Спи. Все уже позади.
Снейп слегка помотал головой, словно не соглашаясь, и опять застонал. Сириус повторил слова и успокаивающие ласки, одновременно подтурнивая над собой и испытывая глубокое, почти болезненное смущение.
Мерлин, что же о нем подумают, если увидят сейчас? - гадал Сириус, снова и снова произнося тихое «шшшш» и рассеянно поглаживая Снейпа. Что бы сказал Сохатый, или... упаси Мерлин – Питер? Маленький крысеныш никогда бы мне этого не забыл. Пришлось бы, наверное, убить его, чтобы заткнуть ему глотку. Он снова украдкой огляделся, затем одернул себя. Какая разница? Даже без свидетелей это было исключительно унизительно.
Но, кажется, у него стало получаться.
Взглянув на Снейпа, Сириус понял, что выбранная методика оказалось верной. Лицо Снейпа разглаживалось, рыдания утихали, превращаясь в одиночные всхлипы и хриплые вздохи. Неожиданно Сириус ощутил прилив гордости. Ну. Значит, он еще кое-на что способен. Затем он почувствовал что-то еще – теплое, глубокое чувство, уже непохожее на просто гордость – чувство, которое он не переживал настолько давно, что даже не распознал сразу.
Нежность.
Воспоминание вернулось к нему так стремительно и внезапно, словно Сириус только что воспользовался хроноворотом, и с такой силой, что у него защемило в глазах. На улице бушует гроза. Тихий гул работающих внизу домовых эльфов. Теплая, уютная, сонная тяжесть маленького мальчика в руках, и осознание того, что его руки – это единственное место, где хотелось находиться братишке. Безопасное место.
Маленький мерзавец. Сириус снова погладил Снейпа по волосам, а затем по виску, щеке, подбородку. Снейп издал тихий горловой звук – сонный, довольный – и Сириус не смог сдержать улыбки. О да. Ну, вылитый Регулус.
Сириус посмотрел на себя. Он уже лежал в кровати, совсем близко к Снейпу, но почти не касаясь его. Он не заметил, каким образом туда переместился. Часы уже показывали полтретьего ночи. Сириус взглянул на мирно спящего, очевидно, уже без кошмаров, Снейпа, и ему так захотелось уснуть с ним рядом. Свернуться вокруг него будто одеяло, закрыть глаза и, может быть, притвориться, что за окном гроза. Хотя бы на пару часов. Как в старые времена.
Можешь с таким же успехом пожелать луну c неба, Бродяга. Это был голос Джеймса, Джеймса в своем циничном я-все-знаю-гораздо-лучше-тебя репертуаре. Ты же все понимаешь, верно?
Сириус проигнорировал этот голос. Он справится, размышлял юноша. И он успеет себя защитить. Его палочка находилась при нем, а Снейпа - в другом конце комнаты. Он мог бы наложить Пробуждающее заклинание на Снейпа, которое мгновенно заставит слизеринца открыть глаза. Он мог бы наложить на себя охранные чары. Он мог бы...
Снейп не спал.
Снейп проснулся. Увидел его. Смотрел на него. Они лежали нос к носу, член к члену, лицо Снейпа было в нескольких дюймах от лица Сириуса. Это лицо было абсолютно бесстрастным, эти странные бездонные глаза – абсолютно непроницаемыми; даже находясь так близко, Сириус не мог в них разглядеть ничего, кроме собственного захваченного врасплох глуповатого отражения.
И тут Снейп улыбнулся.
Это была самая настоящая улыбка, улыбка, смягчившая странные черты, сделавшая его почти красивым, и никогда, никогда Сириус не хотел его так сильно – он вообще никого никогда не желал так страстно – так, как он желал в это мгновенье Снейпа. Он хотел обладать им целиком – таким пронырливым, чудаковатым, глумящимся и опасным, подкупающе соблазнительным и похотливым как сучка низла во время течки, и простодушным как ребенок, рыдающий в темноте от страшных рассказов. Всем им. Целиком и полностью. Сейчас и во веки веков.
Просто просится "Аминь". Ну что ж, Сириус сам попал в ту яму, которую так хорошо подготовил. Теперь ему придётся много усилий приложить, чтобы чувство было взаимный. С удовольствием за этим понаблюдаю. Ещё раз спасибо за очередное обновление.
Решив, что нужно с чего-то начать, Сириус наклонился и поцеловал его. По-настоящему, нежно и неторопливо, гладя его по волосам. Сириус прекрасно понимал, что все это было каким-то безумием, но, должно быть, Снейп тоже был ненормальным, потому что отвечал на поцелуй так же нежно, так же неторопливо, обвивая шею Сириуса, томно изгибаясь и прижимась к нему. Его губы оторвались от рта Сириуса и припали к уху.
- Трахни меня, - щекоча горячим дыханием ухо, неожиданно попросил Снейп, и у Сириуса вдоль позвоночника пробежала дрожь. – Пожалуйста, Сириус, пожалуйста, сейчас.
«Пожалуйста». Слово, ломающее все его защитные барьеры, когда его произносили эти губы. И «Сириус». Не «Блэк», не «гриффиндорец», не «придурок», не «ублюдок» или «мерзавец», или еще какое-то из сотен оскорблений, а «Сириус». Его имя звенело экстазом и желанием, звучавшее молитвой, когда его произносил этот глубокий, бархатный голос.
- Да, - пробормотал он. – Да, - сорвав покрывала и сбросив с себя одежду, Сириус впервые ощутил на себе руки Снейпа. Ласковые. Сжимающие в объятьях. Привлекающие к себе.
Затем, целуясь, они каким-то образом перекатились, и Снейп оказался сверху, нанизываясь на Сириуса осторожными, сбивающими дыхание небольшими толчками, и руки были повсюду, повсюду, и Сириус кончал, и Снейп кончал тоже, и это было невыносимо прекрасно, это было совершенством, это было так, как в мечтах Сириуса.
Это было именно так, как и должно было быть.
***
Это был всего лишь сон.
О... о, черт.
Ему следовало бы догадаться. Даже во сне ему следовало бы догадаться. На самом деле такого не случится никогда. О, некоторые вещи действительно происходили наяву – например, самое начало сна, начиная от траханья Снейпа палочкой и заканчивая частью, где Сириус изображал Флоренс Найнтингейл с пузырьком мази в руке, до того момента, когда Снейп начал видеть кошмары, а Сириус – его неуклюже утешать. Всего остального – улыбок, поцелуев, этого сказочно-приторного ленивого занятия любовью – никогда не происходило.
Может, если я продолжу держать глаза закрытыми, то смогу туда вернуться.
И ведь Сириус спал с ним. Они спали в буквальном смысле вместе – и так уютно, прижавшись друг к другу, как две ложки в буфете. Это было не самое умное поведение, признавал Сириус – он даже не хотел думать о том, что бы с ним сделал Снейп, проснись он первым – но, так или иначе, ничего страшного не произошло. К сожалению, ни улыбки, ни поцелуев, ни прекрасного медленного траха не случилось тоже. Ну, как это обычно бывает – в самой лучшей части сна разворачиваются события, которые никогда не происходили наяву.
О нет, они происходили, приятель. Ну, по крайней мере, теперь над ним издевался собственный внутренний голос. Только происходили кое-с кем другим.
С Малфоем. Одной мысли о проклятом блондине было достаточно, чтобы прогнать сладкие остатки сна, и Сириус сдался, открыв глаза.
Интересно, вместе ли они сейчас? Ну разумеется. Вероятно, как раз сейчас они пытаются сорвать Кабанью Голову с гнилого фундамента, подскакивая, как пара сексуально озабоченных кроликов, в то время как Сириус, весь одинокий и несчастный, лежа в постели, пытается удержать жалкие обрывки сна. Смеялись ли они над ним? Рассказал ли Снейп о нем Малфою? Сириус бы ничуть не удивился. Возможно, Снейп считает себя самым умным и хитрым, всю неделю раздвигая ноги для Сириуса, а после всего этого подставляя задницу Малфою. О, да! Наверняка старина Сопливус думает, что обвел всех вокруг пальца. В этот самый момент они, вероятно, ржут, как лошади, обсуждая то, как жалкий и нечастный Сириус Блэк бродит по коридорам Хогвартса в поисках своей ночной игрушки и не находит ее. Бедный, несчастный Сириус Блэк, у которого для любовных утех осталась только собственная рука.
Вы, слизеринские ублюдки, подумал он с такой яростью, словно они находились прямо тут, перед ним, и извивались в конвульсиях от наслаждения. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Одно его слово, только одно слово - и Снейп вылетит из школы, а Малфой окажется в Азкабане до того, как успеет произнести слово «трах». Я еще посмотрю, как папочка вытащит тебя из этого дерьма, ты, скользкий белобрысый ублюдок.
От досады Сириус ударил кулаком подушку. Кого он пытается обмануть? Конечно, эта мысль очень утешает, да и соблазн велик, но он знал, что никогда этого не сделает. Какой смысл? Старик Малфой как пить дать отмажет сыночка – в этой гребаной семейке больше денег, чем во всем Гринготтсе, но отец Снейпа – и неважно, аврор в отставке он или нет, никогда не имел такого влияния. Малфой отвертится, а на Снейпа повесят всех собак... и где тогда окажется Сириус? Видеть, как Снейпа исключают из Хогвартса – было последнее, чего он хотел в этой жизни. Особенно теперь, когда Сириус был настолько близок к тому, чтобы сломать его. Нюхом чуял, насколько он был близок.
Он откинулся на подушки, пытаясь успокоиться. Еще три дня. У него осталось три дня до окончания каникул, три дня свободы - наполненной скелетами в шкафу, пустыми комнатами, отсутствием старост - чтобы покорить Снейпа. И он мог его покорить; в этом он был вполне уверен. Теперь он знал, что делать. Как ни странно, за это ему нужно было благодарить Малфоя – подглядывая за ними, как бы это ни выводило его из себя – он приобрел несколько удачных идей о том, как правильно обращаться с Северусом Снейпом.
Грубо, но не слишком. Снейп предпочитал, когда им командовали, и, возможно, ему нравилось, когда ему чуть-чуть делали больно, но, с другой стороны, ему нужна была уверенность в том, что он владеет ситуацией. А еще надо разбавлять оскорбления юмором и нежностью – Снейпу не понравилось, как Малфой назвал его ребенком, но гнев быстро сошел на нет, потому что Люциус продолжал гладить его по заднице. Надо разговаривать с ним. Внимательно слушать, (или, по крайней мере, притворяться, что слушаешь): Сириус сомневался, что проблемы Снейпа интересовали Малфоя больше, чем его самого, но если уж Люциус мог притвориться, то Сириус и подавно.
В этом было все дело: если Малфой мог это сделать, то Сириус - тем более.
Чтобы трахнуть Снейпа, Малфою не нужно было связывать его так, словно он собирался положить Снейпа на жертвенный алтарь.
