ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ФОРУМ ОТКРЫТ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ.
Чтобы зарегистрироваться, внимательно прочтите инструкцию в этой теме.
Если вы уже зарегистрированы, то получить доступ к закрытым разделам можно в этой теме.
Глава первая – Навязчивая идея. Воскресенье, 26 декабря, 1976 г. – второй день Рождества.
Сириус Блэк был безрассудным молодым человеком.
Что не означает, что он был глуп, поверхностен или прост. Сириус не верил в размышления и глубокий анализ. "То, что есть – есть, а то, чего нет – нет, и к черту любые вопросы" – было девизом Сириуса Блэка. И за всю недолгую жизнь девиз этот служил ему верой и правдой. Даже в шестнадцать Блэк замечательно воспринимал неизбежное и необъяснимое.
Что было большой удачей. Иначе эта ситуация со Снейпом – странная, непонятно откуда взявшаяся, я-тебя-ненавижу-как-отраву-но-хочу-трахать-до-потери-пульса ситуация, возникшая в конце прошлого семестра – свела бы его с ума.
Не то что бы он не был немного... смущен. Кто бы не смутился на его месте? Это же был Снейп, ради Мерлина, Северус-гребаный-Снейп, слизеринец, дитя темных искусств и пугало всей школы. Слишком умный, чистокровка, беднее церковной крысы, к тому же вовсе не красавец. О, Сириус признавал – для себя – что Снейп был вовсе не уродом, о чем неустанно твердили Мародеры, но и на картину, написанную маслом, он тоже не походил. Снейп был тощ, смертельно бледен, мантия была поношенной и явно принадлежала еще кому-то до того, как попала к Снейпу, он мыл голову настолько же часто, насколько у Сириуса возникало желание задуматься о смысле жизни. У Снейпа была дергающаяся походка, ужасный нрав и ехидный язык, он был угрюм и коварен, пронырлив и злобен, и того, что Сириус понимал все это, но по-прежнему хотел заставить его вопить, как низл, было достаточно, чтобы задумался даже самый безрассудный молодой человек.
Но ненадолго. С рассудительностью, удивившей его самого (и почти неловким отсутствием сопротивления), Сириус примирился с новыми чувствами. Наверное, это было не так уж и странно; возможно, быть Блэком означало быть готовым ко всему. В конце концов, учитывая то, что он оказался единственным нормальным в длинной череде элитарных придурков, неожиданный порыв трахнуть школьного чокнутого – не такая уж проблема.
И не то что бы Снейпу нечего было предложить взамен. Он обладал некоторой... мистической силой? Аурой? Присутствием? Чем бы оно ни было, оно завораживало. Оно было чем-то вроде запаха для Бродяги внутри Сириуса, безрассудной смеси умоляю-не-причиняй-мне-боли и пошел-к-черту, и две эти составляющие едва уживались в нем, постоянно конфликтуя. Снейп также обладал своеобразным физическим шармом. У него были прекрасные глаза, пронизывающие и черные. У него были приятные губы, алые и тонкие, изогнутые, как у куклы. У него были сильные, но изящные руки художника, и голос, за последний год ставший более глубоким и приобретший некий шелковистый оттенок. У него был воистину массивный член и задница - такая упругая, что было неясно, как он умудрялся не скрипеть при ходьбе.
Сириус всегда был человеком задницы. И ему доставило удовольствие то открытие, что пол задницы, по большому счету, не имеет значения.
Этим открытием он был обязан Джеймсу. Джеймсу и его исключительно злому чувству юмора.
Прошлым летом, после сдачи С.О.В., когда Джеймс буквально выставил Снейпа на всеобщее обозрение для развлечения Сириуса, – это событие стало поворотным моментом, спусковым крючком для навязчивой идеи. Ведь оно планировалось исключительно для развлечения Сириуса, не так ли? О, нет. Джеймс был самодовольным, Джеймс был идиотом, но Джеймс не был глупцом. Или слепцом. Он знал, чего именно добивался Сириус. Пусть Джеймс и был банальным натуралом, но всегда приходил на выручку товарищу... А если Сириусу было нужно узнать, что именно спрятано под поношенными черными одеждами Снейпа, для чего же тогда нужны друзья?
*** Полгода назад.
- Про сальноволосого слизняка можно сказать только одно, - позже заметил Джеймс в гостиной. – У него оборудование – как у гребаного гиппогрифа, – он взглянул на Сириуса, в его глазах пряталась хитрая улыбка. – Как тебе, Бродяга?
Сириус тщетно пытался скрыть улыбку. По ней можно было легко прочесть согласие Сириуса... хотя, возможно, Блэку не хотелось показывать этого перед Питером и Ремусом.
– Ну, ты же знаешь, что говорят...
– Не надо, Бродяга, - то ли пригрозил, то ли застонал Джеймс.
– ...о парнях с большими носами.
Они оба издали легкомысленный «ну-не-умудренные-ли-мы-опытом?» смешок. Питер поднял голову от шахматной доски, на которой довольно зрелищно проигрывал Ремусу, с заинтересованным и немного смущенным выражением лица.
– Что говорят о парнях с большими носами?
Сириус закатил глаза. Боже, это Питер.
– Не будь тупым.
– Я не ту...
– Туп, как тулуп.
– Нет, я просто не знаю...
– Глуп, как шуруп, – предложил Джеймс.
– Просто скажите мне, что говорят! – Питер заволновался, в его голосе появились пронзительные, капризные нотки, обычно вызывающие в Сириусе желание его ударить.
– Предположим, что размер носа прямо пропорционален размеру члена, – спокойно вмешался Ремус. Луни не казался особо заинтересованным и даже не поднял голову от доски, хотя по его напряженному подбородку Сириус догадался, что они огорчили Ремуса. – Об этом говорится в маггловской пословице … шуточной, я полагаю.
– Большой нос - большой насос, – Джеймс пошевелил бровями и бросил взгляд на Сириуса, эдакий приглашающий жест «ну, давай». – Очевидно, что в каждой шутке есть доля правды, Бродяга. Ты, псина!
Они снова рассмеялись, и Питер взглянул на них с любопытством: даже он не мог не заметить некий понятный им обоим подтекст.
– Что тут смешного?
Все еще улыбаясь, Джеймс отмахнулся.
– Ничего, что тебе... Ничего, Питер. Забудь.
– Ну же, - заныл Питер. – Скажите. Что вы затеваете?
Ответом был только смех.
- Твой ход, Питер, - сказал Ремус, которого Питер проигнорировал. Прищурившись, он переводил взгляд от Джеймса к Сириусу с жадным, почти голодным выражением.
– О, я понял. Вы планируете очередную шутку с Сопливусом, так? Ох, как здорово! Как же я ненавижу этого чокнутого сукина сына, вы же знаете! Проклятый слизеринец. Что вы сделаете с ним в этот раз?
«Ты наделаешь в штаны, если узнаешь», - подумал Сириус. – Хвостик, ты оглох? Джеймс же сказал - забудь. Вернись к своей партии.
- По-твоему, я слепой? - надулся тот. – Я же вижу, что вы что-то затеяли. Что-то забавное.
Сириус заскрипел зубами. Сначала ноет, а теперь вот дуется. Какой обширный репертуар у Хвоста.
– Ради Мерлина, Хвост, отвали. Луни сказал, что сейчас твой ход – заткнись и ходи.
Питер покраснел, опустил голову и заворчал на слона, который быстро подчинился и так же быстро был разгромлен ферзем Ремуса. Питер уставился на доску.
– Я не понимаю, почему вы не поделитесь со мной и Ремусом, - пробормотал он, сметая с колен осколки слона. – Мы ведь тоже ваши друзья.
Сириус взглянул на Джеймса. Джеймс посмотрел на Сириуса. Тот вздохнул.
- Я планирую его трахнуть, Хвостик, - Питер вытаращил глаза. Черт, даже поднял голову. И Сириус ощутил укол маленького, подлого удовольствия. – Больше, чем один раз, если повезет. Я планирую трахнуть его, затем трахнуть снова, и еще раз, просто из принципа, и если ты будешь хорошо себя вести, то я передам старине Сопливусу от тебя привет, чтобы ты тоже вроде как поучаствовал. Так что теперь, когда ты в курсе, может, заткнешься, прекратишь ныть и оставишь нас в покое?
Лицо Питера посерело. Уголок рта дернулся. Он несколько раз открыл рот, чтобы что-то сказать, пока ему это наконец не удалось.
– Ни капельки не смешно, Сириус.
- Я не собирался никого смешить, Хвост. Я хотел, чтобы ты заткнулся.
- Значит, это неправда, - с облегчением выдохнул Питер.
- Что неправда? То, что я хочу сделать со Снейпом? Конечно, правда, - Сириус был абсолютно серьезен. – Иначе какое бы мне было дело до размеров его члена? Знаешь ли, я, как правило, не рассматриваю чужие члены. Ну, я же не вхожу в Большой зал с со словами «Всем привет, у Джеймса – необрезанный, у Луни – кривоватенький, а у Питера вообще – жалкая малюсенькая булавка», верно?
Питер покраснел, но стоял на своем.
– Но это... это же мерзко.
- Нет. Возможно, несколько печально, но ты же не виноват.
- Виноват..? – Питер моргнул. – Виноват в чем?
- Ну, в том, что он у тебя не больше, чем у домовика.
Питер покраснел еще сильнее. – Я не о том! Я о... о Снейпе. О тебе и Снейпе. Черт подери, сама мысль... Я знаю, что ты шутишь, Сириус. Ты должен шутить, потому что тебе нравятся девочки. Я знаю, что ты предпочитаешь девочек...
- Я обожаю девочек, - согласился Сириус. – Обожаю, обожаю, обожаю их. Но, думаю, что дам шанс и мальчикам. Расширю горизонты и всякое такое, - он ослепительно улыбнулся той широкой, беззаботной, ослепительной улыбкой, которая сражала наповал. – Эй, у них – у мальчиков - ведь тоже есть отверстия, да, приятель?
Питер выглядел почти больным.
– Ты хочешь сказать, что ты... гомик?
Сириус пожал плечами.
– Возможно.
- Гомик, который хочет.... хочет Снейпа?
Казалось, он разрывался между изумлением и отвращением, и Сириусу снова захотелось его ударить. Или рассмеяться в лицо. Неужели этот женоподобный малыш Питер Петтигрю, этот жеманный гребаный маменькин сынок не любил «гомиков»? Эта подлая дрянь, возможно, будет страдать постоянной слепотой от своего дрочения до самого окончания школы и иметь такую внушительную стопку журналов «Влажные&Страстные Ведьмы”, что закопает в них горного тролля по самую шею.
Но, очевидно, широта его взглядов не включает гомосексуальность. Ну что за тошнотворный лицемер!
К тому же он не оценил выбор Сириуса, и это было слишком. Одно дело, когда над ним подшучивал Джеймс, но Хвост? Великий Мерлин! Снейп, в свои самые сальноволосые, дерганые, мертвенно-бледные дни был в десять раз более сексапилен, чем мягкий и розовый Хвост со своей головой, напоминающей перезревший персик. И пусть Питер даже не надеется.
– Ага, почему бы и нет? У него есть свои плюсы.
- Конечно, - заметил Джеймс. – Например, ему не требуются Чары Локализации всякий раз, когда ему нужно в туалет.
На этот раз Питер покраснел до корней своих кудрявых блондинистых волос, в то время как Джеймс с Сириусом согнулись от смеха.
- Прекрати, Джеймс, - голос Ремуса был мягким, но решительным. – Оставь его в покое.
Джеймс взглянул на него.
– Что ты сказал, Луни?
- Что слышал! Оставь его в покое. Тебе что, на сегодня мало?
- О, я не уверен, - тон Джеймса был дружелюбным, но только не улыбка. – По-моему, развлечений никогда не бывает достаточно.
- Да, знаю, - саркастически заметил Ремус. – Ведь ты так любишь развлекаться, да, Джеймс?
Улыбка Джеймса улетучилась.
– Знаешь, ты что-то обдумываешь целый день, Ремус, и сегодня ты такой зануда. Смертельный зануда. Если тебе есть что сказать - скажи. Или играй в шахматы. Твой ход.
- Джейми, если тебе кажется, что мне хочется что-то сказать, то ты не так проницателен, как я думал.
- А если ты не способен сказать это, то ты - гребаный трус.
Глаза Ремуса блеснули, и на мгновение – долгое мгновение – Сириус подумал, что сейчас тот ударит Джеймса. Затем напряженные кулаки Луни разжались, глаза обрели привычный нежно-коричневый оттенок, и Ремус кивнул – почти про себя.
– Ладно. Я скажу. Я думаю, что то, что вы вчера сделали со Снейпом, была подлейшая, нижайшая, дерьмовейшая вещь, которую я когда-либо видел. Я даже сомневаюсь, что до вас дошла вся низость вашего поступка.
- О, чепуха, - фыркнул Джеймс. – Так вот ты о чем? Это была шутка, Луни. Мы просто развлеклись с ублюдком, вот и все.
- Полагаешь, ему было очень весело?
- Нет, но в этом-то и суть, - Джеймс попытался улыбнуться искренне. – Да ладно тебе, Луни! Не выступай! Я ведь даже не сделал ему больно. Черт, возможно, я даже помог ему организовать несколько свиданий на следующий семестр. Если Сопливус заменит те поношенные трусы и научится ходить на руках, то станет самым привлекательным парнем школы.
Сириус подавился, Джеймс усмехнулся и даже Питер захихикал. Ремус холодно посмотрел на них.
– Сегодня это звучит ничуть не остроумнее, чем вчера.
- Это сказал не я, - пожал плечами Джеймс. И это была правда. Высказывание принадлежало кузине Сириуса, Беллатрикс. Именно она сделала жестокое, хотя и не такое уж ложное замечание для развлечения тридцати-сорока студентов, наслаждавшихся представлением у озера.
- Конечно, я не считаю, что это было остроумно, - продолжил Ремус, словно Джеймс ничего не сказал. – Полагаю, у меня неадекватное чувство юмора, потому что я думал, что это было просто жестоко. Мерлин, Джеймс! Лили Эванс была права. Чем тебе не угодил несчастный сукин сын?
- Ну почему все спрашивают меня об этом? - теперь Джеймс был действительно раздражен, почти расстроен, и наступила очередь Ремуса закатить глаза.
– Он просто ублюдок. Чем же он тебе не угодил?
– Ему незачем мне угождать или не угождать. Он подлый, грязный, злобный, и запросто запустит заклинанием в собственную мать, если вдруг та не так на него посмотрит, и...
- И кроме как «грязный», чем конкретно он отличается от тебя? - у Питера отвисла челюсть. Сириус поморщился. Покраснев, Джеймс сжал кулаки.
– Ну, раз я не так благороден, как ты, - мягко заметил он – ответь мне, мистер Совершенство, где было ваше благородное дерьмо днем у озера?
Ремус тоже покраснел, но не опустил глаз.
– Не знаю, Джеймс. Я спрашивал себя об этом целый день.
Они уставились друг на друга. Ремус первым опустил глаза, но это не выглядело уступкой, скорее отвращением. Люпин поднялся, прочистил горло и двинулся к Питеру.
– Давай, Питер, пошли спать. Я устал.
- Но..., - лицо Петтигрю все еще выглядело красным и напряженным. Сириус отметил, что на нем было то же выражение, что и днем, когда Джеймс и Сириус унижали Снейпа. – Я не устал, я не хочу...
- Ремус устал, Хвост, – твердо и холодно произнес Джеймс, его взгляд все еще сверлил Ремуса. – И ты тоже.
Питер нехотя поднялся и последовал за Ремусом вверх по лестнице. Сириус увидел, как Джеймс открыл рот, словно хотел что-то сказать Луни, возможно, позвать его обратно, возможно, извиниться, а возможно – это тоже было возможно, насколько он знал Джеймса, – сделать все гораздо хуже. Но Ремус уже поднялся по лестнице и исчез в их спальне, даже не оглянувшись.