Сириус вздохнул. Да, в этом вся проблема, верно? «Щекотливая ситуация» - как сказал бы старый добрый Финеас Найджелус. Покорность Снейпа в постели имела свои пределы – он никогда не пытался предотвратить «ухаживания» Сириуса, но, когда начиналось самое интересное, он всегда сопротивлялся, как одержимый – и Сириус не думал, что это может быть и по-другому. Так что неважно, насколько осторожно он подойдет к Снейпу, неважно, каким пониманием, нежностью и притворным вниманием он попытается одарить его - на каком-то этапе ему обязательно придется применить некоторое количество силы. Хотя чертовски сложно убедить любовника в том, что его не насилуют, если ноги у того прикованы к шее, а член перевязан, как сосиска на витрине у мясника.
Но это неизбежно. Он не мог довериться Снейпу, а за неимением другого способа удержать его под контролем...
Пришедшее в голову решение чуть не заставило его задохнуться: оно было настолько совершенным, настолько простым и блестящим, что Сириус едва сдержался, чтобы тут же не выскочить из постели и не побежать за пергаментом и пером. Если бы только Луни не спал в соседней кровати, возможно, что Сириус бы так и поступил. Вместо этого он продолжал лежать, расплывшись в улыбке до ушей и абсолютно довольный собой. Черт, даже сам Снейп оценил бы его идею: она определенно была в слизеринском духе.
Иногда ему действительно казалось, что его распределили не на тот факультет.
Неважно. Ему не нужны ни пергамент, ни перо. Сириус и так уже знал, что именно он напишет. Прямо и без обиняков. Возможно, шантаж и был чисто слизеринским приемом, но его осуществление требовало истинно гриффиндорских качеств - краткости, решительности и умения довести дело до конца. Нет, Сириус не стал бы выполнять угрозу, но... ну, Снейпу не нужно об этом знать, ведь так? Возможно, рано или поздно до него дойдет – он был слишком умным – но пусть хотя бы эти три дня он верит в реальность угрозы - а после Сириусу уже больше ничего не будет нужно.
«Я знаю, что ты делал в Хогсмиде. Если ты не хочешь, чтобы об этом узнал кто-то еще, приходи в маленькую комнату под лестницей третьего этажа в половине двенадцатого. P.S. Будь один.»
Еще три дня. И все будет кончено.
Сириус улыбнулся. Тепрь он чувствовал себя хозяином положения. Одно из главных преимуществ быть Сириусом Блэком заключалось в том - думал он - что Сириус Блэк никогда не задерживался в плохом настроении. Он просто не умел быть мрачным слишком долго.
Мда... Лучше бы он не просыпался - человеком он может быть только во сне. Притвориться, что слушает - какая проза... Шантаж - основа для отношений... Бррр... Азкабан ему слегка заслуженно пришелся, ИМХО
Хотя, по всем правилам, оно было должно закончиться уже давным-давно. Какую бы ядовитую химию они не излучали, она, в конце концов, не шла ни в какое сравнение с их взаимной ненавистью; какая бы извращенная страсть не пылала между ними, она должна была бы выгореть уже несколько недель тому назад, угаснув из-за скуки, доводов рассудка или элементарных препятствий. Но этого не произошло. Они обменивались вороватыми, горящими взглядами через класс или даже зал, и они чувствовали все, что угодно - кроме скуки, а когда они были вместе, обнаженными, все доводы рассудка вообще вылетали прямиком в окно.
Что же касается препятствий... ну, их просто не было. А если и были, то очень незначительные. Естественно, стало сложнее находить место и время для свиданий во время учебы, чем во время каникул, но не настолько, как мог предположить Северус. Как ни больно было Северусу признаться, но Блэк оказался дьявольски изобретательным сукиным сыном. Гриффиндорец как свои пять пальцев знал все закутки и коридоры замка - а также комнаты, о существовании которых Северус даже не подозревал - и при этом всегда умудрялся оставаться безнаказанным. Являлось ли это искусством, магией или простой гриффиндорской удачливостью, Северусу было наплевать – но незнание сводило его с ума.
Безусловно, сам Северус тоже никогда не попадался... но исключительно благодаря старой доброй слизеринской изворотливости.
Итак, то, что между ними было, еще далеко не окончилось, чем бы «оно» ни было, оно должно было кончиться, и довольно скоро; Северус скажет об этом Блэку сегодня вечером. Нет, он не хотел этого делать, но был обязан. Люциус знал об их отношениях – и Люциус был недоволен.
Смущенный и расстроенный, Северус скомкал записку и нахмурился. Он не понимал мотивов Люциуса. Тот прекрасно знал, что Северус ничего не чувствовал к Блэку, знал, что он просто использует сукиного сына для того, чтобы развлечься, а заодно и отомстить. И, так или иначе, Люциус вовсе не был ревнивым и без проблем использовал услуги Северуса для личных целей. С прошлой осени - а именно тогда Северус связался с Малфоем - Северус посетил несколько Малфоевских «частных вечеринок», а по сути – собраний высокопоставленных извращенцев, на каждой из которых Люциус просто напросто передавал его по рукам, словно поднос с экзотическими закусками. Северус даже «сыграл пару раундов» с невестой Люциуса, Нарциссой, и у того не дрогнул даже волосок. Хотя другие части тела – возможно.
И все же Люциус не хотел видеть Блэка рядом с Северусом. И Северуса рядом с Блэком. А на данном этапе жизни Северуса Люциус был богом. И это даже не обсуждалось.
Северус вздохнул.
Дело было не в его нежелании отказываться от Блэка. Сама мысль об отказе была невыносимой. Нет – даже не от самого Блэка. От всего этого. От игры. От ощущения танца. От этой гребаной Камасутры для мозгов. Быть свидетелем неуклюжих попыток Блэка ухаживать за ним, попыток сломать его, а потом завоевать. Наблюдать, как Блэк, словно цирковая собачка, прыгает через расставленные обручи, даже не подозревая об их существовании, пытаясь добиться от Северуса чего-то эдакого, чего тот на самом деле не мог и не хотел ему дать. О, ему будет не хватать не только секса – хотя секс был действительно потрясающим – еще больше ему будет не хватать незамутненного мстительного удовольствия от игры с головой Блэка.
И ведь Блэк самолично делал все для того, чтобы облегчить Северусу процесс манипуляции! Это было почти что оскорблением. С той самой ночи, когда гриффиндорец оставил свой запах и тепло (и волосы) в постели Северуса, слизеринец начал подозревать об истинных желаниях Блэка; а тем утром, когда тот подсунул Северусу шантажирующую записку, его подозрения подтвердились: Блэк действительно танцевал под искусную дудку Снейпа.
И лучше всего было то, что самонадеянный ублюдок даже не подозревал об этом.
В самом деле, все оказалось чертовски просто. Если Блэк приходил к нему как раньше, грубый и требовательный, желающий играть жестокого господина, Северус вел себя пассивно-агрессивно, как можно меньше реагируя на выходки Блэка, и постоянно роняя не-совсем-прозрачные намеки о том, что вот Люциус Малфой не обращался со своими любовниками так примитивно. Когда же Блэк изменял тактику, пытаясь быть нежным, внимательным, игривым или терпеливым, Северус намеренно провоцировал его, осыпая оскорблениями, издевательствами и даже физическим насилием до тех пор, пока тот не сдавался. Северус выбирал самые оскорбительные унижения из своего арсенала, давал Блэку пощечины, царапался и кусался, как дикое животное – и когда для Блэка наступал наизбежный момент потери самоконтроля, и он отвечал в том же духе, Северус замыкался в холодную раковину, не забывая время от времени прозрачно намекать на постельные манеры Люциуса. Иногда Блэк так интенсивно багровел от чувства неудовлетворенности, что Северусу казалось, что тот вот-вот взорвется.
И это было самым большим развлечением, в котором доводилось участвовать Северусу Снейпу за многие годы.
Разумеется, он не вел себя так каждый раз; это было бы слишком очевидно, даже Блэк не был таким тупым, чтобы не заметить определенной тактики поведения. Кроме того, расплата в физическом смысле была слишком высока. Блэк всегда наказывал его и часто делал ему больно, иногда переступая границы. В последний раз, когда Северус намеренно спровоцировал вспышку бешенства, Блэк порол его так сильно и долго, что та, самая первая порка казалась не сильнее шлепков по заднице мамочкиной метлой, а после долго трахал искусственным членом размером с гибридный огурец с огорода Хагрида. Северус благодарил Мерлина, что это случилось в выходные; он не мог присесть целых три дня подряд.
Представь себе, как он отреагирует, когда ты его бросишь. Ну, во всяком случае, размышлять об этом было приятно. Северус готов был поклясться, что еще никто никогда не бросал Сириуса Блэка - Сопливус первым из людей даст ему ощутить на себе, что чувствует задница по которой ударяет здоровенный сапог. И как же он поступит тогда? Дрожь прошибла Северуса, когда он задумался над вариантами реакции Блэка. Это была, убедил себя юноша, дрожь, вызванная страхом, ненавистью и абсолютным отвращением. В этом он себя твердо заверил; о собственной же, довольно беспокоящей его склонности к боли и подчинению, присущей его развивающейся сексуальности, юноша просто не желал задумываться.
Северус сказал себе, что это было неважно. Неважно, что ему делал Блэк, и неважно, как реагировал он сам. В любом случае, он будет доволен, разбив напоследок надежды Блэка. Да, в этой ситуации, несомненно, есть свои плюсы.
И все же ему не хотелось этого делать.
Северус перечитал записку:
«Скажи ему, Северус. Я серьезно. Не хочу ставить тебя перед выбором в стиле «он или я», но у меня нет другого выхода.»
И в этом был весь Люциус. Учтивый, добродетельный и слегка обиженный тон, с виду звучащий так благоразумно. «Не хочу ставить тебя перед выбором в стиле «он или я», но у меня нет другого выхода.» И, разумеется, это был именно тот выбор, который велеречивый ублюдок навязывал ему все это время.
В юноше закипало недовольство. Может, еще раз поговорить с Люциусом? Скорей всего на каникулах, когда они останутся наедине. Может, ему удастся переубедить Люца, сказать ему, что у него нет никаких причин опасаться, попытаться заставить его понять...
Он тут же отбросил эту мысль. Даже если бы Люциус и захотел войти в его положение, он бы все равно не смог. Малфой был золотым ребенком, привилегированным, избалованным, оберегаемым и обожаемым. Над Люциусом никогда не смеялись, обзывая его неудачником, пустым местом или чокнутым; Люциус ни за что не поймет значения даже таких маленьких побед для жалких неудачников вроде Северуса Снейпа.
И по большому счету Люциусу было наплевать.
Северус выпрямился на стуле. Все, довольно. Он сделает то, что должен; как обычно. Он был слизеринцем. Он был практичным, находчивым и расчетливым. Ему был нужен Люциус Малфой и не нужен Сириус Блэк. Проще простого.