Джеймс вздохнул. Он открыл бутылку сливочного пива и молча передал ее Сириусу, прежде чем открыть другую для себя.
- Ну, - подал голос Сириус. – Это было... нехорошо.
- А, - Джеймс махнул рукой. – Переживет. Это же Луни. Он всегда такой чертовски правильный, ты не заметил?
- Да. Но он мне все равно нравится.
Они усмехнулись друг другу.
- Ты же не думаешь, что я со Снейпом переборщил, да?
- Конечно, нет. Он получил по заслугам, - Сириус задумчиво уставился на пиво. – Кроме того... думаю, что знаю, почему ты это сделал.
- Ну, разумеется. Ты же не тупой, - снова усмехнулся Джеймс. Они молча пили пиво, уставившись на огонь в камине.
- Значит, это действительно тебя не беспокоит? – наконец произнес Сириус.
Джеймс выглядел озадаченным.
– Мерлин, Бродяга, да мне плевать. Если тебя привлекают парни, какое мне до этого дело? Многие маги играют по обе стороны поля.
- Я имею в виду.... его. Снейпа.
Губы Джеймса дернулись.
– Ну... да... это странно. Врать не стану.
- Мне кажется, я просто хочу сломать его, сделать ему больно.
Джеймс спокойно кивнул, словно это было именно то, что он ожидал услышать.
– Да, ему это будет полезно, - пауза. – И это все?
Сириус изогнул бровь.
- То есть, тебе он нравится – задница или член, или что ты там еще в нем видишь – или тебе просто хочется его трахнуть, потому что он – Снейп?
Сириус внимательно обдумал вопрос – про себя – и именно в этот момент до него дошло, что именно это было. Какую власть имел над ним Снейп, что конкретно привлекало к нему Сириуса Блэка, даже до того, как у слизеринца стал меняться голос, до того, как Сириус оценил его задницу. Что-то, что было важнее всего остального, сильнее грубого физического влечения, вызванного подростковыми гормонами. Что-то настолько простое, что Сириусу казалось невероятным, что оно не дошло до него раньше.
Снейп ненавидел его.
Снейп ненавидел его, и Сириусу это было невыносимо, потому что – ну, потому что он был Сириусом Блэком. Он был Адонисом, плейбоем, школьным жеребецом, и никто его не ненавидел. Он всем нравился. Мерлин, все его обожали – а почему бы и нет? Он был симпатягой. Он был обаятелен, умен, остроумен, привлекателен; его лицо фигурировало в сотнях влажных снов, одна его улыбка делала девочек мокрыми, а мальчиков твердыми.
Но, очевидно, не всех мальчиков. И, конечно же, не Северуса Снейпа. Было немыслимо, как это маленькое чмо, этот потрепанный, не имеющий друзей, увлекающийся темными искусствами недотепа оставался равнодушным к его неотразимому шарму, по которому страдала вся школа. Более чем немыслимо – это было недопустимо. Неприемлемо. Это выводило из себя.
И вообще, что он, Северус Снейп, о себе воображает?
Неожиданно до Сириуса дошло, что этот вопрос на каком-то подсознательном уровне беспокоил его в течение последних пяти с половиной лет. Вопрос, на который Снейп еще ответит, скоро... предпочтительно, лежа на спине, завывая как последняя шлюха, с членом Сириуса так глубоко в заднице, чтобы он не мог даже сглотнуть.
– Потому что он – Снейп, - сказал Сириус. – И я хочу, чтобы он узнал об этом.
Его добыча вошла в комнату почти бесшумно - единственным звуком стал тихий щелчок закрывающейся двери, но и этого было достаточно, чтобы привести Сириуса в состояние боевой готовности. На какое-то мгновение его охватила дезориентирующая паника, но для того, чтобы понять, где он находится, ему было достаточно окинуть комнату быстрым взглядом: кожаные диваны, зелено-серебристый ковер, камин с огромной, слегка матовой железной подставкой змеевидной формы. Общая комната Слизерина. До этого недоступная территория и, как правило, не рекомендуемое место для мирного сна гриффиндорца.
Затем он заметил Снейпа, вспомнил о цели своего визита, и сердце заколотилось в горле.
Сириус спрятался поглубже в тени, но ему не нужно было беспокоиться; Снейп, опустив голову, даже не смотрел по сторонам и прямиком направлялся наверх к спальням. Сириус подождал, пока он поднимется до конца, без труда заметив, что третья ступенька снизу слегка поскрипывала. Лучше будет ее пропустить. Когда слизеринец исчез за дверью, Сириус развернулся, размял длинные руки и ноги и быстро пересек комнату, поднимаясь по лестнице с бесшумностью тени.
Большая комната. Каменные стены, без окон. Камин, стулья. Пять кроватей с зелеными покрывалами. Снейп стоял у одной из них, очевидно, раздеваясь, спиной к двери, когда Сириус открыл ее. Благодаря всех богов, отвечающих за защиту детей и сексуально озабоченных гриффиндорцев, Сириус указал на прикроватную тумбочку и прошептал: «Accio!».
- Какого...? – Снейп резко обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть, как его палочка приземлилась в руке Сириуса.
- Эй, Сопливчик, - он едва мог говорить спокойно; все внутренности дрожали и колотились. – Поиграем?
Снейп пошевелил губами, но не издал ни звука. Мириады эмоций читались на его лице: удивление, ярость, ненависть, и – у Сириуса сжалось в паху – страх. Страх был так к лицу Сопливусу. Черт, он делал его почти привлекательным.
- В чем дело, Сопливус? Ты не выглядишь очень довольным, - Сириус сделал несколько шагов вглубь комнаты, пытаясь привыкнуть к тусклому свету. Постепенно, по частям, он смог сфокусировать внимание на темноволосом юноше. Бледное лицо, горящие щеки, поношенная зеленая мантия, расстегнутая до талии; длинные темные волосы, влажные и слегка завивающиеся на концах. Несколько прядей прилипли к груди, играя в прятки с острым соском, и Сириус облизал губы при виде капли, стекавшей по стройному торсу в темный вырез мантии.
– Я вижу, ты принял ванну. И не растаял, - добавил гриффиндорец со зловещей усмешкой. – И по какому же случаю? Тебе подарили мыло на Рождество? Или ты ожидал меня?
Снейп прошипел, как кот:
- Убирайся.
- Не дождешься. На самом деле я планирую остаться надолго. Составить тебе компанию, - он швырнул палочку Снейпа на ближайшее кресло, держа собственную нацеленной на слизеринца. – Я подумал, что раз ты единственная змейка, оставшаяся в гнезде, то тебе будет одиноко.
- Твою мать! Ты «подумал», что я буду легкой добычей.
- И это тоже.
Снейп слегка пошевелился. Затем взглянул на дверь. – Как ты тут оказался?
- Извини. Это мой секрет.
- Но пароль...
- К черту пароль, - Сириус не собирался терять время на болтовню. Он уже был твердым, как камень, и чувствовал головокружение от прилива крови к паху. – И довольно увиливать – я не пришел сюда болтать.
Отчаяние вспыхнуло в темных глазах.
- Что тебе нужно, Блэк?
- Снимай свои лохмотья, и я покажу тебе, - Сириус улыбнулся еще шире, увидев на лице Снейпа ужас и леденящий шок, согревший гриффиндорца до самых пяток – О да, Сопливус. Мы с тобой развлечемся. Только ты и я – для разнообразия. Но вначале тебе следует раздеться, так что будь хорошим мальчиком и сними мантию.
Снейп не двигался.
- Ты что, оглох? Ничего не проникает сквозь твою сальноволосую шевелюру? Сними. Ее. Сию минуту. Снейп помотал головой.
- Ладно, - пожал плечами Сириус. – Вижу, что по-хорошему до тебя не доходит. Dishabilles!
Ткань разорвалась и упала, пуговицы разлетелись в разные стороны. Снейп протестующее зарычал, но сила заклинания откинула его на постель в чем мать родила, и неожиданно у него появились проблемы посерьезнее, чем порча старой мантии. Слизенинец вцепился в покрывало, пытаясь подняться, но Сириус поднял палочку, из конца которой метнулись веревки, чтобы опутать Снейпу лодыжки, развести ноги в стороны и привязать их к спинке кровати. Кисти Снейпа оказались связанными вместе, поднятыми над головой и прикрепленными к каменному подсвечнику на стене. Вся атака, от начала и до конца, заняла чуть меньше минуты.
Сириус приблизился, одобрительно мурлыча. И отнюдь не из-за эффектного нападения – он месяцами мечтал об этом моменте, с того самого дня у озера прошлым летом. О моменте, когда он, а не Джеймс, заимеет такую же власть над Снейпом, контролируя его, срывая с него одежду, вызывая стыд и ужас в этих непроницаемых черных глазах. О моменте, когда они будут наедине, хозяин и раб, и Снейп будет унижен для личного зрительного удовольствия Сириуса Блэка.
Великий Мерлин! Если Снейп не был рожден для того, чтобы быть брошенным, связанным и насильно трахнутым, то старый Лорд Волдеморт был невинной политической проституткой. Разведенные в стороны конечности, выгнутая спина, глаза, мечущие молнии сквозь беспорядочные пряди волос, – он выглядел еще лучше, чем в фантазиях Сириуса. За лето Снейп даже набрал немного весу: ноги были все еще слишком тощими, но все остальное – приятно худощавым, а под молочно-белой кожей уже начали проявляться продолговатые мышцы.
И член, даже в нетвердом состоянии, представлял собой восхитительное зрелище. Сириус знал, что был красив, в отличие от самого Снейпа, но он бы всерьез задумался о том, чтобы обменяться со слизеринцем наружностью, если бы в результате сделки у него появился точно такой же.
- Какого дьявола?
Это прозвучало почти как вопль. Поняв, что обездвижен, Снейп перешел от страха к полной панике и отреагировал, как дикое животное, извиваясь в веревках так сильно, что закачалась кровать. Сириус завороженно наблюдал за борьбой – мышцы играли под блестящей потной кожей, бедра извивались, член качался из стороны в сторону – и ничто, кроме заклинания кастрации, не смогло бы его сейчас заставить покинуть комнату.
Сириус пересек комнату так быстро, как позволяла ему эрекция, присел на край кровати, положил руку на грудь Снейпу и остановил его попытки освободиться.
- Выбирай выражения, Снейп. Иначе я могу рассердиться. Я могу затрахать тебя до крови прямо тут, в твоей собственной кровати. Я, знаешь ли, могу это сделать – тут некому меня остановить. Твои приятели разъехались, и я поставил звуконепроницаемые заклинания... кричи до посинения, и никто тебя не услышит.
Снейп дрожал.
– Не смей до меня дотрагиваться, ты, гребаный...
- О, заткни свою пасть, - Сириус наклонился и поцеловал его. Снейп издал протестующий звук, пытаясь отвернуться, но Сириус вцепился пальцами ему в челюсть, не позволяя двигаться. Он насильно открыл Снейпу рот и глубоко проник в него языком, так глубоко, что почувствовал, как Снейп извивался под ним, задыхаясь. Когда Сириус отпустил его, оба облизывали распухшие губы и Сириус дышал так же часто, как Бродяга в жаркий день.
- Чего... ты хочешь? – снова прошептал Снейп. Ни ухмылки, ни оскорблений, ни попытки бравады. Он был в дерьме, настоящем дерьме, таком, из которого нельзя было выбраться с помощью лжи или заклятий, и он прекрасно понимал это. Мерлин, ему было по-настоящему страшно, понял Сириус, и сам не знал, чувствовал ли он вину, радость или же необычайное возбуждение от этой мысли.
- Я хочу тебе нравиться, Северус, - он провел пальцем по губам Снейпа. – Я просто хочу тебе нравиться, - палец двигался все ниже, по шее, груди, вздымающемуся животу, щекоча темные завитки, приближаясь к мягкому основанию члена слизеринца. Сириус взял его в руку и твердо погладил – от основания до головки, Снейп вздрогнул, резко подавшись бедрами вперед. – Я понравлюсь тебе, даже если мне придется тебя заставить.
Сириус сжал член сильнее и наклонился для еще одного поцелуя. Снова Снейп отвернулся, рыча, обнажая зубы, но ослепляющее болезненное давление в паху заставило его замереть. Он задрожал сильнее, когда теплые губы Сириуса зашептали ему на ухо:
– Ты действительно хочешь меня укусить, Сопливчик, или же тебе нравятся твои яйца такими, какие они есть?
Молчание.
- Укуси меня, и я сделаю тебе больно, Сопливус. По-настоящему больно. Ты можешь сопротивляться сколько угодно, на самом деле мне это даже нравится – но если ты прольешь хотя бы каплю моей крови, я разорву тебя на части, - ладонь Сириуса сжала яйца Снейпа, вызывая у того тихий вздох. Сириус знал, что не делал ему больно, но также знал, что если сожмет пальцы хотя бы на четверть дюйма сильнее, то сделает. – Тебе ясно?
Снейп кивнул, сразу же и изо всех сил.
Сириус ослабил хватку, слегка погладив яйца перед тем, как убрать руку.
– Хороший мальчик, - он снова поцеловал слизеринца, сильнее, чем раньше, молча провоцируя Снейпа на сопротивление. В этот раз Снейп не сопротивлялся, и тогда, удовлетворенный покорностью слизеринца, Сириус отодвинулся назад, чтобы посмотреть на выражение его лица. Оно было умиротворенным, расслабленным, совершенно невыразительным, кроме одной слегка изогнутой брови. Его глаза были закрыты. Сириус провел пальцем по длинным ресницам и прошептал: - Посмотри на меня.
Темные глаза, выглядевшие слегка затуманенными и более черными, чем обычно, распахнулись, розовый язык облизал распухшие губы. Снейп дразнит меня, подумал Сириус, и если гриффиндорец не верил в то, что его член может стать еще тверже, то это было большим заблуждением. Мерлин, Снейп пробует меня на своих губах.
- Мерлин, только посмотрите, - прошептал Сириус. – Тебе ведь нравится. Все, как я и подозревал. В глубине души ты такая же маленькая шлюшка, да, Сопливчик? Так я и знал. Я предупреждал Джеймса, что ты будешь моей маленькой сучкой еще до окончания этой ночи. Сказал ему, что для этого не потребуется много усилий – и только посмотрите. Несколько веревок, немного языка, и ты возбужден, как блядь с Лютного Переулка, бесстыдная маленькая шлюшка...
И тогда Снейп плюнул ему в лицо.
Сириус моргнул от изумления. Лицо Снейпа потемнело, искаженное ненавистью и болезненным гневом, и в это мгновение Сириус был рад, что сукин сын не мог дотянуться до палочки: одного взгляда было достаточно, чтобы превратить Сириуса Блэка в пряжку от пояса или в комок протоплазменной слизи.
Затем в нем поднялась ярость, и он ударил юношу, ударил сильно. Снейп закричал, дернулся в своих путах, в его глазах светилась паника. Сириус перекатился на него, оседлал и сомкнул руки на его горле еще до того, как крупица здравого смысла вернулась к нему. Его руки, все еще скрюченные, словно когти, опустились на плечи слизеринца. Он всё сжимал и сжимал их до тех пор, пока не почувствовал, что вот-вот переломает слизеринцу кости, и Снейп снова закричал, но все, о чем он мог думать, было тем же самым, о чем он думал в течение последних шести месяцев: в чем твоя проблема? Почему до тебя не доходит? Кем ты себя воображаешь?
- Ты, несчастное чмо! – заорал он. – За это я изобью тебя до крови!