Он ожидал Блэка в комнатке за старой лабораторией зельеварения - в одном из их наиболее часто посещаемых местечек. Блэк, как обычно, опаздывал, и Северус уселся за учительский стол, машинально выводя бессмысленные формулы и цифры на толстом слое пыли, и мысли витали вокруг него подобно беспокойным привидениям.
Интересно, кем же сегодня предстанет перед ним Блэк - нежным любовником или задиристым драчуном? Обычно Северус предпочитал последнего: гадкого, сильного отморозка, который связал бы его сверху донизу, оскорблял и унижал бы при каждой возможности, приложил бы трость или мозолистую руку к его заднице с такой же готовностью, с которой Люциус целовал его в щеку. Богатый, смазливый гриффиндорский панк, чьи слова и действия напоминали Северусу – и в эти дни, помоги ему Мерлин, Северусу иногда нужно было напоминать – почему он всегда презирал богатых, смазливых гриффиндорских панков.
С таким Блэком Северусу было комфортно. Такого Блэка он понимал. К таком Блэку он даже мог испытывать чувства – в конце концов, гриффиндорец ненавидел Северуса так же сильно, как Северус ненавидел его. Но другой Блэк? С ним Северус чувствовал себя неловко. О, Северус вовсю наслаждался игрой, получал удовольствие и даже гордился собственными провокациями, но порой при этом ему было сложно удерживать бесстрастное выражение лица: единичные попытки Блэка проявлять свою нежность были так же смехотворны, как и очевидны.
Но иногда они становились такими, что вызывали не смех, а тревогу. Или страх. Те взгляды, которые время от времени бросал на него Блэк, когда думал, что Северус не замечает, вызывали у Северуса неловкость.
Когда Северусу было десять лет, он наткнулся на котел в витрине магазинчика в Косой Аллее. Котел был изготовлен из черного стекла, с поверхностью, отшлифованной, как драгоценный камень, и отделан настоящим золотом. Это, несомненно, была самая прекрасная вещь, которую Северусу когда-либо довелось увидеть. Котел стоил дорого, и Северус примирился с мыслью о его недоступности, однако продолжал мечтать об этом котле так сильно, что это причиняло ему чуть ли не физическую боль. Из года в год, всякий раз, когда он был в Косой Аллее, его тянуло к той самой витрине, и всякий раз он боролся с безумным позывом разбить стекло, схватить этот котел, спрятать под мантией, прижать к груди и бежать, бежать в какой-нибудь укромный закоулок, где он бы его спрятал, не позволяя никому ни прикоснуться, ни даже взглянуть на него. Никогда. Потому что к тому моменту он ненавидел котел в той же степени, как и любил его, нанавидел за то, что желал его так сильно. Именно так Блэк смотрел на него. Как глупый ребенок, у которого нет денег, смотрел на затейливый гребаный горшок на пыльной бархатной подушке. Словно ему хотелось схватить Северуса, засунуть под мышку и бежать, чтобы запереть в каком-нибудь месте, где он смог бы доставать его тайком, любоваться им и не отпускать.
Никогда.
Мерлин, как же мы сегодня мелодраматичны.
Северус вздохнул и нарисовал сердце на пыльной поверхности стола.
Ему никогда не приходило в голову, что Блэк может быть влюблен в него; даже теперь эта мысль заставила бы его сперва дико рассмеяться, а после поинтересоваться, не дадут ли скидку по семейному тарифу в психиатрическом отделении Святого Мунго еще одному пациенту с фамилией Снейп. Но даже если бы это было правдой, то ничего бы не изменило. Блэк и его приятели издевались, дразнили и задирали его с первого же дня их знакомства просто ради развлечения – и если хоть на секунду ему пришло бы в голову то, что своим поведением он причинял Блэку эмоциональную боль, то его реакцией было бы ликующее, искреннее «Йес!».
Северус дорисовал зазубренную трещину в центре сердца. Хмуро разглядывая рисунок, он добавил пронзивший трещину кинжал.
Интересно, сказать Блэку сразу, или сначала позволить ему себя трахнуть? Зависит от приготовленного Блэком развлечения на сегодняшний вечер, решил он.
Северуса вновь пронзила дрожь возбуждения. Блэк, конечно, был психом, но психом с фантазией. Иногда даже с чересчур бурной фантазией. Северусу уже приходилось отвергать некоторые из наиболее экстравагантных идей гриффиндорца. Например, только на прошлой неделе этот идиот предложил потрахаться в полночь прямо в Запретном Лесу.
Северус, естественно, напрочь отказался - было холодно, а его зимняя мантия была неподходящей для таких приключений. Блэк ухмыльнулся: «Почему бы твоему богатенькому дружку не подарить тебе новую?» - и обиделся, но в конце концов они сошлись на свидании почти на пленэре – наверху Астрономической Башни.
Однако, в конечном счете Северусу импонировал блэковский дух авантюризма.
Но после сегодняшнего вечера это уже не будет иметь значения, угрюмо подумал он, резким взмахом рукава стирая пыльное сердце.
- Ой, ой, ой. Какие мы важные. Мне называть вас Профессором Сладкая Попка?
Блэк. Прямо перед ним. Опять возник словно из воздуха; и как только ему это удавалось? – держа в руках небольшой пакет со своими игрушками и расплывшись в улыбке, словно ненормальная обезьяна. Блестяще, подумал Северус; кажется, сегодня он получил и нежного любовника и грубого самца в одном лице, а он никогда не знал, как вести себя в таких случаях.
- Ты опоздал, - наконец произнес Северус, выбирая холодную нейтральность поведения. – Я присел, потому что уже устал стоять.
- Я удивлен, что ты вообще можешь сидеть, - ухмыльнулся Блэк. – Прошло всего три недели.
Северус покраснел.
– Как мы собой гордимся, однако.
- О, прекрати ныть, - уголки губ Блэка поползли вниз. – Как будто ты не заслужил каждого удара! На моем члене целую неделю оставались отметки от зубов, маленький звереныш, так что еще скажи спасибо, что легко отделался.
Вой Блэка. Его твердая плоть, вкус его крови. Северус не смог сдержать улыбки, вызванной этими воспоминаниями, и едва подавил ее.
– Тебе повезло, что не остался евнухом, - он встал и обошел стол, усевшись на него перед Блэком с презрительной усмешкой на лице. – Хотя, полагаю, между вами нет почти никакой разницы.
К его разочарованию, Блэк на провокацию не отреагировал.
- Ты трахаешь Малфоя, у которого член размером с кешью, - пожал плечами гриффиндорец. – Но если тебя так волнуют размеры, Сопливус, уверен, что могу организовать еще один огромный вибратор, который отымеет тебя как следует.
Щеки Северуса из розовых превратились в багровые, а серые же глаза Сириуса стали серебристыми, и в них замерцало возбуждение.
- Мерлин, как же я тащусь, когда ты краснеешь, - пробормотал он. Обеими руками Блэк приподнял лицо Северуса, удерживая его неподвижно и пристально глядя в глаза. – Краснеешь, выгибаешься, хмуришься и притворяешься, что тебе безразличны все те гадости, которые я делаю. Иногда, Северус, мне кажется, что ты намеренно меня провоцируешь - просто для того, чтобы оказаться голой задницей кверху поперек моих коленей.
Северус едва успел подумать: Иногда, Блэк? Мерлин, ты действительно тупой, как тролль – перед тем, как Блэк поднял его на ноги и припал к его рту в глубоком поцелуе.
Черт, как же он шикарно целовался. У Северуса закружилась голова, перехватило дыхание, и он уже стал тверже алмаза, когда Блэк, наконец, прижал его к поверхности стола, раздевая. У своего бедра он явственно чувствовал эрекцию Блэка, слышал его затрудненное дыхание и уже машинально раздвинул ноги, ожидая хорошего долгого траха. И был удивлен – даже раздражен – когда Блэк неожиданно отстранился.
- Погоди. Пока не забыл... – Блэк полез под стол; Северус слышал, как он рылся в своем пакете. Затем он выпрямился и всучил Северусу сверток с чем- то мягким. – Вот. Я больше ее не ношу - слишком мала, но для твоей тощей задницы она будет как раз впору.
В свертке оказалась зимняя мантия из тяжелой черной шерсти с изысканно-тонкой фланелевой подкладкой серого цвета. Это был красивый, искусно выполненный предмет одежды, не внушающий никаких подозрений, но Северус подержал его лишь мгновенье, перед тем, как попытался всучить назад.
- О, нет, у тебя ничего не выйдет! Я же сказал тебе, придурок, что не собираюсь идти с тобой в лес!
- А кто тебя заставляет? – вспыхнул Блэк.
Северус изогнул бровь.
- О. Ты об этом, - Блэк махнул рукой. – Ну, я передумал. В прошлые выходные Джон Лавгуд и Дарма Патил пошли потискаться в Лес и вернулись с отмороженными задницами. А нам оно надо?
И снова пихнул мантию в руки Северуса. Тот уставился на нее. Блэк вздохнул.
- Ради Мерлина, Снейп, она не кусается. Забери, наконец, эту чертову одежонку. Пока я не придушил тебя ею.
Северус неохотно взял мантию и стал внимательно изучать на предмет наличия ядовитых волокон, маггловских взрывных устройств или какой-нибудь горящей надписи «ПОШЛИ В МЕНЯ ЗАКЛЯТИЕМ» на спине. «Бойся гриффиндорцев, дары приносящих» - часто повторяла бабушка, а если бы она была знакома конкретно с этим гриффиндорцем, то повторяла бы те слова гораздо чаще.
- Я не понимаю, - наконец сказал он. – Если ты не ведешь меня в Лес, то для чего это мне?
- Потому что твоя мантия - старый поношенный кусок дерьма, который тебя не согреет, даже если ты усядешься прямо в огонь, - Блэк закатил глаза. – Мерлин! Да что тут понимать? Это мантия, придурок. А не какая-нибудь головоломка, чтобы ее разгадывать.
- Ты... ты отдаешь ее просто так?
Откровенное изумление Северуса, казалось, по-настоящему ошеломило Блэка; он прочистил горло и уставился на ботинки, выглядя одновременно и сердито, и глупо.
– Ну да. И ни о чем таком не думай. Просто ты уже меня достал своим нытьем насчет того, как постоянно мерзнешь.
- Она что - моя?
Блэк кивнул.
- Насовсем?
- Черт подери! Да! – рявкнул Блэк. Он даже слегка раскраснелся. – Заткнись и перестань суетиться, иначе передумаю. И надень ее; я хочу тебя в ней увидеть.