- Ты... сказал... мне... сопротивляться, - с трудом выдохнул Снейп. Его губа кровоточила, на щеке расцвел синяк, он выглядел должным образом напуганным, но Сириус готов был поклясться, что заметил насмешку в его глазах. Обнаженный и беззащитно лежащий на спине, связанный, словно индюшка, которую они съели вчера за рождественским обедом, со следом руки Сириуса на лице... он ухмылялся. Может быть, Джеймс был прав, подумал Сириус. Может быть, Снейп действительно был не просто странным, не просто особенным, не просто невыносимым, а совершеннейшим психом?
Сириус снова взглянул на него. Нет, решил он; скорее, хитрым, как лиса. Снейп знал, что делает, и знал, какой эффект оказывает на Сириуса. Всегда оказывал на Сириуса. Снейп плюнул ему в лицо, имея на то причину; Снейп сказал ему, Блэку, который мог заполучить в свою постель половину школы простым щелчком пальцев, взять свои веревки и язык, и все остальное, что там у него есть, - и засунуть к себе в задницу.
Это сводило с ума. Это был какой-то абсурд. Это было таким извращением, что Сириус почти зауважал его.
- Да... да, я это сказал, правда, – он заставил себя отпустить плечи Снейпа и уселся на бедра слизеринцу, пытаясь контролировать дыхание. Он вытер лицо рукавом, задумчиво изучая Снейпа не обещающим ничего хорошего взглядом. – Да.
Не спуская глаз с неподвижно лежащего под ним юноши, Сириус потянулся к палочке. Снейп испуганно вздрогнул и поморщился, когда кончик палочки дотронулся до его лица. Сириус еле удержался от смеха.
– О, не дрейфь, Снейп. Я не собираюсь посылать в тебя заклятия. Если бы я хотел тебя убить, то задушил бы. Ты не представляешь, как это соблазнительно – твое горло в моих руках. Несмотря на угрозы, его движения были нежными, палочка едва касалась синевато-багрового синяка, темнеющего на скуле. Он пробормотал простое целительное заклинание, наблюдая, как синяк и порез на губе Снейп исчезают и как Снейп уставился на него беспокойным взглядом. Казалось, он был в смятении от неожиданной заботы, и Сириус подавил собственную ухмылку. Мы тебя озадачили, эй, Сопливус? Гадаешь, что я задумал? Сам виноват. Ты оказался дрянью, пожелавшей играть в кошки-мышки.
- Возможно, мне не стоило тебя бить, - продолжил Сириус спокойным сухим тоном. – Возможно, мне не следовало терять контроль. Но тебя следовало наказать. Потому что плевать людям в лицо некрасиво, Сопливус. Совсем некрасиво.
Он снова встал на колени, все еще сидя верхом на Снейпе, и расстегнул ремень. Взгляд на лице Снейпа стал почти комичным.
- Что.. что ты делаешь?
Сириус проигнорировал его. Снейп прекрасно знал, что он делал: псих или нет, но никто не мог обвинить его в глупости. Притворяясь, что не замечает напряженного взгляда Снейпа, Сириус сложил ремень вдвое и слегка шлепнул им по своей ладони. Снейп снова поморщился, на этот раз от звука, и Сириус почувствовал новый прилив жара между ног.
- Нет, длинноват, - решил он. – Слишком неудобно на таком близком расстоянии. Но, может быть, уменьшающее заклинание..., - он поднял палочку, произнес "Reducio!", и ремень сжался в его руке до восьми дюймов. Сириус был доволен, что ни ширина, ни толщина ремня не изменились, и надеялся, что внимательно и испуганно наблюдающий за ним Снейп тоже оценил это.
Сириус сместился на одну половину кровати. Еще одно заклинание освободило Снейпу лодыжки, и пока слизеринец инстинктивно держал ноги крепко сжатыми, Сириус тянул, толкал и перекатывал его до тех пор, пока тот не оказался лежащим у него на коленях лицом вниз. Это само по себе оказалось возбуждающим зрелищем, и Сириус потратил несколько секунд на то, чтобы просто провести рукой по сжимающимся ягодицам. Такие прелестные. Кожа мягкая, как масло, плоть твердая, но упругая, и они сжимались под рукой, словно от смущения. Или страха.
И правильно, подумал Сириус, замахиваясь трансфигурированным ремнем. Снейп, который оставался странно покорным, позволив Сириусу выбрать позицию, почувствовал движение и напрягся, извиваясь и пытаясь повернуть голову назад.
- Нет.... подожди!!!
Крик протеста был заглушен рассекающим воздух свистом ремня и громким шлепком по заднице. Снейп закричал, извиваясь и ерзая, но связанные кисти и сильная рука Сириуса, держащая его вокруг талии, не позволяла пошевелиться.
- Больно? – прошептал Сириус. Он снова занес ремень и снова ударил, сильнее, чем прежде, и Снейп снова закричал, сразу же прервав вопль из-за того, что чуть не задохнулся. – Да, наверное, больно, Сопливус. Это – наказание. Попытайся принять его как мужчина.
- Твою мать, ты... О!
Сириус поцокал языком.
– Видишь? «Твою мать» - что за выражения для хогвартского студента? Ты, сквернословящая дрянь. Он снова занес ремень высоко над бедрами и ударил, обозначив таким образом широкую алую полоску… и решил, что это выглядит необычайно эротично. Сириус ударил по тому же месту снова, пытаясь добиться более темного оттенка. О, и какова реакция, а? Я заставляю его прыгать и шипеть, словно ошпаренный кот.
Сириус ударил в третий раз, затем в четвертый, в пятый, ни разу не стукнув по одному и тому же месту. На девятый или десятый удар бессвязные ругательства Снейпа уступили место настоящим воплям, и это было все, что Сириус мог сделать, чтобы не кончить в штаны прямо на месте.
Мерлин, это было... это было гениально. Он никогда не делал этого раньше, никогда даже не думал об этом, исключая последние несколько недель, и был не подготовлен к тому, насколько это возбуждало. Шлепок по коже во время удара был электрическим, волнующим, а звуки, издаваемые Снейпом, были еще лучше. Этот великолепный алый блеск, который он рисовал на бледной коже – какой же гриффиндорец скажет «нет» красному цвету, особенно на слизеринце? – заставлял течь слюнки так же, как и вкуснейший распутный образ, который представлял собой Снейп, сопротивляющийся, рыдающий и пытающийся сдерживаться, сложенный, как тряпичная кукла на коленях своего худшего врага, с виляющим в воздухе хвостиком.
Оказывается, у меня талант, удивился Сириус. Превосходно. Он никогда никого не порол прежде, но пару раз сам попадался под горячую руку старику отцу, поэтому знал, как это делается. Он знал, как соизмерить силу удара, как жечь кожу, не повреждая ее, какие делать промежутки для достижения максимального эффекта. Сириус умел находить наиболее чувствительные места, заставляющие даже самого упрямого слизеринца стонать, как щенок и биться, как рыба на крючке: ими являлись бедра, складка, где длинные ноги переходили в упругие ягодицы, и даже промежуток между самими ягодицами. Он уже не считал удары и не заставлял Снейпа; у него не было желания останавливаться, пока Снейп не станет всерьез умолять о пощаде.
Интересно, сколько времени это займет? Судорожные рыдания сотрясали тело Снейпа, оно стало ярко-пунцового цвета от ягодиц до задней стороны коленей, но Снейп так и не снизошел до мольбы. Как ни хотелось Сириусу признаваться, но ублюдок оказался крепче, чем он думал. Болевой порог слизеринца был поразителен, и впервые Сириус стал сомневаться, не был ли отец Снейпа таким жестоким мерзавцем, как об этом говорилось в бродивших слухах.
- Достаточно, Сопливчик? – спросил он. – Мне перестать?
Ответ Снейпа заглушила подушка.
- Не понял, приятель, извини. Выплюни подушку и попытайся снова, - беззаботно произнес Сириус. Его рука двигалась бесжалостно и уверенно; член болел и сочился. Мерлин, он так близок, так чертовски близок... – Ну же, Снейп, ты умный мальчик. Ты знаешь, что я хочу услышать.
- Иди.. к... черту, - выдавил Снейп в промежутках между выдохами.
Новая полоса, теперь уже диагональная, обозначилась чуть ниже задницы, и Снейп взвизгнул. Сириус вздохнул.
– Скажи это, Снейп.
Молчание.
Еще одна полоса, на том же месте. Еще один взвизг, снова заглушенный подушкой.
– Скажи это!
- НЕТ!
Шлеп! Шлеп! Шлеп! Шлеп! Много шума, не слишком разборчивых слов, но не тех, которые хотелось бы услышать Сириусу. Он почувствовал, как в нем закипает гнев в ответ на упрямство Снейпа. Черт бы его подрал! Это же еще одна пощечина, еще один плевок в лицо, Снейп вызывал в нем те же чувства, которые вызывал всегда, рано или поздно. Отверженность. Вызов. Отторжение. Поражение. Поражение.
Ремень поднимался и опускался быстрее, один удар следовал сразу же за другим. Ранее выбранный ритм был давно забыт, потерянный в возрастающем гневе и необходимости. Необходимости покончить с этим... необходимости победить.
Гнев прорвался и сфокусировался до размера булавочной головки. Алый цвет – было все, что он видел. Боль – это было все, что он слышал. Дыхание Сириуса стало таким же прерывистым, как и у Снейпа. Сердце колотилось, а член пульсировал. Сопротивление Снейпа стало неистовым, крики - безумными, но Сириус не знал пощады. Ему уже было все равно. Все равно, если Снейп надорвет себе глотку, все равно, если Снейп будет вырываться из своих пут до тех пор, пока кисти не истекут кровью, не переломаются кости и каменный подсвечник не свалится со стены, ему было все равно, если он выбьет гребаную траншею на заднице Снейпа, и он бы не остановился до тех пор, пока ухмыляющийся, упрямый, брызгающий слюной сукин сын будет не просто избит, а сломан и раздавлен, как насекомое ботинком. Покажи мне свой живот, думал он, его губы обнажили неосознанный оскал. Перевернись и покажи мне свой живот, сука.
- По..жалуйста...
Слово, прервавшееся из-за судорожного дыхания, прозвучало так тихо, что Сириус едва его услышал и замер, тяжело дыша, ремень повис в воздухе. – Что ты сказал?
Заглушенные рыдания.
- Что ты сказал? – Сириус ударил еще раз - надеясь, что этот удар окажется последним, - так резко и звонко, что Снейп чуть не слетел с его колен.
- ПОЖАЛУЙСТА! – зарычал Снейп. – Пожалуйста, я сказал, пожалуйста, гребаный сукин сын, ты, кусок дерьма, я сказал это, теперь, пожалуйста, перестань!
Его голос звучал яростно и пронзительно, страдальчески и пристыженно, превращаясь в музыку в ушах Сириуса Блэка, которая отчаянно отзывалась прямо в его штанах: он кончил с такой силой, что в глазах потемнело. Ремень соскользнул на пол, и тело Снейпа упало на Сириуса - такое же истощенное и обессиленное, как и его собственное.
Задыхаясь и дрожа, Сириус откинул голову и закрыл глаза. Он пытался прийти в себя не только после шока, но и после такого удовольствия – он испытал сильнейший оргазм своей жизни – без траханья и даже без прикосновений. Сириус никогда бы не поверил, что такое возможно, и неважно, что книги Питера утверждали обратное. И это был не просто безличный ванильный оргазм – но самая интенсивная кульминация, которую он когда-либо испытывал. Сириус не знал, что было тому причиной - Снейп, порка, или же просто естественное завершение пяти с половиной лет словесной прелюдии, но понимал, что не смог бы кончить сильнее и остаться при этом в живых.
Но он был готов попытаться.
Когда комната прекратила вращаться, Сириус открыл глаза, посмотрел вниз и поморщился. Мерлин! Неужели я это сделал? Возможно, его немного занесло. Задница Снейпа выглядела как закат солнца – ни дюйма кожи нормального цвета. Сириус испытал удивление пополам с облегчением: там почти не осталось синяков. Несомненно, Снейпу придется сидеть очень осторожно в последующие несколько дней и спать на животе в последующие несколько ночей.
Сириус провел пальцами по пылающей коже. Такая горячая, изумился он. Еще немного, и об нее можно будет обжечься. Интересно, возбужденно подумал он, сделала ли порка задницу Снейпа такой же горячей изнутри. Ему не терпелось выяснить.
Сириус снова погладил ее. И снова. Ему нравились мягкость и теплота кожи, ему нравилось, как прикосновения заставляли трепетать и извиваться лежащего поперек его коленей Снейпа. От одного легкого прикосновения к гладкой ягодице Снейп чуть не задохнулся; пожатие заставило его застонать и сильно толкнуться в бедра Сириусу, тот остановился, широко открыв глаза, и воистину злая улыбка расплылась по его лицу.
Ну-ка, ну-ка, ну-ка. Оказывается, не все расслабилось в маленьком Сопливусе? Во всяком случае, одна часть была возбуждена в той же степени, что и сам Сириус. Разумеется, стоны и слезы были настоящими, так же, как и боль, но твердый член, толкавшийся в колени Сириуса, был в сто раз более убедительным аргументом. Даже слизеринец не смог бы скрыть такой большой секрет.
- Мерлин, ты действительно Сопливчик, да, Снейп? – почти нежно пробормотал он, несмотря на свои слова. – Столько шуму из-за небольшой порки, - он снова успокаивающе и нежно погладил воспаленную плоть. – Бедный ребенок. Хочешь, чтобы старый злой Сириус тебя утешил?
- Иди к дьяволу, гребаный ублюдок, я ... ух! – Снейп подавился собственными словами, почувствовав, как Сириус прижался теплым влажным ртом к его заднице.- Чт..что...?
- Сам ты «чт..что»...? – передразнил Сириус, но в его голосе не слышалось злобы. – Просто помолчи, - и он стал мягко сосать большой красный след от удара, укусив его перед тем, как успокоить жжение языком. – Так красиво... так чертовски красиво... такой алый... как карамельное яблоко...
Снейп сделался пунцовым в свежем приливе унижения.
– Боже, да ты просто больной! - выкрикнул он.
- Да? – Сириус рассмеялся ему в лицо, все еще целуя, вылизывая и посасывая. – Ну кому же знать, как не тебе? Но, очевидно, тебе это нравится. Черт, Снейп, ты же всегда хотел этого, не так ли? Мечтал об этом? О вылизывающем тебе задницу гриффиндорце?
- Блэк...
- Замолчи, я сказал. Иначе снова придется тебя выпороть.
Он продолжал вылизывать нежные ягодицы, подбираясь к темнеющей расселине. Не глядя, он схватил палочку и послал туда очищающее заклинание, на котором уже набил руку – при правильной мотивации Сириус Блэк мог быть таким же блестящим студентом, как и Снейп, – а затем лизнул языком по всей длине. Снейп задрожал от напряжения на его коленях, и Сириус снова разразился лающим смехом.
– Тебе ведь нравится, Сопливус? – прошептал он в перерывах между облизываниями. – Тебе нравится, ты, сексуально озабоченная, извращенная сучка?
- О... а... мм.., - задыхался Снейп. И Сириус решил принять это за «да».
Сириус продолжал исследования. Острый запах лайма – очевидно, от мыла, которым пользовался Снейп, - постепенно улетучивался, в то время как мускусный запах возбуждения, откровенно мужской запах, усиливался. Сириус лизал и покусывал все подряд: от мошонки до сжатой розовой складки, и губы, прикасавшиеся так близко к дрожащему отверстию, заставляли Снейпа содрогаться и стонать. Ободренный, Сириус нерешительно лизнул. Снейп яростно выкрикнул какую-то чепуху и изогнулся, сильно вдавливаясь в колени Сириусу. Сириус замер. Снейп затих. Сириус наклонился и повторил движение, в этот раз медленнее, словно рисуя горячий влажный круг вокруг отверстия, и Снейп дернулся, подпрыгнул и снова не то залепетал, не то застонал, не то захныкал.
- Блэк... п...пожалуйста....
- Пожалуйста, что, Сопливус? – передразнил Сириус.- «Пожалуйста, еще»? «Пожалуйста, остановись»? «Пожалуйста, Сириус, продолжай вылизывать мне дырку от задницы»? Боже, какая же ты шлюха, - обеими руками Сириус развел ягодицы и вылизал все вокруг нежной складки, его язык двигался неторопливыми, уверенными движениями, заставляя ее раскрыться. Вскоре он трахал отверстие языком – быстро и энергично, наслаждаясь бессилием, с которым дергалось тело Снейпа – в ритме с толчками его языка.
Неожиданно его осенило вдохновение: он сомкнул губы над анусом и всасывал, всасывал изо всех сил, одновременно извиваясь и дергая погруженным внутрь языком. Снейп лихорадочно содрогался, выгибая задницу в лицо Сириусу, и несомненно, кончил бы на них обоих, если бы Сириус с силой не сжимал ему яйца.
Сириус радостно рассмеялся. По его разумению, это было определенное «да».
Он продолжал сжимать одной рукой яйца, а другой медленными кругами поглаживать задницу Снейпа, пока тот не затих и не перестал дрожать. Когда оргазм слизеринца уже не угрожал выйти из-под контроля Сириуса, тот отпустил Снейпа, столкнул его с колен и перекатил на спину, замечая, как даже прикосновение к гладкому покрывалу заставляло слизеринца шипеть и выгибаться. Член Снейпа в результате прерванного оргазма затвердел сильнее, чем раньше, стал темно-лилового цвета и выглядел совершенно восхитительно, покачиваясь в воздухе всего в нескольких дюймах от лица Сириуса.
Будет ли он вкусным? Сириусу стало любопытно. Он наклонился и лизнул головку плоской стороной языка, применив тот же способ ласки, что и к отверстию. Снейп снова зашипел. Сириус сомкнул губы на головке и перекатил ее из стороны в сторону, осторожно посасывая, стараясь не кусать и не царапать. Снейп пробормотал тихое «Черт!» и его бедра снова толкнулись вверх, но Сириус тотчас же остановил их, прижав к матрасу.
Неплохо, подумал он. Раньше Сириус никогда не пробовал член на вкус. Влага была слегка солоноватой, а вкус в целом – менее мускусным, чем задница, но во всем остальном он был таким же, как и любой другой уже продегустированный участок кожи. Шеи. Плечи. Грудь. Вкус был скорее приятным. И звуки, издаваемые Снейпом – тоже. Что бы Сириус ни делал, невзирая на отсутствие опыта - должно быть, он делал это хорошо. Интересно, какие это ощущения? Несмотря на многочисленные завоевания, Сириус так и не нашел девочку, согласившуюся бы сделать для него это, но реакция Снейпа разбудила желание оказаться на другой стороне, заставившее внимательно взглянуть на кукольные губы Снейпа с новым интересом.
Ну, может быть, позже, если останется время. Или другой ночью, потому что он уже решил, что у них будут другие ночи, так много, сколько он выдержит. Сейчас же его собственный член с рекордной скоростью возвращался к жизни, настойчиво требуя внимания.
Спрыгнув с кровати, он взмахнул палочкой, и ноги Снейпа снова оказались привязанными к спинке. Сириус отодвинулся и внимательно посмотрел на открывшееся зрелище. Лодыжки были высоко подняты, бедра широко разведены, а член покачивался и истекал влагой над пунцовой, как атласное сердце, задницей. Никто за всю историю секса не выглядел более соблазнительно.
- Ты оставишь меня вот так, - сказал Снейп низким и невыразительным голосом.
Сириус вздрогнул. Фраза прозвучала не как мольба. Если бы это была она, возможно, Сириус поступил бы именно так, плюнув на собственные желания: темная часть его души - жестокая часть хулиганистого забияки - посчитала бы это забавным и глубоко удовлетворительным. Однако это была не мольба, а утверждение и выражение глубокого недоверия… недоверия, которого, по мнению Сириуса, он вполне заслуживал.
- Нет. Нет, не оставлю, - он ободряюще сжал Снейпу яйца, затем выскользнул из джемпера и джинсов, отбросив их в сторону. Сириус забрался на кровать, устроившись между ног Снейпа, наклонившись для еще одного сильного поцелуя, вдавливая их члены друг в друга, пока они оба не застонали.
Затем он снова отодвинулся и поиграл пальцем с маленьким отверстием. Оно было розовым и еще влажным от горячих поцелуев, сжимающееся при щекотке и выпячивающееся при трении. Сириус просунул внутрь лишь кончик пальца и медленно согнул его, проверяя ощущения. О. О Мерлин. Горячее. Горячее и мягкое, как свежий мох, и такое узкое – Мерлин, оно буквально всасывало его палец.
Наконец, дрожа от нетерпения, Сириус послал последнее заклинание, еще одно из тех самых, что он выучил специально для сегодняшней ночи. Снейп слегка подпрыгнул от пощипывания и неожиданно плавного проникновения чего-то теплого и скользкого, заставляющего его извиваться, еще сильнее сжимаясь вокруг исследующего пальца. Сириус протолкнул палец поглубже, и в руке появилось еще больше смазки. Он смазал собственный член и приготовился к наступлению.
- Потрахаемся, Сопливус, - прошептал он и толкнулся внутрь.
Член, входящий в крошечное отверстие, выглядел невозможно большим – словно фальшивая магия, словно какой-то особенно хитрый маггловский фокус. Интересно, был ли Снейп девственником, подумал Сириус, похотливо и зачарованно наблюдая, как неохотно расходилась плоть, поглощая его. Дюйм, два, три... Мучительно медленно Сириус толкался внутрь до тех пор, пока не вошел полностью, задыхаясь и впиваясь пальцами в бедра Снейпа, на чью грудь капал пот с его лба.
Мерлин, как узко, намного уже, чем у любой девочки, с которой он был. И гладко, и так волнующе, как он не мечтал даже в самых смелых фантазиях. Его сжимал каждый дюйм шелковистого входа, изгибаясь и пульсируя вокруг него, и Сириус благодарил Мерлина за предыдущий оргазм, давший ему подобие самоконтроля, иначе он бы просто кончил после первого же экстатического толчка.
Снейп рыдал, почти беззвучно, его прерывистое дыхание едва позволяло Сириусу различать слова.
– Прекрати... ненавижу тебя... не надо... не хочу...
Сириус наклонился и закрыл ему рот поцелуем. Он вышел так же медленно, как и вошел, до тех пор, пока в теле Снейпа не осталась только одна головка, и Снейп содрогнулся, отверстие сжалось так сильно, что вызвало ответный спазм у Сириуса. Хотел ли он изгнать незванного гостя, или удержать его, Сириус не знал, и по большому счету ему было наплевать. Так или иначе – ощущения были божественными.
Несколько секунд Сириус наслаждался ощущениями, перед тем, как подвигать бедрами и снова толкнуться внутрь. Все еще медленно и осторожно, но слегка изменяя угол в поисках... ну, в поисках чего-то неизвестного. Из того, что он читал - а он прочел все, что смог найти на эту тему, - там внутри должно было находиться нечто, что сведет Снейпа с ума, заставит забыть о жжении и растяжке и о том, как он ненавидит Сириуса Блэка, который потерялся в его заднице по самые яйца. Что-то чувствительное и... Сириус снова пошевелился, чувствуя, как ствол задел небольшой узелок внутри юноши, и Снейп согнулся под ним вдвое, чуть не сбросив с себя.
– Черт!
Сириус украдкой улыбнулся. Значит, он нашел это. Он повторил толчок под тем же углом, но сильнее, и Снейп снова дернулся с бессловесным рыданием.
Черт подери! Это была какая-то волшебная кнопка. Сириус тыкался в нее с каждым своим толчком, и каждый толчок заставлял Снейпа выгибаться так, словно его позвоночник вот-вот переломится пополам, издавая жаркие, беспомощные, почти нечеловеческие звуки, вызывавшие в Сириусе озноб, Снейп сжимался вокруг него так, словно его задница хотела отсосать член гриффиндорца. Сириус почти что завидовал. Если быть оттраханным означало получить хотя бы половину такого кайфа, который, очевидно, сейчас испытывал Снейп, он определенно должен это попробовать.
Они нашли грубый, медленный ритм: плоские животы хлопали друг по другу, губы встречались в прерывистом дыхании. Сириус гордился своим талантом, гордился плавными, равномерными, точными толчками и глубокими поцелуями, гордился самоконтролем, но понимал неизбежность конца. Так же, как и Снейп; пульсирование внутри него становилось все яростнее, его член, с трудом удерживаемый между ними, был тверже пестика. Но ни один из них пока не был готов кончить. Сириус пообещал себе две вещи: что Снейп закончит первым и что он попросит вежливо – очень и очень вежливо – об этой привилегии.
Сириус снял заклинание, связывающее лодыжки. Долговязые ноги опустились и немедленно попытались обвить его талию, но Сириус схватил их и переложил себе на плечи. Он прижал их тела друг к другу, поддерживая свой вес руками и складывая под собой Снейпа чуть ли не пополам. Сириус наклонился так низко, как только мог, и замер, прижимая своим весом Снейпа к матрасу. Член Снейпа был между их животами, их лица разделяли всего несколько дюймов.
- Хочешь кончить, Снейп? – прошептал Сириус. Он всматривался в черные, черные глаза и видел похоть, смятение и отчаяние, но не видел того, что хотел. Того, что ему было необходимо. – Если хочешь кончить, ты должен сказать мне об этом. Мне нужно это услышать. Скажи мне, что ты хочешь.
Снейп дернулся в ответ, переместившись настолько, насколько мог себе это позволить, извиваясь под веревками, удерживающими его руки над головой, и пытаясь найти хоть какую-то точку опоры. Сириус знал, что он не сопротивлялся, чтобы скинуть с себя гриффиндорца, а пытался вынудить его двигаться. Его колени крепко сжимали Сириусу шею, истекающий липкой влагой член равномерно пульсировал, лицо – горящее, напряженное и отчаянное – кричало о том, как сильно ему хотелось кончить.
- Нет, - проворчал Сириус, удерживая его. – Не ты контролируешь ситуацию, Северус. И не ты тут командуешь, - он больно укусил Снейпа за нижнюю губу, потом за мочку уха и в завершение поставил засос на белой шее. Снейп поежился: откровенное желание и упрямые остатки гордости боролись в его глазах. – Но ты всегда можешь попросить. Все, что ты должен сказать, это: «Трахни м
Наверное, было гораздо позже, чем предполагал Сириус – Полная Леди спала крепким сном, сотрясая тихим храпом картинную раму. Проснувшись, Леди одарила Сириуса сердитым взглядом, который он сразу же вернул вместе с сегодняшним паролем.
– «Квиддичный ловец», и не нужно читать моралей, старая корова. У меня каникулы.
Оскорбленно фыркнув, она молча открыла проем, и он бесшумно забрался внутрь, проходя мимо угасающего огня в камине.
- Сириус.
Шепот застал его врасплох, но он был слишком усталым даже для того, чтобы вздрогнуть. Вместо этого он прищурился, разглядывая едва заметную тень.
– Луни?
Комната была освещена очень тускло, и он не смог никого разглядеть. Затем у дивана послышался легкий шелест, и появился Ремус - по частям: вначале растрепанная рыжевато-коричневая грива волос, затем два светло-карих глаза, курносый нос и скривившийся рот. Сириус моргнул. Он был хорошо знаком с мантией-невидимкой Джеймса Поттера, причем знаком близко, но его всегда немного напрягало наблюдать ее эффекты со стороны.
– Да, это я. Испугался?
Сириус хмыкнул.
– Конечно, испугался, дурак, - проворчал он. – Какого черта ты тут делаешь - прячешься под этой штукой?
- Жду тебя.
- В самом деле? Спасибо, мамуля, - он облокотился на перила и поставил одну ногу на ступеньку, надеясь, что Ремус поймет этот намек. Он был совершенно измотан. Но Луни оставался на месте, сидя на диване, изучая Сириуса печальными, серьезными янтарными глазами. Со вздохом Сириус плюхнулся на нижнюю ступеньку и потер руками глаза. – Ну. Э-э... Где ты нашел мантию? Я везде искал. Сохатый сказал, что оставил ее под матрасом, но там ничего не было.
- Она там была. Я взял ее. Сегодня утром.
Сириус сощурился еще сильнее. Голос Луни звучал как-то странно. Сухо. Почти что холодно.
– В чем дело, Ремус? Я слишком устал, чтобы играть с тобой в угадайку.
- Я следил за тобой, - сказал Ремус тем же глухим, холодным тоном, и сердце Сириуса ушло в пятки. – Я знал, что ты идешь в подземелья. Я знал, что ты идешь к Снейпу. Но я никогда не ожидал увидеть... того, что увидел.
Даже при тусклом свете Сириус уловил дрожь, охватившую приятеля.
– Что ты...? - Нет. Этого не могло быть. – Ну и что, по-твоему, ты увидел?
Ремус посмотрел на него с таким видом, будто его вот-вот стошнит.
– Я знаю, что. Ведь я видел все. От начала и до конца, удар за ударом... все.
- Все? – вереница живых образов закрутилась перед глазами Сириуса: его губы вокруг члена Снейпа, его язык, погруженный в задницу Снейпа – и он был благодарен за полумрак, скрывший неожиданный румянец. – Мерлин, Луни! Ты был там все это время? Просто.. просто стоял и смотрел?
- Да.
Ни колебания. Ни увиливания. Ни даже извинения, и впервые Сириус почувствовал нарастающую злость.
– Ладно. Надеюсь, ты хорошо повеселился, - он ухватился за перила и поднялся на ноги. – Ты хоть получил удовольствие?
- Все паясничаешь?
- Шмаясничаю! Почему бы тебе не получить удовольствие, Ремус? Ты же постоянно талдычил о том, что «Снейп не так уж и плох», «может быть, нам стоит дать ему шанс», «может быть, нам нужно вести себя с ним по-доброму»... Ну, я и был к нему добр, понял? Чертовски добр. Так дьявольски добр, что он будет ходить, как каракатица, весь месяц, - Сириус зашелся лающим смехом. – Может быть, тебе тоже стоит дать ему шанс, Луни, если это не противоречит твоей ориентации? Он, конечно, не цветущая роза, но зато задница у него как топленое масло.
- Тебе смешно? – прошипел Ремус. – Смешно?
Раздражение Сириуса испарилось, когда он заметил выражение лица Ремуса: не отвращение, не презрение, а какой-то заглушенный ужас.
– Я... я думаю, ты ведешь себя нелепо, делая из мухи слона. Мерлин, Луни. Я никогда не знал, что ты такой блюститель нравов.
- Ты его изнасиловал, Сириус.
Сириус задохнулся.
– Я – что?
- Ты его изнасиловал! – закричал Ремус. – Я тебя видел! Я же сказал, что следил за тобой. Я был в комнате, Сириус. Я все видел.
Казалось, Сириус не мог закрыть рот. Изнасиловал? Изнасиловал? Он все еще ощущал сжатие ног Снейпа вокруг шеи, бархатное сжимание задницы Снейпа вокруг члена, все еще чувствовал липкую сперму Снейпа на животе.
– Ремус, что ты несешь? Я не насиловал его. Я его трахнул. Есть разница.
- Ты трахнул его без его на это согласия! Ты взял его силой, и он не мог остановить тебя...
- Он не хотел меня останавливать! Он наслаждался процессом! Я же сказал, что он кончил, как дикая кошка, он даже не мог насытиться...
- Мне плевать, кончил он или нет! – заорал Ремус. – Это ничего не меняет. Ты связал его, Сириус, ты его связал, вып... избил и изнасиловал.