Северус подчинился. Он провел руками по поверхности, наслаждаясь качеством; отделка скорее напоминала густой шикарный мех, чем простую шерсть. Мерлин! Даже у Люциуса такой не было. И ее явно никто не носил. Она была новой и подходила ему, словно была сшита специально для каждого изгиба его подросткового тела: на слишком долговязые ноги, жесткие, слегка покатые плечи. Даже рукава закрывали кисти на несколько дюймов – именно настолько, насколько ему всегда нравилось - о чем Блэк однажды заметил, что «его бы это свело с ума в два счета».
Слишком мала, как же! подумал он, и настолько смутился, что даже не знал, что и думать.
Северус даже не понял, что именно он чувствовал. Он был одновременно изумлен, обескуражен, подозрителен и доволен, а также – в течение нескольких опасных секунд - искренне тронут. И, как ни странно, больше самого подарка его впечатлило то, что Блэк попытался солгать. Люциус постоянно делал ему подарки, но Северус понимал, чем они были на самом деле. Выплатами. Капиталовложениями. Взятками. Северус симпатизировал Люциусу так искренне, как только мог, но был достаточно умен, чтобы понимать, что Люциус не тратил свое время ни на кого и не делал ничего просто так.
К тому же Люциус всегда делал из этого так много шума и не никогда забывал поставить Северуса в известность о том, сколько он на него потратил. Дары от Люциуса были целыми событиями, и иногда Северус, становясь перед Люциусом на колени, был не вполне уверен, чего именно тот хотел - минет, или голову Северуса. На блюде. Все еще бормочущую восторженные проявления нежности.
Но Блэк - по натуре такой же эгоистичный, как и сам Малфой, с таким же непомерно раздутым и самолюбивым эго - казалось, не требовал вообще ничего. Ни благодарности, ни признания, ни восторженных воплей или фанфар – это был просто подарок без всяких условий, сделанный лишь только потому, что у Блэка были на это средства, и потому, что в нем действительно нуждались. То, что в этом подарке нуждался именно Северус Снейп, и вовсе не вписывалось в имидж Блэка, и Северус не мог угадать мотив его поведения. Которым Блэк впервые озадачил его.
Слава Мерлину, Блэк был слишком туп, чтобы понять это.
- Знаешь, а в приличной одежде ты выглядешь вполне ничего, - Блэк потянулся и поправил ему воротник. Это был до странности братский жест; на мгновение Северусу показалось, что гриффиндорец собирается потрепать ему волосы. – Как ты в ней себя чувствуешь?
Северус чувствовал себя прекрасно. Тепло. Шикарно. Даже эротично. При малейших движениях фланель мягко скользила по обнаженной коже, щекоча бедра, лаская ягодицы, дразня соски словно что-то шепча.
Его глаза распахнулись.
– Блэк! Где моя одежда?
- Неважно, - Блэк заулыбался, и его глаза снова полыхнули страстью. Снова этот взгляд «я-хочу-котел-в-витрине». – Отвечай на вопрос. Как ты себя в ней чувствуешь?
- Хорошо, - это было все, что смог из себя выдавить Северус, однако для Блэка этого оказалось достаточно. Он притянул к себе Северуса и стал ласкать через мантию, втирая мягкость ткани в его обнаженный член, яйца, бедра, ягодицы. Застонав, Северус закрыл глаза. Он чувствовал себя совершенно по-декадентски: одетый, но в то же время раздетый, весь накрахмаленный, чопорный снаружи и пылающий, с истекающим влагой членом и сжимающимися яйцами внутри. Контраст, который оказался невероятно возбуждающим.
- Хорошо, да? - бормотал Блэк в ухо Северусу. Он медленно сжал обернутый фланелью член Северуса, и Северус, отчаянно задыхаясь, толкнулся в его руку. – Тебе нравится быть голым под этой штукой?
- Да.
Теперь и вторая рука Блэка присоединилась к вечеринке, массируя его ягодицы.
– Нравится, когда я тебя сквозь нее трогаю?
- Да.
- Хочешь быть в ней, пока я тебя буду трахать?
Кончик пальца, окруженный фланелью, скользнул между ягодиц и коснулся отверстия.
– Д-да! – выдохнул Северус, поднявшись на цыпочки, чтобы избежать вторжения. – Черт! Да!
В глазах Блэка полыхнуло пламя.
– Повернись, - скомандовал он.
Блэк взял его прямо на столе. В течение следующих нескольких часов он так же отымел его на парте, на полу, прислонив к доске и снова на полу. К тому времени, как Северус оседлал Блэка на учительском столе, а тот тискал его ягодицы, и они оба кончили в последний раз – комната напоминала развалины, красивая новая мантия – пыльную тряпку, пропитанную спермой и потом, а Северус дышал, как загнанная лошадь.
И он совсем забыл о том, что собирался бросить Сириуса Блэка.
В следующий раз! - как в тумане пообещал себе юноша, извиваясь в схватке очередного взрывного оргазма. - Клянусь честью мага... я сделаю это... в следующий раз.
Он не сделал этого ни в следующий раз, ни в другой следующий раз, ни во все остальные следующие разы. Он не сказал ничего по этому поводу ни три дня, ни пять дней спустя, ни в следующие выходные. Он ни о чем не упомянул в день Святого Валентина(14-ого), в День Всех Магических Созданий(18-ого), в День Маггловской Дружбы(20-ого) и даже в День Рождения Ровены Равенкло(23-его).
Не то что бы он не пытался. Или не хотел пытаться. Дело было в том, что Блэк продолжал... отвлекать его. За последние несколько недель фантазия гриффиндорца достигла умопомрачительных высот, и каждый раз, когда Северус готовился разорвать их связь, он обнаруживал, что его уже вовлекли в новые, неиспытанные раньше сексуальные удовольствия. К тому же наступали февральские каникулы – а Сириус Блэк испытывал слабость к каникулам, как к периоду «гуляй-не-хочу».
Северус обнаружил это на День Святого Валентина, когда Блэк покрыл его тело чуть ли не половиной всех товаров из «Сладкого Королевства», а затем тщательно вылизал каждый дюйм. Северус обнаружил это на День Всех Магических Созданий, когда Блэк использовал перо феникса и мягкий, на удивление тонкий кнут из драконьей кожи в искусном тандеме боли и удовольствия, которое, Северус был в этом уверен, он никогда не узнал бы на уроках профессора Кеттлберна. Он обнаружил это на День Маггловской Дружбы («праздник», справляемый исключительно в Хогвартсе, который, как Северус подозревал, Дамблдор изобрел специально, чтобы поиздеваться над слизеринцами), когда Блэк поклялся излечить Снейпа от его предрассудка насчет чистокровности раз и навсегда. «Единственная причина твоей ненависти к магглам, Снейп, состоит в том, что ты о них ничего не знаешь, - уверял его Блэк. – Ты не знаешь, сколько полезного они принесли человечеству.» Возможно, он был прав - вечер зажимов для сосков, колец для члена, и нечто под названием «Французская Щекотка» заставили Северуса петь хвалебные оды в честь маггловской изобретательности. Телом, а не голосом.
Затем наступил день рождения Ровены Равенкло и, чтобы как следует почтить интеллектуального члена великой четверки основателей, Блэк применил рациональный подход. Он привязал Северуса к кровати, завязал глаза, и заставил подробно описывать все то, что Блэк в это время проделывал с его телом. Как оказалось, это было опытом обучения. Северус, по крайней мере, выучил несколько уроков, одним из которых оказался тот, что даже банальный клинический анализ: «Твой язык проникает в мой анус, заставляя содрогнутся сфинктер», - невероятно возбуждал, если язык действительно проникает в анус, заставляя содрогнуться сфинктер.
Ровена бы ими гордилась, решил он.
Наступили все эти праздники, и сопутствующее им веселье было разбросано вперемешку с набором экзотических поз и возбуждающих игр, и к 25-ому, ровно три недели спустя после ультиматума Люциуса, он так и не сказал Блэку, что между ними все кончено.
И Северус начинал нервничать.
Он знал, что искушает судьбу. Люциус все равно узнает, а когда это случится, то это уже не будут завуалированные угрозы, принесенные совами. О нет. Сегодня Люциус имел гораздо больше власти, а в сочетании с его скрытыми садистскими тенденциями, он наверняка напялит на Северуса пояс невинности до конца жизни. Возможно, этот пояс будет здоровенным. И с большим количеством зубцов.
А Люциус узнает. Потому что в Хогвартсе у него имелись превосходные источники информации, выслеживающие Снейпа, как ястреб дичь, и ни один из них не подал бы Снейпу знака одобрения, сперва не прицелившись в него кинжалом. Беллатрикс Блэк, например, казалась исключительно заинтересованной в том, что происходило между Северусом и ее кузеном Сириусом (Северус предполагал, что именно она поставила в известность Люциуса об их отношениях с Блэком). Он начал подозревать ее задолго до того, как она открыла свой рот на уроке Зельеварения, и поэтому Беллатрикс Блэк была опасна. Эффектна, блестяща, соблазнительна, но опасна.
По-настоящему опасна. Как... как и Он.
Как обычно, мысли о Нем обожгли Северуса, словно пощечина. Северус был не уверен, Он ли стоял за этим неожиданным противлением Люциуса его связи с Блэком, но... но что если это было так? Никакое количество удовольствия - и неважно, насколько новым, возбуждающим и безнравственным оно было - не стоило того, чтобы переходить дорогу Ему. Он был нужен Северусу. Он не нравился юноше, нет. Северус даже Его побаивался, но отчаянно нуждался в Нем. Люди, подобные Волдеморту, открывали двери, которые не мог открыть даже сам Люциус. Двери, о существовании которых мальчики вроде Северуса Снейпа даже не подозревали.
[align:center] ***[/align] Блэк предложил встретиться в темном закутке за Большим Залом. Возможно, это было не самым удобным местом для разборок – там была феноменальная акустика, и если Блэк запсихует, как предполагал Северус, то, возможно разбудит весь гребаный замок – но с этим невозможно было больше тянуть.
Блэк ожидал его, валяясь на диване перед камином. Северус заметил в его руке трость, и кожа на заднице напряглась от нетерпения. Боже, как он любил эту трость. Она причиняла боль именно так, как ему нравилось, и было так хорошо, когда после всего Блэк втирал мамину мазь. Такими прохладными, нежными руками. Такими мягкими, легкими прикосновениями. Блэк чуть ли не молился на его задницу, и Северус чувствовал это всякий раз, когда тот к ней прикасался. Он втирал, гладил и раскрывал ее осторожно, так же осторожно, как затаивший дыхание ребенок раскрывает долгожданный подарок, а затем он...
Нет. Все. Хватит. Скажи ему. Скажи ему сейчас.
Десять минут спустя, склоненный над спинкой дивана, с разведенными бедрами и задницей, поднятой высоко в воздух для первого удара, он подумал: Позже. Я скажу ему позже. Уже прошло так много времени. Еще пару дней ничего не изменят.
Шлеп!
Северус поежился от удара, вдавливаясь в диван. Да. Да, я скажу позже, и все будет в порядке.