- Смени пластинку! – прорычал Сириус. Его кулаки непроизвольно сжались. – Ему понравилось! Он наслаждался каждой минутой! Я не сделал ему ничего того, чего он не хотел бы!
- «Я могу затрахать тебя до крови прямо тут, в твоей собственной кровати», - неожиданно мягко процитировал Ремус, и Сириус поморщился. Ему было неприятно, когда ему бросали в лицо собственные слова, и Ремус, со своей гребаной слоновьей памятью, делал это, как никто другой. – «Тут некому меня остановить. Твои приятели разъехались, и я поставил звуконепроницаемые заклинания... Кричи до посинения, и никто тебя не услышит». Это твои слова, Сириус?
Сириус резко откинулся назад.
- Это была игра, Ремус, - наконец вздохнул он. – Игра! Пусть немного сексуально извращенная, но игра. Ремус молчал.
- Видишь ли, я понял, что Снейп - извращенец, почти сразу же, как его увидел. Я знал, что его это возбуждает. И оказался прав - он возбудился... но если бы он действительно хотел меня остановить, то сделал бы это.
Ремус покачал головой.
– Ты не мог остановиться. Ты был... ты был... Ты не знаешь, как ты выглядел со стороны. Каким ты был. Я сам ненадолго испугался – да-да, ты можешь смеяться, сколько угодно, но это правда. Игра или нет, Сириус, но я думал, что в этот раз ты действительно покалечишь Снейпа. Что ты, наконец, преступишь черту.
- Ты так не думал.
- Думал.
- Тогда почему ты меня не остановил?
Вопрос был честным, а не риторическим. Лицо Ремуса пылало.
– Все по той же самой причине, - пробормотал он, - Ты, Джеймс и Питер – мои единственные друзья.
- Значит, ты ничего не сделаешь? – слова вылетели до того, как Сириус прикусил язык, и Ремус презрительно фыркнул.
- Что я могу сделать? Донести? Сделать так, чтобы тебя исключили? Тогда уж пусть исключают нас обоих, потому что я виноват так же, как и ты. Я был там и ничего не сделал, - его взгляд метнулся к лицу Сириуса. – Но тебе не стоит выглядеть таким самодовольным. То, что я ничего не скажу, еще не значит, что этого не сделает Снейп.
Сириус махнул рукой.
– Я бы не волновался насчет Снейпа.
Ремус прищурился.
- О, ради Мерлина! – воскликнул Сириус. – Я не сделал ему ничего плохого. И потом, он не осмелится ничего сказать. Он знает, что я отвечу. И пусть только он кому-нибудь скажет, что я его изнасиловал - если это действительно было насилием, - тогда ему надо будет признаться и в том, насколько ему это понравилось.
Ремус слегка покраснел, несомненно, вспоминая какую-то визуальную подробность. Он снова уставился на почти потухший огонь в камине и прочистил горло.
– Где сейчас Снейп?
- В своей постели, где же еще? Уверен, он спит, как младенец, наслаждаясь снами о прекрасном гриффиндорце.
- С ним все в порядке?
Сириус пожал плечами. – Ну, ему придется садиться только на мягкое в течение нескольких дней, - Люпин хмуро взглянул на него, - но, в общем и в целом, да, он жив и здоров.
- Ты развязал его?
- Я ослабил веревки, - разговор становился все бредовее и бредовее. – Ну что, у тебя будут еще вопросы, господин Великий Инквизитор, или я могу пойти спать? Изнасилование – тяжкий труд.
- Черт бы тебя побрал, Сириус, не шути так...
Сириус примиряюще поднял руку.
– Ладно, все, я понял. Прости. Больше не шучу. Слово Мародера. - Он поднялся на ноги, выжидая, но Ремус не пошевелился. – Ты идешь?
- Я скоро.
- Уже поздно.
- Знаю.
Сириус наблюдал за ним с минуту.
– Ты не... ты ведь не передумал?
Ремус снова фыркнул.
– Что? – выплюнул он, и стыд, написанный на лице Ремуса заставил Сириуса выпалить: - Луни, клянусь тебе, это не было изнасилованием. Клянусь жизнью. Неважно, как оно там выглядело... Луни, ты же меня знаешь. Я бы никогда не сделал этого, ни Снейпу, ни кому-либо другому. - Молчание. - Ты мне не веришь, да?
- Верю. Ты, конечно, неправ – это было изнасилованием, и неважно, что ты думаешь – но я тебе верю, - он склонил голову, и этот странный, холодный взгляд исчез с его лица; он снова выглядел как милый, надежный, дружелюбный Луни Люпин. – Это глупо, да?
Сириус задумался.
– Для тебя – нет, - наконец сказал он и почувствовал облегчение, когда Ремус улыбнулся. Но это была напряженная улыбка, которая быстро исчезла.
- Иди спать, Сириус, - сказал Ремус. – Я скоро поднимусь.
Сириус колебался. Ему хотелось добавить еще что-нибудь, но он не осмелился. Наконец, пробормотав неловкое пожелание спокойной ночи, он поднялся по лестинце.
***
Десять минут спустя, умытый, раздетый и укутанный в прохладные гладкие простыни Сириус восстановил в памяти весь разговор. Изнасиловал его. Изнасиловал его? Какой бред. Он не насильник; было полно народу – причем обоих полов – вожделевшего его, и он был слишком горд для того, чтобы навязываться тому, кто его не хотел. Луни сошел с ума.
Плюс, Снейп явно хотел того же – судя по реакции тела. Ведь нельзя считать изнасилованием то, чего хочет и другая сторона. Может быть, соблазнение... Да. Да, вот как это называется. Это было соблазнением, с необходимым для этого количеством применения силы.
Расставив для себя все точки над «i», Сириус погрузился в спокойный, безрассудный сон.
Северус Снейп был удивительно рассудительным молодым человеком. Даже для подростка – и с этим соглашались учителя, у него было чересчур много того, что магглы называли «комплексами». У него был комплекс гнева. Комплекс контроля. Комплекс неполноценности. Для преподавателей, и даже для многих сверстников, эти комлексы делали его не то что бы загадкой, а, скорее, раздражающим позером: мальчик с вполне сносной внешностью, нарочно уродовавший себя; тихий и дисциплинированный ребенок, прибегавший к насилию и темной магии при малейшей провокации; блестящий маг, тративший свой талант и интеллект на предметы, которыми в здравом уме не заинтересовался бы ни один приличный волшебник. Если бы он только умел держать себя в руках, говорили они. Если бы он только изучал чары или арифмантику с тем же пылом, с которым изучал смертельные зелья и обезображивающие заклятья. Если бы только юношу больше волновали дружба и признание, говорили они, и меньше - дешевая популярность и, возможно, удовольствие от обладания худшей репутацией в школе.
Дискуссии среди сверстников велись не так громко и были направлены по другому руслу. Почему Северус все время носил черное? Он что, умер бы, если бы мыл голову хоть иногда? Может, его родители и были беднее церковыных крыс, или же его отец напивался и распускал руки, но почему остальные должны были отдуваться за это? У каждого имелись проблемы, но далеко не каждый решал их с помощью заклятий и оскорблений.
Однако никто из них – возможно, за исключением Альбуса Дамблдора – не понимал, что поза Северуса «Я-ненавижу-мир» практически не являлась позой. Однако даже Дамблдор не понимал, насколько была изломана сущность юноши – причем изломана уже до того, как Северус оказался окруженным своеобразной заботой Дамблдора. Не того Дамблдора, который находил его оскорбления умными, а мрачное молчание глубокомысленным, а того, кто объяснял его взрывные настроения «Моих-проклятий-хватит-на-всех, просто приподнятым расположением духа, а интерес к Темной Магии – совершенно нормальным увлечением умного мальчика причудливым и гротескным. Дамблдор был единственным из преподавателей, не презиравшим Северуса и не потворствовавшим ему, и, казалось, директор был единственным человеком во всей школе, симпатизировавшим юноше.
Дамблдор, храни его Мерлин, был глупцом.
Дамблдор абсолютно не понимал Северуса. Не понимал, кем тот был, чем дышал, чего хотел и откуда пришел. От чего сбежал. Мать юноши - талантливая целительница - обладала мышиной внешностью, глубоким интеллектом и переменчивым настроением. Отец служил аврором – и, насколько известно, довольно неплохо - до того, как ранение заставило его уйти на пенсию. Он был холодным, высоко моральным человеком с исключительным самоконтролем - когда был трезв. Однако когда выпивал, то становился жестоким, злобным и непредсказуемым, как дикое животное. Живя вместе с катастрофически неподходящими друг другу людьми, юноша постоянно ощущал, как его предавала пассивность матери, и озлобляло жестокое обращение отца. Поэтому сущность Северуса, подобно породившему его союзу, представляла собой нестабильную, бессмысленную, противоречивую неразбериху.
Конечно же, Дамблдор даже и не подозревал о глубине этой ненависти. Северус был просто переполнен ею: всепоглощающей и непоколебимой, как стена. Он ненавидел родителей, свою нищету, свою внешность. Он ненавидел одноклассников, которые всегда замечали его потрепанные книги, одежду с чужого плеча и подержанную палочку; с еще большей силой он ненавидел преподавателей, никогда не замечавших то, как из рук вышибались учебники, как он спотыкался о свои одежды, или как палочка выхватывалась у него из рук и летела в озеро или в кусты. Это были те же учителя, которые никогда не замечали его ужас перед поездками домой на каникулы, приключающуюся время от времени хромоту или синяк, который из-за своего отсутствия не могла залечить мать... те же преподаватели, которые с таким твердым и настырным раздражением верили, что он одевается как вампир и посылает заклинаниями в любого приближающегося гриффиндорца исключительно для привлечения к себе внимания.
Даже для слизеринца в подобной ситуации было слишком много иронии.
Такое отношение беспокоило, хотя Северус и старался этого не показывать. Он понимал, что оно не должно волновать его, что он не должен переживать из-за того, что о нем думают совершенно чужие люди. Но как же это было несправедливо! Ведь он не просил от жизни многого, черт подери, и он старался изо всех сил. Кто они такие, чтобы его осуждать? Если бы любой из них, абсолютно любой пережил ежедневный ужас сосуществования с Августом Снейпом, то давно бы повесился от отчаяния. Или же малодушно сошел с ума и переселился в безопасные стены Ст. Мунго.
Выход, выбранный матерью.
Но не Северусом. Северус замуровывал себя, подобно узнику, считая до освобождения дни, не сдаваясь и ничего не требуя, выживая исключительно благодаря упрямству, амбициям и отчаянному мужеству, чью природу никогда было не постичь чванливому самодовольному гриффиндорцу.
Амбиции. Даже для слизеринца Северус обладал ими сполна, даже в свои шестнадцать лет Северус знал точно, чего хотел от жизни. Он хотел учиться, вкалывать на уроках как проклятый, получить диплом. Закончить школу с наивысшими отличиями, существовавшими в Хогвартсе и получить самую лучшую работу, которую только можно было найти. Целыми днями трудиться в аптеке и ставить собственные эксперименты по ночам. Расфасовывать и варить все что угодно, для кого угодно и когда угодно, если ему заплатят наличными, он хотел экономить каждый кнат и сикль, и он хотел трахаться с любым, кто мог ему помочь, и оставлять с носом стоявших у него на пути. Он хотел преуспеть. И больше всего на свете он хотел сбежать.
А для этого ему был необходим Хогвартс, а назойливые тупорылые дураки, к сожалению, являлись неотъемлемой частью школы. И если это означало одинокое и безрадостное существование – пусть! Позже у него будет время на дружелюбие и великодушие – если ему этого захочется. Когда он вырастет. Когда он будет свободен. Пока эти идиоты соблюдают дистанцию, он будет игнорировать издевки и хихикание, глупые шутки и оскорбительное шипение исподтишка, тычущие в него пальцы и беспардонные колючие взгляды.
Но он не мог игнорировать Мародеров.
Мародеры, эта шайка самозванцев под предводительством Джеймса Поттера, этих гриффиндорских отморозков, не позволявшая себя игнорировать никому, особенно такому, как Северус Снейп. Пять с половиной лет Северус служил их любимой мишенью, объектом их наихудших розыгрышей, отдушиной для пара, который время от времени хотелось выпустить этим пустоголовым, но самодовольным ублюдкам. В течение пяти с половиной лет они лезли из кожи вон, чтобы превратить пребывание Северуса в Хогвартсе в сплошное унижение, разочарование и боль. Нет, он явно не мог игнорировать Мародеров. Ни раньше, и, определенно, не сейчас.
Только не после прошлой ночи.
Северус закрыл лицо руками.
После ухода Блэка он долго не мог заснуть, вызывая в памяти каждое слово, каждое прикосновение, мысли кружились и метались, как животные в клетке. Его изнасиловали. Его изнасиловал Сириус Блэк. Его насиловал Сириус Блэк до тех пор, пока он не затрясся в экстазе и бездумно потребовал, чтобы его продолжали насиловать. И Блэк расскажет. Блэк не осмелится рассказать. Блэк слишком глуп, чтобы смолчать. Снова и снова он думал, анализировал и переосмысливал, то пылая от стыда, то холодея от страха, ненавидя Блэка сильнее, чем когда-либо, но еще сильнее ненавидя себя.
С такими мыслями он уснул, с ними же проснулся, и продолжал размышлять об этом целый день, но так и не приблизился к пониманию того, что произошло двадцать четыре часа тому назад. Вопрос, беспокоивший больше всего, был «почему?». Почему Блэк? Почему он? Почему сейчас?
Это разъедало больше, чем стыд, страх или даже гнев. Северус привык ко стыду, а страх и гнев были его вечными спутниками, но если и было нечто, чего не выносил Северус Снейп, так это было смятение. Незнание ответа на что-то - неважно на что - делало его потерянным, бессильным и беспомощным, чего Августу, никогда не удавалось достичь даже в самых жестоких проявлениях.
А хуже всего было то, что ответ у него был. Северус прекрасно понимал, что именно они задумали; бессчисленное количество раз он играл с Мародерами в эти игры. Это был очередной дешевый трюк, старательно разработанная ловушка, бородатый розыгрыш; на несколько часов Блэк пожертвовал свое тело сальноволосому ублюдку в обмен на недели развлечения за счет того же ублюдка.
Северус уже представлял себе освистывания и оскорбления, тайные щипки, подзатыльники и знающие косые взгляды. Черт! Одно лишь словесное описание, нарисованное Блэком, для любого любопытствующего – Северус на коленях с пылающей задницей и извивающийся; ноги Северуса сжимают ему шею, а в заднице Северуса – его член... было бы слишком соблазнительно для сукиного сына, чтобы пропустить такую возможность унизить Северуса. И это было настолько в стиле Блэка, настолько в стиле Поттера… это было так на них похоже..
Тогда почему же он в это не верил?
Потому что это кажется невероятным, подумал Северус, и это было правдой. Действия Блэка не были похожи на розыгрыш, и уж точно не были похожи на выполнение грязной работы - от которой отказались его друзья - просто чтобы поиздеваться.
Похоть Блэка была настоящей, пугающе настоящей, и те ощущения, к которым пришел Северус, стали откровением: ненависть, безусловно, гнев, и презрение, но в тоже время и вспышки удовольствия, вины, жалости... и, на каком-то этапе, извращенная нежность.
Нежность. Северус поморщился от этой мысли, но так и не смог от нее отделаться. Юноша обладал сильнейшей интуицией – тем, что мать называла Нюхом – когда с шести лет он стал проявлять магические способности, то полагался на нее настолько, насколько другие полагались на зрение. Каким бы невероятным это ни казалось, но он знал, что ощущения, исходящие от Блэка, были настоящими. Странные, противоречивые и, возможно, такие же непонятные как для Блэка, так и для Северуса, но - настоящие.
Имелись и внешние признаки. То голодное выражении лица Блэка: когда он пожирал его взглядом, гриффиндорец словно поглощал каждый дюйм обнаженной кожи, а губы дергались, словно желали броситься вслед взгляду. То, как Блэк залечил ему лицо. То, как Блэк входил в него – так медленно и осторожно, как он подготавливал его мягкими, шелковистыми маслами – заклинание, на поиски которого он, должно быть, потратил недели, не считая времени на практику. Как нежно руки Блэка ласкали и успокаивали после порки, и то, (тут Северус яростно покраснел, вспоминая), как Блэк заменил руки на губы и язык. Даже сама порка теперь не казалась такой ужасной.
Ну, уж нет. Порка была ужасной, унизительной и адски болезненной. Он до сих пор чувствовал последствия. Однако Северус был экспертом жесткой дисциплины, и знал, что она была не так жестока, как могла бы быть. И была бы, признался себе он, если бы их позиции поменялись местами.
Нет, отрицать это было невозможно: по сравнению с другими насильниками Блэка можно было считать почти что заботливым.
Конечно, он был заботлив, идиот! В этом-то и была суть розыгрыша, верно? Черт, это была его кульминация. Если бы Блэк просто покалечил его, если бы Блэк не заставил его получить удовольствие, тогда бы он не смог рассказывать каждому встречному-поперечному, какой блядью оказался Северус. Как он умолял. Как он задыхался, стонал и бился как животное, как сучка, которой обозвал его Блэк, как...
Нет. Нет, у него не получалось. Даже когда он пытался в это поверить, в нем не хватало убеждения. Он не верил. Почему он не мог в это поверить?
Зачем Блэк поцеловал его? Немедленно вмешалась логика, и Северус вздохнул. В самом деле, зачем?
Он не был в обмороке, когда Блэк покинул его прошлой ночью. Очевидно, Блэк полагал, что оставил его без сознания, а Северус, изможденный телом и душой, не посчитал нужным убеждать гриффиндорца в обратном. Но он не спал, когда ушел Блэк, и прекрасно чувствовал все прикосновения. Теплый, загрубевший от квиддича палец Блэка нежно касающийся лица. Рука Блэка, глядящая волосы. Губы Блэка, дарящие мягкий прощальный поцелуй.
Мягкий! Мягкий, медленный, тщательный и – Северус снова поморщился - почти что нежный.
Вздрогнув, Северус поднял голову и взглянул в чистые, вопрошающие синие глаза Альбуса Дамблдора. Черт. Видимо он размышлял вслух. Интересно, что же подслушал директор?
- Сэр?
- Ты разговаривал сам с собой, - заметил Дамблдор. – Чрезвычайно недооцененное занятие, с моей точки зрения, и которое я всегда рекомендую. - Он склонил голову. – Но сейчас поздно, и тут очень холодно... а ты выглядишь расстроенным.
Северус молчал. Он не рассчитывал, что сможет сейчас сказать что-то умное, но даже застигнутый врасплох, Северус Снейп никогда не запинался.
Дамбдор проявил настойчивость. – Что беспокоит тебя, Северус? Может, я смогу чем-нибудь помочь?
И тогда он чуть было не проболтался. Искренняя доброжелательность, светившаяся в глазах пожилого мага, теплота в его голосе чуть было не сломали его. Только неспособность сформулировать фразу остановила Северуса от того, чтобы тут же выложить всю историю – ну, что, что он мог сказать? «Видите ли, сэр, Сириус Блэк изнасиловал меня прошлой ночью, и это было ужасно, но он заставил меня кончить так сильно, что я до сих пор это чувствую, и я ощущаю себя грязным, глупым и использованным, но затем он поцеловал меня, погладил волосы и, бесполезно объяснять, но я скорее смущен сложившейся ситуацией, сэр...» О, да. И мне было ни капли не стыдно. Возможно, следовало добавить, что Блэк выпорол его распутную обнаженную задницу и взасос целовал анус, если, конечно, он не умрет от стыда, дойдя до этого эпизода.
– Нет. Нет, сэр. Меня ничего не беспокоит, сэр.
- Ты уверен? «Почему?» - это объемный и сложный вопрос, Северус. Даже для интеллектов, подобных нашим.
Северус вымученно улыбнулся. Дамблдор часто шутил, что он и Северус были одного поля ягоды, мыслители, школьные философы. По крайней мере, Северус предполагал, что это была шутка, хотя с Дамблдором ни в чем нельзя было быть уверенным наверняка – старый маразматик, вероятно, мог бы найти общий язык даже с флоббер-червем.
– Да, наверное, вы правы, сэр, - подавив боль, которым отозвалось движение с легкостью многолетней практики, Северус встал с низкой каменной скамьи. – Мне нужно идти, сэр.
Это была почти грубость, но если Дамблдор и оскорбился, то не подал вида.
– Очень хорошо. Я провожу тебя, если ты не против. Боюсь, что мистер Филч охотится за нарушителями.
Северус заскрипел зубами. Да, я ПРОТИВ, старый придурок, почему бы тебе не пойти заняться своими делами и не оставить меня в покое?
– Конечно, директор. Благодарю вас.
Они направились вверх по склону, по тропинке, ведущей к замку. Путь был неблизким – Северус зашел дальше, чем он думал – но, к его облегчению, Дамблдор больше не предпринимал попыток завести разговор. Молчание между ними не было неловким, и впервые за все время с момента нападения Блэка Северус почувствовал себя спокойно. Удивительно, как само присутствие Дамблдора иногда производило именно такой эффект: оно могло привести в порядок самые хаотичные мысли, успокоить расшатанные нервы, сгладить малейшие обиды и раздражения. В такие моменты, сидя напротив директора за шахматной доской, или же рядом с ним за столом с праздничными угощениями, Северус ощущал истинное величие пожилого мага. Насколько он был совершенен и уникален. Родители научили Северуса - в основном, на примерах - что люди бывают либо сильными, либо добрыми, но Дамблдор был особенным. Дамблдор был одновременно и тем и другим.
Юноше пришло в голову, что он мог даже полюбить старого простофилю; и почему-то эта мысль не раздражала его так, как должна была.
Но все же, достигнув Большого зала, юноша попытался сбежать.
– Благодарю за то, что вы проводили меня, сэр, но сейчас я бы хотел пойти спать.
- Конечно, мой мальчик. Наверное, ты утомился. - Директор не сделал никаких намеков насчет источника усталости Северуса на четвертый день каникул, за что Северус был искренне ему благодарен. – Может быть, после завтрака мы сыграем партию в шахматы?
- Да, сэр. Возможно, - он коротко кивнул Дамблдору и повернулся к лестнице, ведущей в подземелья, гадая, сколько шагов ему позволят сделать перед тем, как...
- И еще, Северус…
Ни одного шага. Вздохнув, Северус повернулся, стараясь не сказать своим видом: Ну же, давай, выкладывай, что там у тебя? – но, разумеется, неудачно.
- Ответ - в твоем сердце, а не в голове.
Северус нахмурился. Он догадывался, что напоследок Дамблдор даст какой-нибудь дурацкий совет, но не ожидал, что тот окажется такой банальной чепухой.
– Прошу прощения?
- Ответ. На твой вопрос. На твое «почему?». Его всегда больше в сердце, чем в разуме. - Ярко-голубые глаза задумчиво прищурились, и Северус едва подавил неожиданное желание отвернуться под пронизывающим взглядом. – Учись доверять инстинктам, Северус. Они у тебя верны и правдивы, настолько верны, насколько это возможно, и тебе стоит довериться им - зачем ты сопротивляешься?
Это был хороший вопрос. Слишком хороший, чтобы Северус почувствовал себя в своей тарелке, учитывая то, над чем он размышлял всю ночь, но при всем желании не мог найти ответ.
– Я не имею понятия, о чем вы говорите, сэр.
- Тогда ты не так умен, как показывают твои оценки. - Северус нахмурился; Дамблдор вздохнул. – Прости, дитя, но я способен распознать ложь, когда ее вижу.
Северус промолчал.
- Я знаю, как это для тебя трудно, - продолжал Дамблдор. – Ты – рациональный молодой человек, живущий в реальном мире, а не витающий в облаках. В твои годы я был таким же - веришь или нет; я тоже гордился превосходным интеллектом, величайшей рациональностью, - директор снова окинул Северуса серьезным, задумчивым взглядом. – Разумеется, я не был таким же упрямым, как ты, таким же осторожным, таким же скрытным, и поэтому научился чувствовать. Ты - другой, Северус. Ты приучил себя не чувствовать. Любой ценой.
Северус фыркнул.
– И что в этом особенного?
- В твоем возрасте? Я нахожу это очень особенным, - в глазах Дамблдора вновь появилось то самое выражение. – И невыразимо печальным.
От гнева у Северуса даже свело позвоночник.
– Мне не нужна ваша жалость, директор, - выплюнул он. – Приберегите ее лучше для своих гриффиндорцев.
- Жалость предполагает презрение, Северус; а его от меня ты не получишь никогда, - Северус моргнул. Неужели в голосе Дамблдора промелькнула ярость? – Это всего лишь беспокойство. И совет. Хороший совет, смею заметить, даже если он получен от гриффиндорца.
Северус уставился на него. Не моргнув, не произнеся ни слова, Дамблдор спокойно выдержал взгляд, пока, наконец, Северус первым не опустил глаза. Он не знал ни того, что ему надо было сказать, ни того, что Дамблдор хотел от него услышать. Он устал, его тело ныло, и он был в смятении... и «совет» директора - хороший или нет - только усиливал головную боль.
- Северус, - Дамбдлор протянул руку и приподнял его подбородок. Рука была теплой, сильной и нежной, и, непонятно почему, Северус почувствовал какое-то абсурдное приближение слез. – Обещай хотя бы подумать о том, что я сказал. Пожалуйста. Ты сделаешь мне такое отдолжение?
- Да, сэр, - наконец-то ему задали вопрос, на который он смог ответить. Даже если ответ был ложью. – Но сейчас... сейчас я... я просто хочу пойти спать. Я очень устал и..., - он замолчал, не желая быть грубым после такого удивительного прикосновения.
Дамблдор изогнул бровь:
– И...?
Юноша набрал в грудь воздуха.
– И я больше не хочу обсуждать это.
Дамблдор кивнул, и Северусу показалось, что он уловил мимолетное одобрение на старческом лице.
– Как тебе будет угодно. Возможно, утро вечера мудренее, как говорят магглы. Если хочешь, мы поговорим завтра утром. - И еще до того, как Северус смог ответить «Да», «Нет» или «Пошел к черту, старый придурок», Дамблдор просто ошеломил его, сделав то, чего никто не делал Северусу уже лет двенадцать: он наклонился и поцеловал молодого мага в лоб. – Спокойной ночи, Северус.
Юноша смотрел, как старый волшебник шел вдоль по коридору, пока совсем не исчез из виду. Северус не солгал; он устал и хотел пойти спать. К тому же он знал, что Аргус Филч в любой момент мог просунуть сюда свою уродливую рожу. Но все же он продолжал стоять, прикасаясь ко лбу и смутно ощущая его теплоту сквозь холод дрожащих пальцев.
И вся его умиротворенность внезапно куда-то испарилась.
lost girl, спасибо Вам за новый перевод. Ваш выбор как всегда безупречен, как, впрочем, и сам перевод. Могу ли я надеятся, что фик переведён полностью и просто выкладывается по главам?
В общей гостиной домовой эльф разводил в камине огонь, и это зрелище еще больше нервировало и без того раздраженного Северуса. Он ненавидел домовых эльфов. Они были такими жалкими созданиями: глупыми, жеманными, подобострастными и уродливыми до тошноты... к тому же он был единственным слизеринцем на шестом курсе, чья семья не имела хотя бы одного.
Северус вроде бы даже знал этого домовика по имени – огромные голубые глаза, большой рот, сине-зеленая кожа цвета заплесневелого сыра. И типично нелепое имя – Ханки, Панки, Ванки или какое-то еще - настолько же глупое. Северус поморщился. Как будто ему нужна была дополнительная причина для ненависти: им что, было так жизненно необходимо называться как в Белоснежке и Семи Гномах?
– Пошла вон, ты, маленькая дрянь.
Домовик замер, разрываясь между обязательством немедленно повиноваться и таким же сильным желанием услужить.
– Может, Паки что-нибудь принести хозяину? Может, молодой хозяин хочет принять ванну? Или перекусить? Или..?
- Нет, молодой хозяин не хочет ванну, или перекусить, или минет на Астрономической Башне в подарок на Новый Год. Молодой хозяин хочет, чтобы Паки пошла вон. Сию минуту. До того, как молодой хозяин засунет в задницу Паки живую змею.
Паки бесшумно испарлась.
С чувством угрюмого удовлетворения Северус потащился вверх по лестнице. Он сбросил зимнюю мантию и плюхнулся на постель, не снимая одежды, слишком устав для того, чтобы раздеваться. Юноша закрыл глаза, пытаясь очистить сознание, а не бороться с ним.
Нет, сегодня тело не собиралось подчиняться.
Северус вздохнул. Он был изнурен, и у него все болело. Боль и растяжки, которые он пытался не замечать целый день, заявили о себе в полную силу, и он никак не мог найти удобное положение. Болели плечи, ныли бедра, задница начинала гореть и зудеть и внутри и снаружи при каждом ударе сердца. После пятнадцати минут беспокойного ерзания он встал и открыл сундук в изголовье кровати. У него было мало вещей – учебники, котел, небольшая фотография матери, несколько ее писем – и он сразу же обнаружил то, что искал.
Юноша извлек небольшой пузырек с позолоченной крышкой и согрел его в ладонях. Эта целебная мазь была сделана по личному рецепту матери и придумана специально для Северуса, она научила сына ее приготавливать и лечила его этой мазью бесчисленное количество раз. «Что-то особое, для особых случаев», - часто повторяла она, и сейчас определенно был этот особый случай. Северус был уверен, что такая мазь помогла бы даже покойнику. Жизнь с целительницей мирового класса имела определенные преимущества, решил Северус. Даже с целительницей мирового класса, ежедневно терпевшей мужнины издевательства над сыном и называвшей это «нашим особым случаем».
Ну что ж, продолжим.
Северус отвинтил крышку. Знакомый запах, слабый и приятный – миндаль и шиповник, алоэ и мята – и у него сжался желудок. Как он ненавидел этот запах. Он никогда не открывал пузырек просто так - не покалеченный и раненый, не избитый и окровавленный - поэтому миндаль с алоэ для него пахли потом, страхом и зловонным перегаром отца.
Ну, давай же, идиот.
- Lumos, - произнес он. Даже от такого недолгого лежания его мышцы тревожно напряглись. Он встал для того, чтобы раздеться, и при тусклом свете факела стал исследовать свое тело, которое, казалось, при малейшем движении начинало поскрипывать, как у старика. Некоторые компоненты мази плохо переносились открытыми ранами. Но Северус не думал, что Блэк оставил на нем порезы или болячки – или внутри него – но все же лучше убедиться наверняка...
Нет, при таком освещении даже нечего об этом думать. Северус максимально усилил яркость огня. Нет. Все еще плохо видно. Он со вздохом взглянул на противоположную стену, где висело большое настенное зеркало. Насколько ему было известно, это было единственное маггловское зеркало во всем Хогвартсе – слизеринцы серьезно относились к Стильной одежде и не терпели издевок : «Ты уверен, что это твой размер?», даже от людей, не то что от неодушевленных предметов – и в данном случае Северус был благодарен за отсутствие магии. Ему не нужны были комментарии о неловком и интимном осмотре, который он собирался произвести.
Он подошел и уставился в зеркало. Худой подросток с глазами, как у призрака, бесстрастно глазел на него в ответ.
Блэк смотрел на тебя не так.
Нет, Блэк смотрел на него совсем не так. Блэк смотрел на него с таким видом, будто Северус был яблоком, а Блэк голодал целый месяц.