[align:center]***[/align] К первой неделе марта Северус впал в отчаяние.
Каждое утро за завтраком он чувствовал себя развалиной, нервно глядя в потолок Большого зала в время доставки утренней почты, ожидая неизбежное послание Люциуса. Которое так и не приходило, что вместо облегчения только усиливало тревогу. Что за игру затеял Люциус? Чего он ждал? Что он планировал теперь, когда угрозы не подействовали?
Хуже всего было то, что через несколько недель наступали весенние каникулы, и, если Северус не порвет с Блэком до этого...
Он больше не мог. Он должен сказать Блэку. Он должен.
Он скажет. Сегодня. Точно, сегодня вечером.
Он скажет.
Он не сказал.
[align:center]***[/align]
К третьей неделе марта Северус стал воспринимать ситуацию с бунтарской точки зрения.
Он все еще не сказал Блэку – ну и что? Может, он вообще ему не скажет. Может, Люциусу следует узнать, что он не может командовать Северусом Снейпом, как всеми остальными. Может, ему давно пора понять, что маленький женоподобный мальчик и зловещий старый сутенер - не единственные ценители очарования Северуса. Малфой - не единственный сексуально озабоченный богатенький Буратино – и Блэк доказал это – поэтому Северус всегда мог найти для себя другой вариант. Может, этим вариантом мог оказаться сам Блэк. После того случая с мантией и подлого розыгрыша Беллатрикс Блэк стал относился к нему почти по-человечески, и если этот идиот окончательно не потеряет все права на наследство к окончанию школы, он вполне может оказаться полезным.
И вообще, почему он должен бояться Люциуса? Это было нелепо. Выпускник Хогвартса или нет, Люциус был в два раза слабее Северуса магически; и на дуэли Северус бы его одолел в два счета, и Малфой знал это так же хорошо, как и сам Северус. Беллатрикс? Та, конечно, представляла серьезную опасность, и была гораздо большей сволочью, но, в конце концов, и с ней бы он смог разобраться. Он прошелся мысленно по остальному списку – Авери? Розье? Нотт? – ну, эти вообще были не проблема. Лицом к лицу никто из них не сумел бы противостоять ему.
Если подумать, то существовали лишь два мага во всем Хогвартсе, которые были ему ровней, и он трахал одного из них. А второй являлся лучшим другом Блэка.
Итак, Люциус не был реальной проблемой, его веселые прихлебатели тоже не были проблемой, так что оставался только… Он. Он, также известный как Лорд Волдеморт, он же зловещий старый сутенер. И это... ну, это - да, это могло обернуться настоящей проблемой. Если Северус потеряет поддержку Люциуса, то, вероятно, потеряет и поддержку Лорда Волдеморта, а он не был уверен, что мог себе это позволить. С другой стороны, это зависит от того, насколько сильным станет Волдеморт. Если, согласно своим амбициям, Волдеморт станет министром магии, то Северус Снейп, восходящая звезда Зельеварения, должен быть на правильной стороне. С другой стороны, если Волдеморт окажется очередным радикальным нарушителем порядка или просто полоумным – и Мерлин знает, какое количество таких повидало за последние годы магическое сообщество – то Северус Снейп ни в коем случае не должен быть оказаться вовлеченным в его падение. Трудно быть восходящей звездой Зельеварения и одновременно гнить в Азкабане.
Или в могиле.
Проблема была в том, что Северус понимал: Волдеморт – не очередной преступник и не полоумный. Он был слишком умен и слишком силен. Еще при знакомстве с ним Северус мгновенно почувствовал его силу, а его первый взгляд ударил Снейпа, словно обухом по голове. Если Волдеморт действительно хотел занять место в их мире, то Северусу не приходил в голову никто – ну, может быть кроме самого Альбуса Дамблдора – кто смог бы ему помешать.
Но, казалось, Волдеморт был доволен тем, что пока занимал выжидательную позицию, и тем, как хитроумно создавался его имидж. Благодаря умной саморекламе он уже стал героем для одних, и почти легендой для других – и, как многие мифические фигуры, уже был опутан паутиной противоречий, загадок и банальной лжи. Он был провидцем. Преступником. Спасителем. Дьяволом. У него были легионы последователей, но лишь горстка людей знали его в лицо. Весь мир бредил его именем, но многие боялись его даже произносить. И после короткой встречи с этим человеком Северус понимал, почему. Один взгляд в эти глаза заставлял одновременно подогнуть колени, раздвинуть ноги и бежать куда глаза глядят.
Пей, Северус, пей. Он избивает тебя не из-за алкоголя.
Северус подавил воспоминание, желая забыть о нем. Оно не двинулось с места.
Он бьет тебя, потому что тебя боится, дитя. Он понимает, что уже сейчас в области магии ты достиг в десять раз больше того, чего когда-нибудь достигнет он.
Этот холодный высокий голос. Этот непреклонный тон.
Поэтому он сломал тебе руку. Ведь тебе было только шесть лет, ты даже не знал, что ты натворил. Но он знал. О да. Он видел твою силу даже тогда, и испугался ее. И наказал тебя, как наказывал за нее всю твою жизнь. Наказывал тебя просто за то, кем ты был.
Он знал, что эти слова ранят стоящего перед ним молодого мага; но Он знал, что именно эти слова молодой маг жаждал услышать.
Я бы не наказывал тебя, дитя. Я бы поощрял, почитал, ценил тебя за твою силу. И вместе мы бы заставили этого ущербного магглофила пожалеть о том, что он родился на свет.
Северус никогда никому не рассказывал, что отец сломал ему руку. Ни одной живой душе. И уж конечно, он не говорил никому, как страстно жаждал мести, настоящей мести, видя в несчетном количестве снов, как кровь отца смешивалась с его пронзительными воплями. Нет, Волдеморт просто снял эти мысли из его головы, как спелый персик с ветки, и сочно надкусил – а взгляд на его лице показывал, что он нашел их такими же сладкими и вкусными.
Я же говорил, Северус. Голос Люциуса. Он просто... он просто знает. Я думаю, что он легилимент.
Легилименция. Искусство ощущать мысли, образы и чувства других. Северус уже нашел подтверждение этому в разных книгах. Это была древняя и темная магия, практикуемая сейчас очень редко. Как и все остальные виды магии, любой маг или ведьма могли изучать ее и, овладев, достигать разной степени мастерства, но лишь немногие имели к ней врожденный талант. Северус предполагал, что магглы называли это чтением мыслей.
Или то, что бабушка называла Нюхом.
Северус поежился. От мысли, что у него может быть что-то общее с Лордом Волдемортом, кожа покрылась мурашками. Этот человек был Злом. О, нет, не тем сумасшедшим клоуном, каким представляли его газеты и министерство – Северус ни на минуту не верил бредовым историям про массовую резню в далеких маггловских деревнях, про банды в белых масках, или про пыточные отряды, действующие по ночам – но тем не менее злом. Аморальным. Жаждущим власти. Опасным.
Северус резко раскрыл сумку и, громко стуча каждым пузырьком по столу, стал выкладывать ингредиенты. Он был зол. Решимость, его чудесная непокорная решимость снова улетучилась, а почему? Потому, что он боялся мести какого-то старого маразматика, который никогда не стриг ногти и называл себя «Лордом»? Нелепо. Даже нелогично. Даже если этот «Лорд» и был самым темным и могущественным волшебником на земле, то он не представлял угрозы Северусу Снейпу. Северус Снейп был просто одним из глупых мальчишек, тогда как Волдеморт был крупной политической фигурой, планирующий стать министром, планирующий серьезные реформы, планирующий решить «маггловскую проблему раз и навсегда». И разве такой фигуре не все равно - присоединится ли к его кампании какой-то сальноволосый подросток?
Вполне возможно, что он вообще уже обо мне забыл, подумал Северус. А может, он и имени моего уже не помнит.
Ладно.
Он извлек последнюю склянку с зубами гималайской курицы и запихнул сумку под стул. Поднялось небольшое, но плотное облачко пыли. Он чихнул и осмотрелся с презрительной ухмылкой. Мерлин, этот профессор Прозак был неряхой. И его лаборатория – просто отвратительна. Наблюдая за учителем в классе, Северус видел, что тот был ленивым и неряшливым – два непрощаемых качества для профессора зельеварения, по мнению Северуса – по крайней мере, класс был общей территорией и там убирались домовики. Но сюда они, очевидно, заходить опасались, подумал он. И он не мог их за это винить. Прозак был безопасен как младенец - если знать, как с ним обращаться, но он мог быть резким, зловещим, раздраженным старым пугалом. Из того, что Северус читал в «Хогвартс: История», профессора зельеварения были всегда резкими, зловещими, раздраженными старыми пугалами, хотя никто не знал, почему. Вероятно просто дань школьной традиции.
Неожиданно для себя Северус широко зевнул. Несомненно, прошлая ночь давала о себе знать. Он сладко потянулся, и его волнения немного улеглись. Северус едва заметно улыбнулся. Прошлая ночь. О, прошлая ночь была просто... Мерлин! Еще несколько таких ночей, и все страхи улетучатся без следа. Каков бы ни был риск, но простая возможность поиметь Блэка вот таким образом, трахнуь его вот так, делала этот риск далеким, глупым и незначительным.
Вот Блэк на нем, его красивое лицо напряжено, пока он, зажмурив глаза, насаживается на член Северуса. А вот Блэк уже под ним, извивается с каждым грубым толчком, откидываясь назад всякий раз, когда его толкают, наслаждаясь насилием и болью. Конечно, Северус и раньше был сверху; он был, как говорится, мужчиной с Люциусом, Розье, Авери и, естественно, с девчонками – Беллатрикс, Нарциссой, и даже с маленькой пташкой Авери – Розель. Физический дар делал его звездой каждого Малфоевского бала. Но никогда раньше он не делал этого с Блэком. Никогда раньше Сириус Блэк не был распластан под ним, обвит вокруг него, раскрыт для него, сдаваясь в плен, умоляя продолжать этими серыми, становящимися серебристыми от похоти глазами, и этой беззаботной, беспощадной, останавливающей сердце улыбкой.
А после, когда Блэк уткнулся лицом в шею Северуса и сонно предупредил:
- Запомни, если ты убьешь меня, то мы этого больше никогда не сделаем, - перед тем как впасть в блаженное забытье, теперь уже Северус лежал в темноте, осторожно обняв руками свой подарок судьбы, переполненный такими чувствами, назвать которые он не осмелился бы никогда.
- Ну, прямо вылитый книзл, проглотивший канарейку!
Он повернулся к двери. Лили Эванс стояла на пороге, румяная от холода, с многочисленными пакетами в руках. Северус машинально подошел, чтобы помочь, и она сказала:
- Осторожно! Черная коробка наверху - это ребра фестрала, и даже вспоминать не хочу, через что я прошла, чтобы их раздобыть. – Лили подождала, пока он возьмет и положит на стол тонкую черную коробку, затем со вздохом опустила на пол остальные покупки.
- Нам крупно повезло – я купила их по себестоимости.
- Пфф, - фыркнул Северус. – Слабость старика Ашвиндера к молодым девочкам широко известна. Странно, что он не завернул их тебе в подарочную бумагу.
Девушка скептически взглянула на него. – К твоему сведению, шовинисткий ты поросенок, меня обслуживал твой приятель Том. Ашвиндер вообще не хотел мне их продавать. Даже после того, как я показала ему письмо профессора Прозака; если бы этот Том не вступился, я бы до сих пор с ним там пререкалась, - Лили сбросила пальто. – Ты мог бы упомянуть, между прочим, что ребра фестрала внесены в школьный список запрещенных веществ.
- Ну да. В этот гребаный список внесено все, кроме лепестков роз и пуканья фей. И Том об этом хорошо знает, поэтому он единственный, кому наплевать на Совет Директоров. – Том Монтегю был заместителем управляющего аптеки « Гойл & Краббл » в Хогсмиде. Серьезный, любезный человек, ненамного старше Хогвартских студентов, Том был именно таким, каким, по мнению Северуса, должен быть настоящий аптекарь: проиноформированным, отлично снабженным самими разными ингредиентами и подчеркнуто равнодушным к тому, что делают с его товаром вне магазина. – Я разве не сказал тебе обратиться к нему с самого начала?
- Обратиться к нему? О чем ты..? – ее лицо прояснилось, и она покачала головой. – О, нет, Северус, я имею в виду, что это был совсем другой То...
- Ты не принесла перепелиные яйца, - рылся в пакетах он.
- Разумеется, принесла. Они на дне того зеленого пакета, - она сняла перчатки. – И перестань ворчать на меня, это не я их упаковывала. Это была какая то глупая прыщавая девчонка с пышной грудью.
Северус ужаснулся.
– Ты позволила Берте Джоркинс упаковывать яйца? Ты что, идиотка? Она же неуклюжа, как тролль.
- Прости, Северус, что я не помню наизусть все дефекты служащих « Гойл & Краббл », - девушка не знала, то ли ей рассердиться, то ли расхохотаться. – В следующий раз за покупками пойдешь ты.
- Мне не нужны дополнительные оценки. Я не староста и не могу ходить в Хогсмид тогда, когда пожелаю. Кроме того, поход по магазинам – это женская обязанность, - рассеянно бормотал Северус, пытаясь вывести девушку из себя просто по привычке; он проверял яйца на предмет трещин, и все его мысли уже текли в направлении предстоящей работы.
- Так же, как и готовка, - огрызнулась Лили. – Так мне что, готовить зелье самой?
- Неужели сможешь?
Разворачивая покупки, они продолжали – хотя и вполне беззлобно - обмениваться колкостями. Они разговаривали так всегда, и Северус со своей стороны предпочитал серьезному общению именно такой диалог. Он даже не знал почему; ему нравилась Лили, и он догадывался, что нравится ей, хотя и не так, как остальные парни, добивавшиеся ее внимания. Она была очень хорошенькой. У нее были красивые, густые и блестящие темно-каштановые волосы и чистые глаза с ярким изумрудным оттенком – не встречавшимся больше ни у кого. А также крепкие маленькие груди и длиннющие ноги, которые он случайно умудрился разглядеть под ее объемистой мантией.
Как и многие молодые маги, Северус был бисексуалом, поэтому мог по достоинству оценить внешность Лили, но нравилась она ему не из-за этого. Она нравилась Северусу потому, что была... ну, она была очень приятной девушкой. Умной и серьезно относящейся к занятиям. Со здоровым чувством юмора – с небольшим примесью сарказма, но не грубым. Она умела не держать обид и начинать все с нуля, и Северус, с его склонностью к мелодрамам, жалости к себе и злопамятности, одновременно и завидовал и восхищался этим. К тому же она была доброй, но ее доброта выражалась так живо, деловито и несентиментально, что не раздражала Северуса. Иногда она напоминала ему молодую и хорошенькую Минерву МакГонагалл, а МакГонагалл, которая, независимо от того, была ли она главой гриффиндорского факультета или нет, в отличие от других учителей всегда оставляла его в покое.
Я так чувствую, что сюжет здесь, как тайфун.)) Закручивается мееедленно, к середине ускоряется, а в конце разовьет такую бешеную скорость, что только будем бегать штаны менять!
Если у Лили и был существенный недостаток – ну, кроме того, что она была магглорожденная, хотя магглорожденность не беспокоила Северуса в той степени, как он пытался показать – так это то, что она чересчур обо всех беспокоилась. Перешагни через это, помоги сохранить то... для нее всегда существовала какая-то Цель, требовавшая ее уникальной смеси энергии и ума. Северус полагал, что ему-то грех жаловаться, понимая, что рвение Лили устроить мир во всем мире было именно тем, что заставило ее сблизиться с Северусом. Иначе зачем одна из самых хорошеньких девчонок в школе подружилась с уродом-неудачником? «Красавица и Чудовище», называл их Поттер. Ну и пусть. Поттер сходил с ума от того, что Северус был так близок с Лили, которой с самого второго курса гриффиндорец не давал проходу, и которая не помочилась бы на Джеймса Поттера, даже если бы тот был охвачен огнем.
Еще одна причина с ней дружить, думал Северус.
Только однажды ее привычка спасать мир встала между ними, но это «однажды» едва не прекратило их дружбу. Прошлым летом, после С.О.В. Поттер и Блэк напали на него у озера. Это была исключительно унизительная атака даже по их Мародерским стандартам – его перевернули вверх ногами в воздухе так, что его мантия оказалась на голове, а трусы на дереве – причем совершенно без веской причины. Лили тогда вступилась за него, а Северус, сгоравший от стыда, ее оскорбил. Он назвал ее грязнокровкой - словом настолько ужасным, что если бы его услышал отец, то избил бы до смерти. Пораженная и обиженная, девушка оскорбила его в ответ. Назвала его «Сопливусом», что ужалило до глубины души, больше, чем любое рукоприкладство. Слетев с ее губ, это слово ранило намного глубже, чем если бы его произнесли Поттер, Блэк, или этот жирный маленький отморозок, Питер Петтигрю.
Две недели спустя, в последний день семестра, она подошла к нему в библиотеке, взглянула прямо в глаза, и без всяких экивоков сказала:
- Извини. У меня не было права вмешиваться. У меня не было права обзывать тебя этой кличкой. У меня не было права назвать тебя грязным или смеяться над твоей одеждой. Но у тебя не было права назвать меня грязнокровкой. Этого не извиняет ничто. Тебе жаль? Если тебе действительно жаль, то ладно. Мы все еще можем быть друзьями. Если нет, и ты действительно имел в виду то, что сказал, то, хотя мне это и не нравится, я отнесусь к твоей позиции с уважением и оставлю тебя в покое. Итак, Северус... тебе жаль?
Как только Северус перестал моргать и смог закрыть рот, он заставил себя кивнуть. Лили улыбнулась. Они немного поболтали, как старые друзья. Северус чувствовал себя так, будто его переехала одна из тех безлошадных карет, всегда отвозивших их на станцию. Только Лили Эванс могла извиняться, одновременно представляя извинение заслугой кого-то другого.
И он был рад, что они помирились. Ему не хотелось ее терять. Вообще-то они никогда не были настоящими друзьями, хотя Северус подозревал, что Лили этого не осознавала – Северус прекрасно понимал, что не способен к доверию, без которого не бывает настоящей дружбы. Но с ней можно было поболтать на переменках, или позаниматься в библиотеке. Она была тем партнером, которого он мог выбрать, не боясь ни того, что его поколотят, ни того, что его публично унизят во время зельеварений или ЗОТС. Для Северуса отношения с Лили были самыми похожими на дружбу из тех, которые он когда-либо знал.
Пока Северус, закатав рукава, готовился измельчать ребра фестрала, Лили перечитывала рецепт в толстенной книге в кожаном переплете, лежащей на столе.
– Нарезать пауков кусочками точно в 1/8 дюйма толщиной и варить с зажелированными перепелиными яйцами в течение часа, - громко читала она, затем с виноватым видом замолчала. – Северус, это займет уйму времени. Извини, я не знала, что Усилитель Памяти такой сложный.
- Это ты еще не видела второго рецепта, - заметил он. – Подай маленький серебряный нож. И начинай нарезать пауков. Около дюжины будет достаточно.
Она подала ему нож и подняла мешок с пауками, но не открыла его.
– Ты уверен, что у тебя есть на это время?
Он кивнул.
- И я не... отвлекаю тебя ни от чего?
- Нет.
- Не прерываю твои планы, или...еще что-то?
Он обернулся к ней, раздраженный и озадаченный; эта мнительная, неуклюжая девушка была совсем не похожа на откровенную Лили Эванс, которую он знал. И она краснела. Он никогда не видел, чтобы Лили Эванс краснела, никогда - ни при самых грубых приставаниях Поттера, ни при чем-нибудь другом. Ни даже при виде Северуса – ее приятеля Северуса - подвешенного вверх ногами с болтающимися в воздухе интимными частями тела.
- Да ну, ерунда. Черт! – нож соскользнул; появилась капля крови. Северус отбросил нож и быстрым взмахом палочки залечил порез, его пульс резко участился. Уф. Это было опасно. Даже капля крови, особенно крови мага, могла наделить самое безобидное зелье смертельными и неожиданными свойствами. – Без проблем. Я несколько месяцев тому назад сам обещал помочь.
- Да, но ты пообещал это до того, как...
Она остановилась так резко, словно ее ударили, и неожиданно Северус понял, даже без своего Нюха, что именно она пыталась сказать.
- До чего?
Девушка вздохнула.
- У меня не слишком получается ходить вокруг да около, верно?
- Так же, как и у меня - быть любезным, - он произнес это резче, чем намеревался. – Выкладывай, Лили. До чего?
- До Блэка, Северус. До Сириуса Блэка, - она так внимательно смотрела на него, что он почти физически чувствовал ее взгляд. – Все говорят, что ты с ним спишь.
Северус отвернулся и, стиснув зубы, продолжил измельчать ребра.
– Обо мне много чего говорят.
- Я знаю, дурачок. Поэтому я спрашиваю тебя в прямо. Ты спишь с Сириусом Блэком?
Он промолчал, только только еще чаще заработал ножом, яростно разбрасывая кусочки в разные стороны. Судя по его действиям и его внезапно запылавшему лицу, ответ был вполне определенным.
Лили склонилась над столом, раскрыв от удивления рот.
– Разрази меня гром, - прошептала она. – Так это правда.
- Заткнись.
- Разрази меня гром!..
Северус заскрипел зубами.
- Я не могу поверить... я никогда бы не подумала...– Лили сделала неопределенный жест. – Ты... и Блэк... Разрази меня гром!..