Он прищурился, разглядывая свое отражение, пытаясь объективно оценить свою внешность. Юношу почти удивило, что он не нашел ее отталкивающей. Он был слишком худощав, его тело все еще было неуклюжим развивающимся телом подростка, но, кроме кожи и костей, на нем уже можно было разглядеть тонкий слой мышц, совсем не просматривающийся раньше. Он провел лето, работая у аптекаря в Косом Переулке, вкалывая, словно домовик: убирался в аптеке, заготавливал ингредиенты, выгружал и загружал товар. В то время Северус противился физическому труду (он прекрасно знал, что ему могли позволить немного магии, несмотря на все запреты для несовершеннолетних) но, теперь, разглядывая себя в зеркале, он признавался, что его работа окупилась неожиданным способом. Гены - есть гены, и никакой физический труд не даст ему скульптурного мышечного телосложения Блэка, однако, потаскав котлы в течение всего лета, он получил гибкую и изящную фигуру, которой у него не было раньше. И которая ему нравилась.
Гибкий. Да, вот оно. Теперь он это видел. Больше не костлявый, но гибкий. Стройный. Упругий.
Он провел ладонью по руке, по груди, по животу - под гладкой кожей действительно все было восхитительно упругим. Юноша повернулся в профиль и, нахмурившись, исследовал ягодицы. Они всегда были гладкими, мило округленными и очень крепкими – задница как у девчонки, фыркал отец – но сейчас стали еще крепче, чем раньше, еще выше и рельефнее. Юноша сжал их руками. Молочно-белая кожа все еще пестрела бледно-розоватыми рубцами, покалывающими под его прикосновениями, и он сжимал, сжимал их до тех пор, пока ощущение не перешло в острый зуд, его дыхание замерло в груди, а член с интересом дернулся.
Юноша снова повернулся в анфас. Член. Он знал, что это был его главный козырь. Не то что бы у Блэка был совсем маленький, но...
Северус с трудом спрятал улыбку.
Он уже давно понял, что ему необычайно повезло; он видел достаточно других мальчишек; в душе; в спальнях, чтобы прийти к такому выводу. И, разумеется, он слышал все комментарии. «Ну у тебя и насос, Северус»; «Жаль, что на твоем лице природа отдохнула»; «Эй, Северус, что у тебя сперва выросло: член или нос?» «Колись, Северус - твоя мать трахалась с кентавром?» На его памяти, насмешки были всегда. Но по крайней мере, тут Северус осознавал: за всеми этими издевками стояла зависть с привкусом истинного восхищения; это легко читалось в чужих взглядах. Но все же он чувствовал себя неловко. Его член выглядел бы внушительно на мальчишке даже в два раза крупнее; на нем же, на стройной, но все еще неуклюжей фигуре, он выглядел просто странно. Почти нелепо. Когда он был обнажен, вот как сейчас, черт подери, то казалось, что член вот-вот перевесит, и Северус упадет лицом вниз.
Блэк не считал его нелепым.
Северус проигнорировал эту мысль и продолжал себя трогать: ягодицы, бедра, живот, грудь. Теперь он гладил себя более томно, еще не сознавая, что на каком-то этапе само-обследование перешло в само-ласкание.
Блэк считал его великолепным. «Великолепный гигантский член». Это то, что он думал; он сам так сказал. Блэк так его назвал.
Северус закрыл глаза. Его дыхание убыстрилось, его кожа вибрировала от приятных ощущений. Он провел рукой по животу, приближаясь к линии, где белая кожа завершалась густыми черными завитками. Член уже стоял, с готовностью покачиваясь навстречу дразнящей руке, словно пес, вынюхивающий дружелюбную ласку, но Северус не сдавался. Он скорее умрет, чем будет дрочить, думая о Сириусе Блэке.
Блэк подрочил бы тебе, если бы тут был. Блэк схватил бы «этот великолепный гигантский член» и ласкал до тех пор, пока ты бы не увидел гребаные звез...
Блэк! К черту Блэка! Кого волнует, что сделал бы или не сделал этот ухмыляющийся, чванливый, пустоголовый сукин сын? Кому вообще есть дело до того, что он делал, говорил или думал?
Если бы он думал, что ты был обедом, Сев, то принял бы твой член за десерт.
Северус тихо застонал. Он скользнул рукой вниз по животу и обхватил ладонью ствол, сжимая до тех пор, пока у него не закружилась голова и не подкосились колени. Твердый длинный член протестующе запульсировал у него в кулаке, требуя продолжения, и Северус погладил его, бедра дернулись, а свободная рука стала дразнить соски.
Внезапно он заметил свое отражение – горящее лицо, дрожащие ноги, непристойно выступающий из кулака член – и оно заставило его остановиться. Нет. Нет, черт подери, нет. Он не будет этим заниматься, пока не выбросит Блэка из головы. Особенно после того, как тот с ним поступил. Это как будто снова быть изнасилованным.
Он отпустил член – и даже это простое действие потребовало усилий, достойных Мерлина – и решительно уселся в одно из кресел. Северус поднял пузырек с мазью, опустил два пальца в кремовую субстанцию и стал смазывать правое плечо, втирая крем в ноющую мышцу. Через пару секунд боль ушла, и юноша ощутил приятное покалывание и тепло. Да, бальзам Магдалены был воистину чудесным. Когда-то он даже был за него благодарен.
Он смазал второе плечо и обе руки, пытаясь игнорировать назойливую эрекцию. Это было все равно, что пытаться игнорировать сердечный приступ. Твердый ствол покачивался туда-сюда при малейшем движении; когда юноша принялся смазывать бедра, его пальцы все время задевали его, и каждое прикосновение посылало искры по всему телу. Северус закусил губу, пытаясь вернуть самоконтроль и отказываясь сдаться; когда он закончил намазываться, то задыхался и дрожал с ног до головы.
Северус глубоко вдохнул. Нет, почти закончил.
Он поглубже устроился в кресле и поднял колени, втирая мазь в ягодицы. Знакомое покалывающее тепло распространилось по коже, проникая внутрь; его голова слегка откинулась назад, и он снова закусил губу. Ох. Юноша уже забыл, сколько удовольствия приносила мазь Магдалены крепко отшлепанной заднице, и поэтому все еще продолжал втирательные движения, хотя на ладонях уже давно не было мази.
Интересно, какие ощущения она вызовет внутри?
Наклонившись, он раздвинул ноги, набрал еще немного крема и стал смазывать анус. Он прижал дрожащий палец к отверстию – и остановился. Возможно, это было безопасно; несмотря на сильную боль, там не было кровотечения. Но если он ошибался..
Если ты ошибаешься, то ты ошибаешься. Но не это было причиной его нерешительности, и он знал об этом.
Он скользнул пальцем внутрь. Крем холодил нежные участки, согревал болезненные точки и синяки, и дарил ощущение мягкости каждому дюйму его тела. Северус медленно двигал пальцем туда-сюда, наблюдая за собой в зеркале, зачарованный вопреки своему желанию. Мерлин, как там было жарко ... и тесно. Неудивительно, что Люциус постоянно твердил о том, каким он был узким. Неудивительно, что Блэк был таким неистовым.
- Боже! – словно яркая вспышка света резанула его по глазам, и он подскочил, уронив пузырек – тот со стуком упал на пол и откатился на толстый ковер. Что это было? Что... о боже, это было именно тем, чем Блэк доводил его до белого каления - той точкой, той чудесной точкой, на которую Блэк натыкался своим членом снова и снова, что буквально сводило Северуса с ума.
Простата, смутно подумал он, Люциус говорил, что это моя простата...
Но он никогда так себя не чувствовал с Люциусом.
Он снова дотронулся до нее. Отсутствие опыта делало его неуклюжим, слишком грубым, и ему пришлось подавить вскрик, беспомощно извиваясь, из-за этого он чуть не вывалился из кресла, ошеломленно дрожа. Глаза в зеркале были широко распахнуты и полны изумления. Удовольствие было таким сильным, что это пугало.
Но, ох, как же это было хорошо. Слишком хорошо, чтобы сопротивляться.
Полагайся на инстинкты, говорил Дамблдор. Ладно. Так или иначе, Северус сомневался, что старый маг имел в виду именно это, когда говорил о том, что Северус должен научиться чувствовать – но это было только началом. Он просто больше не мог сопротивляться желаниям тела.
Он снова сжал член, медленно и сильно лаская его в ритме с двигающимся в отверстии пальцем. Все ожидание, игнорирование и отрицание довело его до края, почти почти до границы оргазма, и уже после нескольких движений он кончил с обильными излияниями спермы на живот, а его палец по-прежнему находился глубоко в заднице.
- Мерлин, что за зрелище. И снова ты выглядишь, как Рождественский подарок.
Северус распахнул глаза. И рот. Нет. Нет. Это невозможно. Он же сам сменил пароль этим же вечером, и охранные заклинания тоже...
Сириус Блэк опирался на дверной косяк. Он медленно аплодировал, и издевательская улыбка расплывалась по его лицу.
Что и следовало доказать: правильный снэк равно Лостик. Я ещё на конкурсе переводов на этот перевод глаз положила, и вот точно оказалось, что это вы.))) Спасибо за перевод.
- Ты? Как..? Что? Убирайся! – возможно, он все же был склонен к запинанию, глупо подумал Северус. По меньшей мере, когда его заставали врасплох с пальцем в заднице и сжатым в руке членом.
- Проблемы с речью, Сопливус? – Блэк слегка задыхался, словно у него самого были те же самые проблемы, а впереди его брюк топорщилась выпуклость – Может, ты все-таки вытащишь палец из задницы, а то такое впечатление, что он тебя отвлекает.
Лицо Северуса горело. Так хладнокровно, как только мог, он освободил руку и попытался съязвить по поводу эрекции Блэка.
– Вижу, ты хорошо развлекся, да, ублюдок?
- Стопудово, - подмигнул Блэк. – Между прочим, я хочу добавки. - Медленно, своей дурацкой маггловской бандитской походкой он пересек комнату и присел на корточки прямо перед пахом Северуса. – Трогай его, - приказал Блэк.
Северус с опаской взглянул на него.
– Что?
- Что слышал. Трогай себя. Но не дрочи. Просто возьми член и держи в руке.
- Не дождешься, - Северус не собирался подчиняться приказам Блэка Блэка, тем более подробным инструкциям из серии Как Дрочить на Публику.
Все еще улыбаясь и по-прежнему сидя на корточках, Блэк извлек палочку и уперся ею в подбородок Северуса.
– Ты сделаешь так, как я сказал, Сопливус.
Северус резко отвернул голову.
– Нет. Я не боюсь тебя, Блэк. – и это была правда. Не сегодня. Не с этого момента. Чего бы ни хотел Блэк, он не собирался вредить Северусу. – И меня зовут Северус, ты, гребаный гомик.
Он попытался выбраться из кресла; Блэк опустил руку ему на грудь и сильно толкнул назад.
– Ты знаешь, что такое думосброс, Северус?
Северус нахмурился. Конечно, он знал, что такое думосброс; они изучали думосбросы в этом году, на Чарах и Древних Рунах. Но какое это имело отношение к происходящему?
Очевидно, приняв молчание за невежество, Блэк продолжил.
– Это такой небольшой сосуд, куда сбрасывают мысли, чтобы посмотреть на них позже. Черт, ты даже можешь туда войти и прогуляться, и это окажется отличным путешествием. Словно прогулкой во сне, - Блэк замолчал, придавая следующим словам особое выражение. – У меня такой есть.
Северус по-прежнему смотрел на него с непроницаемым выражением лица. Какого дьявола? Ну, допустим, у Блэка был думосборос. Подумаешь. Думосбросы были дорогим удовольствием, но Блэки, как и Поттеры, были отвратительно богаты, у Блэков наверняка было полно бестолковых и дорогих игрушек. И думосборос, вероятно, был самой бесполезной из них, потому что Северусу трудно было вообразить, какие такие мысли, достойные сохранения, имелись у пустоголового болвана вроде Сириуса Блэка.
- А самое замечательное в думосбросах то, Северус, - продолжал Блэк, - что ты не единственный, кто может в них смотреть. Их можно демонстрировать и другим. Разделить с ними воспоминания, так сказать. То, что ты видел, показав все прямо так, как было. Все, Северус. От начала и до конца, до последней детали, - он провел рукой по липкому бедру слизеринца, задевая пальцем головку члена; Северус поморщился, и Блэк снова хитро хмыкнул. – Соображаешь, Сопливчик? Въезжаешь, о чем я толкую, ты, скользкий мерзавец?
И тогда до Северуса дошло.
О, черт.
Он снова взглянул в зеркало, в котором худой, с глазами, как у призрака, подросток полулежал в кресле, весь мокрый от пота. Губы были искусаны до крови. Волосы растрепаны. Ноги широко раздвинуты, одна перевешена через ручку кресла, все, что можно, выставлено на всеобщее обозрение. Его вид недвусмысленно намекал на то, что мальчишку только что хорошенько отымели – несомненно, он выглядел еще хуже несколько минут тому назад, дроча и трахая себя, словно возбужденный акробат в цирке, кончая фонтаном на живот.
Их можно демонстрировать и другим... Разделить с ними то, что ты видел, показав все прямо так, как было. Все, Северус. От начала и до конца, до последней детали.
Юноша попытался проникнуть в сознание Блэка, определить, был ли у Блэка думосброс или же это была хитрая ложь. Северус сомневался – Блэк не был таким уж умным – но осмелился надеяться. Он проник внутрь его головы, но не увидел настоящих мыслей, только эмоциональные тени: небольшие нетерпеливые импульсы, словно вспышки алого света, остроконечное и дымчато-серое презрительное изумление. Но сильнее всего там ощущалась похоть, густая, бархатистая и пурпурная. Это было все, что Северус сумел рассмотреть; у него не было палочки и, подобно Блэку, он был чересчур взволнован. Единственно, в чем Северус был уверен, это в готовности Блэка показать всей школе то, что видел, и у Северуса не было причин сомневаться, в том, что гриффиндорец так и сделает.
Избегая смотреть Блэку в глаза, с напряженной до боли челюстью, Северус скользнул рукой вниз и слегка сжал член. Он не шевелился, как было приказано, чувствуя себя не только униженно, но еще и глупо, сидя вот так, сжимая в теплой потной руке мягкий, словно дохлая змея, член.
Казалось, то, что он совсем не возбужден, нисколько не обескуражило Блэка; гриффиндорец – с напряженным, но светящимся от удовольствия лицом – опустился на колени прямо между ног Северуса и присоединился к игре. Блэк погладил оба бедра одновременно, раздвигая их шире, пробегая пальцем по неровностям в его паху. Затем сжал мошонку Северуса, перекатывая тяжелые яйца в пальцах, и Северус, все еще чрезвычайно чувствительный после оргазма, не смог сдержать вскрика. Блэк улыбнулся. Он снова сжал головку члена, играя с прорезью, и Северус задохнулся, его член задергался у него в кулаке.
Северус открыл глаза – когда они закрылись? – и ослабил хватку. Он с опаской наблюдал за Блэком, невольно ожидая наказания, но Блэк, по своему обыкновению, уже отвлекся на что-то другое.
- Что это? – он указал на пузырек, поднимая его и поворачивая к свету.
- Это пузырек, придурок.
- О, какой ты умник, Сопливус. Такой член плюс такое остроумие, - второй рукой он он стал крепко сжимать вышеупомянутую твердеющую часть тела поверх пальцев Северуса до тех пор, пока тот не поморщился.
- Лекарство, - ответ Северуса прозвучал резко и напряженно. – Я сам его приготовил.
- Лекарство? – Блэк с любопытсвом разглядывал склянку. – Не похоже. Оно выглядит как смазка, или... – его лицо внезапно прояснилось. – О. О, я понял, - он улыбнулся и отбросил склянку в сторону, проводя пальцем вниз по расселине и доходя до ануса, вызывая у слизеринца легкую дрожь. – У малютки Сопливчика болела попка прошлой ночью?