- Ты когда-нибудь прекратишь это повторять? – изо всех маггловских выражений, которые он знал, «разрази меня гром» было одним из самых идиотских. – И хватит на меня пялиться, как какая-то дурацкая треска.
- Да, знаю… я всегда так выгляжу, когда я в шоке, - бесстрастно призналась она. – Таращиться как треска – обычная маггловская реакция на на какой-нибудь абсурд.
Северус уставился на нее, снова чуть не порезавшись, и девушка всплеснула руками.
- Ради Мерлина, Северус, а как ты хотел, чтобы я отреагировала? Это самый дурацкий бред, который я когда-либо слышала! Еще пять минут тому назад я бы поклялась, что ты бы не дотронулся до Сириуса Блэка даже десятифутовым шестом, а теперь ты мне говоришь, что ты... он... вы... – она замолчала и вежливо прочистила горло. – Что у вас... все на мази.
Северус фыркнул. Мда, можно было бы сказать и так. Хотя, если подумать, это выражение было ничем не хуже других; он и Блэк «были на мази» с момента их первой встречи.
– Ты действительно не можешь в это поверить? Даже после того цирка, который Белла устроила в классе? Даже после всех этих сплетен?
- Издеваешься? Ну как я могу воспринимать всерьез заявления от кого-то, вроде Беллатрикс? Такие, как она, запросто скажут, что ты прямо в спальне варишь запрещенные зелья из крови единорога и жира вареных младенцев. – Она, наконец, открыла мешочек с пауками и принялась сортировать их, откладывая одних в сторонку, а других складывая в аккуратную кучку на столе. – Конечно же, я ничему не поверила, потому что ты сам мне об этом ничего не сказал.
- С какой стати я тебе должен был об этом говорить?
Она спокойно взглянула на юношу.
– Потому что так поступают друзья, Северус. Они делятся друг с другом: я тебе рассказываю о своем, а ты – о своем.
- Еще чего!
- Жаль, что у меня никогда не было ничего подобного. Ни с кем такого не было. – Она завязала мешочек и улыбнулась. – Ты должен признать, что это исключительно пикантная сплетня.
Он презрительно фыркнул. – Ты такая же, как и все остальные.
- Почему? Потому что у меня есть тысяча вопросов, которые я тебе хочу сейчас задать? Ну пожалуйста. Я же человек, Северус. Конечно же, мне немного любопытно.
Ей было явно намного любопытнее, чем просто «немного»; он прямо таки чувствовал, как ее любопытство все сильнее опутывает его с каждым дерзким взглядом этих зеленых глаз. – Почему бы тебе не спросить Блэка, если уж у него такой длинный язык?
- Я бы не взяла у Блэка шоколадную лягушку, даже если бы умирала с голоду, - презрительно отмахнулась Лили. – Кроме того, Блэк молчит, как партизан. Даже со своими друзьями - судя по тому, что я слышу от Поттера и Люпина. – Она подобрала нож и возобновила нарезание пауков. – Это другая причина, по которой я не поверила в это, между прочим – ты же сам знаешь, какой у Блэка длинный язык, и какого он о себе высокого мнения - воображает себя эдаким жеребцом. Всякий раз, когда он с кем-нибудь переспит, Блэк чуть ли не пишет об этом статью в «Пророке» - но почему он молчит о тебе?
Северус сгреб легкую костяную пыльцу в кучу и вытер руки. Они немного дрожали. Немного.
- Возможно, я не подхожу под его обычные стандарты, - стараясь не показывать своего разочарования, осторожно заметил юноша. Значит, я хорош для постоянного траханья, но недостаточно хорош для него, чтобы в этом признаться. Как все-таки это типично для Блэка, для этого вечного гриффиндорского лицемера/для этого вечно лицемерящего гриффиндорца!
- Ты настолько выше его обычных стандартов, что это даже не смешно, - объявила Лили. – Для начала, в твоем лексиконе присутствуют такие слова, как «думать», «книги», «школа», «интеллект». И это ставит тебя далеко впереди остальных, во всяком случае для меня, - она перестала нарезать пауков и оценивающе посмотрела на юношу. – И ты отлично выглядишь, Северус. Нет, я серьезно. Кто бы мог подумать, что может сделать шампунь и немного физической нагрузки... О, и не смей так на меня смотреть! Я прекрасно знаю, что ты хочешь сказать, и это такая чепуха. Да, Блэк красивее тебя. Ну и что? Он красивее и меня тоже, - тут Северус не смог сдержать улыбку, – но я же не собираюсь из-за этого надевать на голову мешок. У тебя нормальная внешность, и в ней нет ничего такого, чего бы не исправила элементарная чистоплотность, Северус. Поэтому, если тебе так хочется себя пожалеть, то найди для этого какой-нибудь другой предлог.
Юноша не знал, как ответить на эту небольшую вспышку. Дураку ясно, что Лили говорила искренне – Северус действительно ее раздосадовал, но это было почти так же приятно, как и ее слова, которые вдруг стали более похожими на правду.
В его груди словно что-то слегка потеплело и засветилось, пока он открывал банку с куриными зубами. Насыпав немного в ступку, Северус принялся растирать их.
– Ну, и если я такой чудесный-расчудесный, почему же тогда Блэк все отрицает?
- Я никогда не говорила, что ты чудесный, - ее губы лукаво дернулись, - и я не говорила, что Блэк что-то отрицает.
- Но...
- Он просто ведет себя очень уклончиво, вот и все. Играет в свои обычные игры. Не говоря ни да, ни нет. Просто сидит, пожимает плечами с этой своей самодовольной улыбочкой, - ее губы снова дернулись. – Ну, знаешь, очень напоминающую ту, которая была у тебя в тот момент, когда я сюда вошла.
Лицо Северуса запылало. Он стал растирать зубы, явно переусердствуя. И все же в груди него потеплело еще сильней. Значит, Блэк улыбался, да? И не отрицал их связь. Нет, он не был смущен – и даже идиот вроде Блэка должен знать, что смутиться при всех – значит, дать карты в руки всем хогвартским сплетникам. Ведь всем известно, что смутиться - это фактически признаться.
- Ну вот. Ты это делаешь снова.
Северус поднял голову.
– Хм? Делаю что?
- Улыбаешься. Как кот, который дорвался до сметаны. Что тебя так развеселило?
- О... я.. мне просто интересно, что говорят остальные, - солгал он. – Какова официальная Хогвартская версия? Блэк угодил под заклятие «Отвал Башки»? Или я подлил ему приворотное зелье в стакан с тыквенным соком?
- Ну, некоторые четверокурсники и пятикурсники говорили нечто подобное: что ты на него набросился или что-то в этом роде, но никто не воспринял это всерьез. – Лили весело рассмеялась. – О, все тебе ужасно завидуют, Северус! Мечтают выцарапать тебе глаза. Но никто над тобой не смеется, если тебя это волнует. В основном все невероятно впечатлены. Они считают, что ты поймал себе Синюю птицу.
- А что думаешь ты?
Лили поморщилась.
– Ты же сам знаешь. Я думаю, что Блэк придурок. Красивый, очаровательный, бесполезный, задиристый, самодовольный придурок. Даже не представляю, что ты в нем нашел, и надеюсь, что это не какой-то глупый розыгрыш с твоей или с его стороны, но я считаю, что ты должен быть очень осторожен. Хотя, пока отношения с Блэком делают тебя счастливым, то я лично ничего не имею против.
Судя по выражению лица, надежды у нее на это было мало, и, чтобы успокоить Лили, Снейп чуть было не начал уверять, что все в порядке. Но вовремя прикусил язык. Да, в данный момент он был счастлив, но Эванс права, ему следовало быть осторожным.
- Я всегда осторожен. И, к твоему сведению, я знаю не хуже тебя, что Блэк – дурак.
- Ну, я очень на это надеюсь, - сказала она, и ее чопорный тон почему-то рассмешил Снейпа.
В последующие пятнадцать минут они работали молча, нарезая, очищая и помешивая. Внешне Лили казалась сосредоточенной на своих действиях, но Северус знал, что это было не так. Он попытался применить к ее мыслям Нюх, и ему это удалось без труда. Вспышки ее мыслей - от беспокойных до изумленных и даже сладострастных - проникли в его собственные. Как это произошло? Я ни на секунду не поверю, что Северус способен доверять этому ничтожеству. Когда же это началось? Блэк давно пускал слюнки при виде Северуса, как голодная дворняжка, но... нет, это может длиться так долго. Они бы давно друг поубивали. Интересно, как они выглядят вместе. Почему это меня так возбуждает? О, и как мне только не стыдно! Интересно, что они делают. Кто из них кого трахает? Или мальчишки имеют друг друга по очереди?
Он изо всех сил пытался отсоединиться от ее мыслей, заблокировать их, но это оказалось сложно. И отвлекало. А также означало, что Лили тоже не была сосредоточена на работе, и он занервничал. Несмотря на всю на всю сложность рецепта, Северус мог приготовить Усилитель Памяти и микстуру Скорочтения даже во сне, но приготовить зелье два-в-одном было очень непросто, это требовало максимальной сосредоточенности. Всего одна ошибка – и самым безобидным из того, что у них могло получиться, будет обычная грязь.
И все-таки он промолчал. Он боялся проговориться о том, что без спроса влез к ней в голову. И только когда пугающе четкий образ развернулся в его голове - он и Блэк, оба обнаженные, крепко прижавшиеся друг к другу - Северус прервал молчание.
- Лили, если бы я мог, то сказал бы тебе.
- Я понимаю, - она не скрывала своего любопытства, но и не прикидывалась, что не поняла намек Северуса. Лили не спорила, не пыталась выведать что-нибудь хитростью и не дулась. Он знал, что его молчание обижало ее, что девушка была разочарована недоверием по отношению к ней. Но она не давила и не настаивала, и он любил ее за это больше, чем он мог сказать.
И тут она попросила:
- Передай мне, пожалуйста, куриные зубы. Быстрее, Северус, пока температура не изменилась - вот. Супер! – и он снова восхитился ее умению переключаться на другие вещи. – О! Это тот самый цвет, который нам нужен?
Он нежно взглянул на нее, пытаясь сдержать улыбку.
– Да. Отлично. А теперь сделай огонь под котлом на полдюйма ниже.
Самое трудная часть работы осталась позади. Им нужно было закончить приготовление зелья, затем долго ждать добавления ребер фестрала перед финальным этапом. Они провели час, болтая о всякой чепухе – о занятиях, о погоде. Лили рассказывала о своей семье. Северус, как чистокровка, инстинктивно не доверял магглам а, как слизеринец, презирал их, но все же магглы его интриговали. К тому же Лили ухитрялась удовлетворять его любопытство настолько деликатно, что он ни разу не почувствовал так, будто девушка видит его насквозь.
По итстечение часа Лили встала и взглянула в котел.
– Ну-с, время добавлять ребра? Цвет, вроде, такой, какой надо.
Северус присоединился к ней.
– М-м-м, но оно еще недостаточно густое. Погоди еще пару минут.
- Даже не стану спрашивать, какая разница в одной-двух минутах, - сказала она. – я тебя не первый день знаю, - она наблюдала, как Северус вытряхнул остаток пыльцы измельченных ребер в стеклянную мензурку, оставив маленькую горстку на столе. – Как ты это делаешь?
- Что именно?
- Откуда ты знаешь точное количество, не производя никаких измерений?
Он пожал плечами, будто у него спросили, откуда он знает, как вдыхать и как выдыхать.
– Знаю, и все.
Неторопливо, щепотку за щепоткой Северус добавил порошок из ребер, наложив заклинание на палочку, чтобы та помешивала зелье сама. На мгновенье оно тихо зашипело; молочно-розовая поверхность образовала алый, затем серебристый, переливающийся разными оттенками водоворот. Прекрасно, удовлетворенно подумал Северус. Мерлин, как он обожал зелья! Это был предмет, непохожий ни на какие другие – в нем гармонично сочетались наука, логика и магия, и когда Снейп с первого же раза достигал нужного результата, то ощущал себя не магом, нет. Он ощущал себя богом.
- Ты гений!
Ожидая, что Лили добавит что-нибудь еще, Северус поднял голову и вдруг понял, что эти слова она произносила не вслух. Девушка смотрела не на зелье, каким бы красивым оно ни было, но, встретившись взглядом с Северусом, тут же опустила глаза.
– Вот это настоящая магия, правда? – улыбнулась Лили, глядя в котел. - Из всех этих мерзких ингредиентов получается такое чудо.
И он кивнул, довольный, что она поняла.
- Ну что, будем пробовать? – спросила Лили.
- Естественно.
Это ей нужны были дополнительные оценки, поэтому, несмотря на все уговоры Северуса и попытки занять ее место, Лили настояла на том, чтобы быть подопытным кроликом,.
– Мы ведь даже не знаем, что сварили, - протестовал он.
- Конечно, знаем. Мы сварили зелье, которое войдет в историю зельеварения! - Северус открыл было рот, чтобы возразить, но Лили подняла руку. – Северус. Оно может меня убить?
Мысленно он прошелся по всем ингредиентам и процессам. Северус уже сделал это раз десять, и каждый раз приходил к одном и тому же выводу.
– Нет, - нехотя ответил он.
- Оно нанесет мне умственный или физический ущерб, причем надолго?
- Нет.
Она улыбнулась и протянула руку.
- Оно не навредит тебе, но любое зелье обладает непредвиденными побочными эффектами. Тем более комбинированное. Теоретически эти два зелья совместимы, но только в теории... – он умолк. Один взгляд на Лили показал, что он зря терял время. Юноша вздохнул и применил последний аргумент из своего арсенала, прекрасно понимая всю его никчемность. – На вкус оно далеко не так соблазнительно, как на вид.
- Ну, это относится ко всем зельям. Ну же, давай его сюда, Северус. И если я превращусь в нечто волосатое или неуправляемое, просто привяжи меня к столу и кинь каких-нибудь мясных объедков.
Лили залпом выпила зелье и, судя по тому, как напряглись ее скулы, едва не скривилась от отвращения. Северус хотел было съязвить, но удержался. Не считая того, что у него в подсознании постоянно маячил Блэк, они провели вполне приятный вечер – он почти забыл о простых удовольствиях, которые доставляло ее общество – и ему не хотелось все это испортить.
Он также беспокойно искал знаки грядущей волосатой неуправляемости.
- Ну, как ты? – наконец спросил он.
- Хорошо. Лучше, чем хорошо. Все как-то… обострилось… и запузырилось.
А. Запузырилось. Значит, сработало. Отлично.
- Ладно. Теперь, прочти вот это.
Девушка ошеломленно уставилась на него. Он указал пальцем на книгу Зельеварения, все еще лежащую на столе.
– Что, всего одну страницу? Это едва ли серьезная проверка, Северус.
- Не страницу. Книгу.
- Всю книгу? Но тут же больше пятисот страниц!
Он кивнул и взглянул на часы.
– У тебя - десять минут. - Десять минут? Но я ни за что не смогу...
- Если у нас получилось, то сможешь, - он постучал пальцем по книге. – Читай.
Она читала. Северус видел, как с каждой все быстрее и быстрее переворачиваемой страницей, ее лицо становилось изумленнее и радостнее, и наконец все страницы слились в одно расплывчатое черно-белое пятно. Она закончила чтение на минуту раньше срока.
- Сейчас проверим, - объявил Северус, забирая фолиант и листая его. Он остановился на середине. – Итак, что ты прочла на странице 278?
- «С точки зрения этики Зелье Месмера – это исключительно сомнительная микстура, обладающее почти такой же силой, как и заклятие Империус. Оно было запрещено министерством магии в 1834. Оно...» – Лили застыла с широко раскрытыми глазами.
Он слегка улыбнулся.
– Поздравляю, - сказал он. – В следующие сорок пять минут ты будешь эйдетична.
- Что, у меня фотографическая память? – уточнила девушка. Он недоуменно моргнул. – Прости. Это маггловский термин. Он означает, что я мгновенно запоминаю все, на что смотрю в течение нескольких секунд.
Северус нетерпеливо кивнул.
– Да. Это и значит «эйдетично».
Она рассмеялась.
– О, не будь таким занудой! – и, порывисто обняв его, удалила из него раздражение (и большую часть воздуха). – Боже, Северус, мы сделали это! Мы действительно сделали это! Мы изобрели зелье!
- Да... ну... не совсем... – О, Салазар! Неужели всего одно объятие превратило его в запинающегося идиота? Держи себя в руках, придурок! – Технически, мы видоизменили зелье. Два зелья, точнее говоря.
Она отодвинулась и одарила его такой теплой и нежной улыбкой, что у него едва не подогнулись колени.
– А ты у нас всегда любил точность, - она скрестила руки на груди. – Но, на этот раз, думаю, ты чересчур скромен. Ты – чудо, Северус. Однажды твое имя будет на всех товарах: от болеутоляющих препаратов до тоника для волос, и я скажу «О да, Северус Снейп, миллиардер и изобретатель зелий? Я училась с ним в одной школе!»
Она хихикала, Мерлин бы ее побрал. Он попытался неодобрительно нахмуриться, но лицо не подчинялось. Он был сбит с толку собственными эмоциями – изумлением, смущением, удовольствием и легким страхом из-за ее объятья. Особенно его удивила собственная реакция. Боже, неужели все маггловские девушки так хорошо пахли? Белла и Нарцисса душились самыми дорогими духами, но они не пахли и наполовину так приятно, свежо и слегка пряно...
– Ты рехнулась, - наконец выдавил он. – Совершенно съехала с катушек.
- Ага. Я чувствую, что сейчас взлечу, как снитч, - все еще хихикая, весело согласилась она. Она протянула ему флакон. – Вот, чудо. Налей сюда наше изобретение, пока я буду наводить порядок. О! – она указала на него пальцем. – Мы его так и назовем. Чудо-Зелье. Как ты думаешь?
- Я думаю, что тебя заклинило на этом дурацком слове, - он взял флакон и осторожно наполнил его зельем. Он вовсе не скромничал; она его смущала. Его так мало хвалили в жизни, что он совсем не умел принимать комплименты, поэтому на них он реагировал, как и на все остальное, выводящее из равновесия – презрением и насмешкой. – Единственная причина, по которой ты считаешь меня «чудом» в зельях, состоит в том, что сама ты в них ни в зуб ногой.
- Уже нет, дорогуша! – в ее голосе звучало такое такое ликование и гордость, что Северус не смог сдержать смех. – И это дурацкое слово вовсе не я первая сказала, так что можешь на меня не кричать. Твой приятель, старина как-его-там – он тот, кто назвал тебя чудом.
- Какой приятель?
- Том. Том как-его-там-зовут. Из Хогсмида.
- О, Том, - отмахнулся Северус. – Том – не приятель. Мы едва знакомы.
- Мне показалось, что он хорошо тебя знает. Он пел тебе дифирамбы все время, пока я была там.
- Ну естественно, - сухо ответил Северус. – Я же один из его лучших клиентов.
Он запечатал флакон, отложил его в сторону и принялся наполнять второй. И вздрогнув, едва не уронил его, когда она прервала его раздраженным шипением.
- Северус, ты меня вообще когда-нибудь слушаешь? Ну хоть когда-нибудь? Я же сказала, что это был другой Том. Ты имел в виду Тома Монтегю, так? А Том Монтегю вообще не работал сегодня. – Она закончила упаковывать ингредиенты и перекладывала склянки в сумку, повторяя: - Я же сказала, когда только пришла, - явно намекая, насколько глупым и невнимательным показал себя Северус.
- Ну, и о ком же ты тогда говоришь? Я не знаю никакого другого Тома.
- Конечно, знаешь, - сказала Лили своим обычным голосом «ну-давай-же-будь-умницей». Она взяла полотенце с полки и стала вытирать стол. – Ты должен его знать. Он-то определенно с тобой знаком. Сразу же вклинился в разговор, услышав твое имя. Вначале я было рассердилась – ну, что он подслушивал и лез не в свое дело – но он мне так помог с Ашвиндером и с этими ребрами фестрала, что я просто не могла долго дуться. И он показался мне очень милым. Очаровательным и довольно привлекательным для своего возраста. И он очень высоко тебя ценит, Северус. Честно. Все не мог наговориться про то, какой ты умный и талантливый и какой тебя ожидает успех...
- В самом деле?
- В самом деле, - прекратив вытирать стол, Лили подняла голову и пристально на него посмотрела. – Ты действительно не имеешь понятия, о ком я?
Если бы, подумал он. К сожалению, понятие у него имелось, или, во всяком случае, уже появлялось, и оно было не из приятных. У Северуса пересохло в горле, заныло в груди и засосало под ложечкой, словно он проглотил бладжер. Огромный холодный бладжер.
Очаровательным и довольно привлекательным для своего возраста.
- Возможно, это приятель матери, - солгал он. И удивился, как легко и гладко сорвалась с языка ложь, хотя удивляться этому было бы странно – по части лжи он был полным виртуозом. – Возможно, я просто не помню его имени. Как он выглядел?
- Высокий. Худой. Очень бледный. Темноволосый. Привлекательный, как я уже сказала. Ну, знаешь, такой весь из себя...
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 25
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Восхитительно!!!!
Вечером еще кусочек выложим! 
и обожает Снейпа. 
НЕ буду спойлерить в предположениях , а то еще 
Просто нервно 
в сторонке. 
Нет слов! 
Об пол , когда до него дойдет какого Тома илела в виду Лили
- участник сейчас на форуме