Ярость почти ослепила его.
– У тебя бы тоже заболела, ты, больной ублюдок, если бы тебя изнасиловал паршивый гриффиндорец!
Странное выражение появилось на лице Блэка. Одновременно удивленное, озадаченное и раздраженное выражение «ну-вот-снова-начинается».
- Я не насиловал тебя, Северус.
- О, конечно, нет, - презрительно усмехнулся Северус. – И как же гриффиндорцы называют принудительный секс?
- Принудительный, как же, - рассмеялся Блэк. – Ты хотел этого, душка. Умолял меня. Ты кончил, и кончил сильно, а я никогда не трахал более похотливой сучки за всю свою жизнь, поэтому избавь меня от этого спектакля под названием «дамочка-в-расстройстве». Ты хотел этого так же сильно, как и я.
И Северус видел, что он в это верил; мерзавец действительно верил, что связав кому-то руки-ноги, выпоров до крови, отымев без всяких «мамочка, разреши мне..?» было не насилием, если нападающий был достаточно смазлив, а жертва в какой-то момент ненароком возбудилась.
Или же нападающий был гриффиндорцем, а жертва – слизеринцем.
- Да ты больной, - пробормотал Северус. – Несешь какой-то бред.
- Неважно, - пожал плечами Блэк. – Если тебе приятно так думать, на здоровье. Продолжай ломать комедию. Убеждай себя, как я надругался над твоей честью, как я заставил тебя подчиниться моей животной похоти, как я... Мерлин, да ты коварен, - он все еще играл с отверстием Северуса, поглаживая разгоряченную мышцу, щекоча тонкие волоски; он скользнул пальцем внутрь внутрь и осторожно согнул его. – Ммм. Как шелк. Отличная работа, Сопливус. Мой член войдет в тебя при такой отличной смазке без проблем.
- Я же сказал, - прорычал Северус, - это лекарство, - он сопротивлялся изо всех сил, чтобы не прижаться к этому пальцу.
- О. Ну да. Лекарство, - Блэк закатил глаза и убрал палец. – И для чего же тебе нужно это «лекарство»? Ты что, никогда не слышал об исцеляющих заклинаниях?
Северус промолчал. Разумеется, он слышал о исцеляющих заклинаниях, и использовал их намного чаще, чем могло прийти в голову этому отморозку, но все же предпочитал мазь. Безопасно, успокаивающе, и потом, это то, к чему он привык.... и она принадлежала его матери. У него почти ничего не осталось от матери, и...
Северус резко пресек поток своих мыслей. Он просто предпочитал крем. Вот и все.
- Она ядовитая?
- Что?
- Ну, эта смазка, это… твое лекарство, - нетерпеливо хмыкнул Блэк. – Оно токсично?
- Да, - черт! Северус выругал себя. Он ответил слишком быстро; даже Блэк не купится на это.
Он и не купился.
- Гм, не думаю, - хихикнул Блэк. – И все же... осторожность не порок, да? – он снова подобрал палочку и провел ею по промежности Северуса; и тот безошибочно определил, что легкое покалывание от остатков крема перешло в глубокую магическую вибрацию. – Вот оно. Теперь все славно и аккуратно.
Северус сильно сглотнул. Аккуратно. Он прекрасно знал, что это означало, и что-то сжалось у него в животе - не то похоть, не то ужас.
- Ввиду того, что я причинил тебе неудобство, полагаю, я должен что-то сделать по этому поводу, - Блэк снова наклонился вперед, к бедрам Северуса, подняв глаза из под своей растрепанной челки. - Разожми задницу.
- Что?
Резкий шлепок ужалил внутреннюю сторону бедра.
– Ты сегодня принял таблетки от глупости, Сопливус? Я же сказал, разожми свою задницу. Разведи ягодицы. Покажи отверстие. Это не так уж сложно, знаешь ли. Две руки, две ягодицы – думаю, как-нибудь разберешься.
Северус просто смотрел на него, вспыхнув от шока. Блэк вздохнул.
- Мерлин, Северус, твое амплуа краснеющей девицы меня уже достало, к тому же я уже возбудился, как козел. Делай, что говорят, или же я привяжу тебя к этому гребаному креслу и затрахаю до крови, и плевать, что там у тебя болит, - еще один резкий шлепок. – А затем я начну продавать билеты на представление.
- Представление? Что ты...? – О. То представление. – Я даже не верю, что у тебя вообще есть гребаный думосброс! – воскликнул Северус. Но даже он слышал, с какой детской отчаянностью прозвучал его голос.
Блэк приподнял Северусу подбородок и повернул его голову, заставляя юношу взглянуть в зеркало.
– Ты действительно готов рискнуть?
Северус посмотрел. Сглотнул. Замер. Изо всех сил желая, чтобы у него в руках оказалась палочка, он представил, как хорошо будет смотреться Блэк со второй головой, вырастающей из уха и выгрызащей ему лицо.
И он повиновался.
- Вот видишь! Это было несложно, - Блэк поощряюще улыбнулся и погладил стремительно краснеющий след от удара на бедре Северуса. – А теперь раздвинь их.
Северус повиновался. С трудом.
- Да ладно тебе, Сопливус, ты можешь сделать намного лучше. Я хочу видеть отверстие, я хочу... Нет, черт тебя подери, не мотай головой, я хочу, чтобы ты это сделал. Да, ты можешь... не заставляй меня повторяться. Вот так. О... да, именно... Шире. Шире. Замечательно, Сопливус. Просто восхитительно. Посмотрите-ка на эту маленькую дырочку, открывшуюся только для меня. Бедняжка. Выглядит так, словно ее целую неделю не кормили.
Северус едва не подавился.
– Ты мерзкий.. ты отвратительный... ухнннн!
Первый толчок языка Блэка послал дрожь по всему позвоночнику. Он подпрыгнул, его бедра задергались в руках Блэка, а ягодицы вдруг зажили своей собственной жизнью. Блэк лизнул его снова, медленно проводя языком дорожку от ануса до мошонки; увлажненная языком кожа мерзла от прохладного воздуха, и дрожь, охватившая Северуса после манипуляций Блэка, была бесподобна.
- Мурашки, - удивился Блэк. Он согрел дыханием блестящую складку, и Северус снова поежился, к откровенному удовольствию Блэка. – Я даже не знал, что там тоже бывают мурашки.
И он продолжил. Вернувшись к промежности. К напрягшейся мошонке. К основанию члена. Северус ощутил легкое касание губ к мошонке; затем Блэк вылизал член по всей длине, все голубые прожилки, кружа вокруг головки, толкаясь языком в во влажную прорезь. Северус напрягся, его пальцы впивались в собственную плоть, и он боролся с желанием выгибаться навстречу каждому прикосновению. Блэк снова толкнулся кончиком языка в крошечную щелку, и остатки самоконтроля покинули Северуса.
Северус не собирался позволить Блэку сделать это снова. Неважно, что там Блэк делал, но он не собирался реагировать. Он сильный. Он может сопротивляться. Он должен сопротивляться. Он не собирался потакать Блэку, позволяя доводить себя до потери самоконтроля; он никогда не даст Блэку такой власти над собой. Он скорее убьет гриффиндорца.
Или себя.
Но это был заранее проигранный бой. Блэк, этот сукин сын и бессердечный ублюдок, был неутомим и бесконечно изобретателен. И он был везде: от головки члена Северуса до задней стороны его коленей, покусывая и вылизывая каждый дюйм обнаженной кожи. Каждое прикосновение гриффиндоца дразнило и неизменно возбуждало, но никогда не удовлетворяло, принося все новые ярчайшие ощущения, которые усиливались из-за отчаянно поддерживаемого Северусом жесточайшего контроля. Горячая дрожь где-то в глубине живота, восхитительное шевеление волос на затылке, спазматический трепет ануса и почти болезненные конвульсии яиц, сосков, основания члена – все ощущения словно удесятерялись от сознания того, что облегчение, в котором отказывал себе он, было совсем рядом – всего в нескольких дюймах от его руки.
lost girl , для того, чтобы прочитать этот кусочек утром, я проснулась на полчаса раньше своего обычного времени. Думаю, оно того стоило. Спасибо Вам большое.
Что за чертовщина с ним происходила? Даже то, что Блэк заставял его участвовать в собственном позоре, не могло подавить возбуждения. Наоборот: всякий раз, когда он смотрел на скачущую голову Блэка, замечая как бесстыдно и распутно словно похотливая блядь мальчишка в зеркале раскрывался и предлагал себя, жаркое желание расползалось по животу, оставляя Северуса слабым, дрожащим и разгоряченным.
А когда он предпринимал слабые попытки сопротивления, Блэк просто пускал в ход эти сводящие с ума губы, а так же напоминание, ужасно непристойное напоминание о том, что они участвуют в представлении, о причине по которой он изначально согласился принять участие в этом распутстве.
Когда он попытался оттолкнуть Блэка:
- Я просто тащусь от твоего вида, когда у тебя ноги раздвинуты, член покачивается, а ягодицы раскрыты, - вздыхал Блэк, тыкаясь между ними носом и остро покусывая их изнутри.
Когда он пытался пошевелить руками:
- Ты в курсе, что твое отверстие розовеет, когда возбуждается? – спрашивал Блэк, вылизывая анус кругами. – Оно горящее и влажное, словно розовые губки – и выглядит так, словно пытается поцеловать меня в ответ.
Когда он пытался прикрыть себя:
- Смотри, как при этом сжимается мошонка, - хихикал Блэк, слегка посасывая яйца Северуса. – Мерлин, они тяжелые, прямо бладжеры. Смотри, они словно пытаются сбежать от меня и попрятаться вокруг члена.
Посмотри на то. Посмотри на это. Посмотри, посмотри, посмотри. Даже с почти растаявшими мозгами, даже ощущая нечто среднее между сногсшибательным минетом и замаскированной кастрацией, Северус прекрасно понимал, что затеял Блэк. Часть его даже восхищалась этим планом. В качестве стратегии угроза думосбросом была гениальной, и часть его сознания, все еще способная к логическому мышлению, даже изумлялась; он бы никогда не поверил, что Сириус Блэк имел достаточно коварства для таких вот чисто Салазаровских игр в кошки-мышки.
И как его собственный член мог выносить все это? Безусловно, Блэк обладал необходимой жестокостью для таких вот тщательно дозированных, хорошо обдуманных пыток, но самоконтроль? Сам сукин сын даже ни разу не кончил, и ширинка его джинсов до сих пор выглядела так, будто вот-вот взорвется.
Северусу очень хотелось бы этого. Он не мог придумать худшего унижения, чем кончить до того, как это сделает его ублюдочный насильник – особенно учитывая, что ублюдочный насильник ворвался сюда с членом настолько твердым, что им было можно забивать гвозди – а Северус настолько быстро потерял самоконтроль. Он задыхался, потел, извивался с каждым прикосновением языка. Его член был напряженным и побагровевшим; струйка влаги стекала с головки вниз по стволу, в промежность. Желание довести себя до пика становилось невыносимым. Теперь Блэк посасывал головку легкими движениями, только головку, и Северус изгибался, стараясь проникнуть поглубже в этот восхитительный рот, пытаясь успеть сделать это до собственного взрыва.
Он сжимал себе ягодицы, массируя их, его пальцы скользили все дальше и дальше, к расселине. Он сжался, потом с готовностью распахнулся и стал почти бессознательно ласкать себя.
- О да, именно так, - вполголоса напевал Блэк. Его голос, казалось, звучал у самого уха, неожиданно хрипло и приглушенно. – Именно так, Сопливус. Ну же, порадуй меня – поимей сам себя. Засунь себе. Засунь себе и кончи. Кончи для меня.
Неожиданно это показалось отличной идей.
Северус продвинул палец в собственное тепло; почувствовал, как Блэк улыбается у его живота, как его язык вылизывает ему пупок, кружа, надавливая, пробуя. Смешение ощущений было странным и сильным, почти невыносимым: оно заставляло его хотеть напрячься и сгибаться, смеяться и рыдать, все вместе и одновременно, и он содрогался, пока его тело пыталось приспособиться к этим бурно противоречащим сигналам поступающим из его будто работающем на автопилоте мозга.
- Мерлин, погоди, погоди, - с трудом выдохнул Северус. Его свободная рука зарылась в голове Блэка, скручивая густые черные волосы и пытаясь оттолкнуть этот рот. – Боже, я не могу… хватит… просто хватит…
Блэк разрешил оттолкнуть себя, но недалеко; Северус чувствовал тепло его дыхания, когда тот говорил. Глаза Блэка неустанно изучали тело Северуса, его взгляд словно приклеился к длинному пальцу, входящему и выходящему из задницы.
- Мерлин, как чертовски сексуально ты выглядишь в этой позе, - хрипло бормотал он. – Как бы я хотел, чтобы у меня на самом деле был думосброс, чтобы я мог видеть это снова и снова.
У Северуса заняло несколько секунд, чтобы полностью осознать сказанное. Если бы у него...
- СЛЕЗАЙ С МЕНЯ! – заорал Северус. Он снова вцепился в волосы Блэка и оттолкнул его изо всех сил, сбросив на пол. – Убирайся, убирайся, убирайся!!!
Он на ощупь выбрался из кресла, отчаянно, словно позабыв и про лежащую на прикроватной тумбочке палочку, и про одежду, и даже про дверь. Ему просто хотелось выбраться отсюда, сбросить с себя руки Блэка, губы Блэка, похотливое лицо Блэка – и убрать от себя как можно дальше.
И ему почти удалось это. Но, споткнувшись, он наступил на пузырек с мазью - тот прокатился под его ногой и заставил его упасть на ковер лицом вниз и чуть не задохнуться от удара. Но еще до того, как он пришел в себя, Блэк запрыгнул на него и, с легкостью одолев, волоком затащил его назад в кресло. Северус яростно сопротивлялся, - возможно, даже яростней, чем ожидал от него Блэк: дважды ему почти удалось вырваться. Затем он услышал заклинание Relaxus , почувствовал окутывающую его вибрацию магии и свалился в кресло, неспособный пошевелиться, его тело стало одурманенным и расслабленным, его конечности - тяжелыми и бесполезными.
Он не мог ничего делать, только беспомощно наблюдать, как Блэк усаживал его в кресле, словно большую куклу.
Блэк заколдовал Северусу руки, связав запястья и подняв их к затылку; перекинул длинные ноги через подлокотники кресла, раздвигая их до тех пор, пока Северус даже несмотря на расслабляющее заклинание, ощутил почти непереносимое растяжение в бедрах. Наконец Блэк, оставшись довольным позицией Северуса, наклонился и снова приподнял его подбородок.
- Мерлин, ты действительно что-то с чем-то, да, Сопливус? - произнес он. – Каких дешевых маггловских романов ты начитался? – Блэк хихикнул – хихикнул! – и его серые глаза сверкнули весельем. – И что, по-твоему, я должен сейчас сказать? «Ах, какая ты стервочка, Северус!» Да? Или «О, я просто тащусь от девиц с характером»? – и Северус ощутил на своих губах его теплое влажное дыхание. – Открыть тебе секрет, Сопливус? Да, ты именно такой. И да, я тащусь.
Поцелуй был сильным и неряшливым, почти болезненным, но Северус не стал бы сопротивляться, даже если бы смог. Потому что поцелуй был восхитителеным. Никто никогда не целовал его так, как сейчас Блэк – ни Люциус, ни Белла, никто. В этом поцелуе он мог ощутить всю озадачивающую гамму эмоций Блэка - от гнева и презрения до горячего желания, от гриффиндорской необходимости завоевывать до гриффиндорской необходимости играть в героя, баловать и защищать. Северус все еще не мог пошевелиться, но вполне владел своим ртом, поэтому ответил на поцелуй так, как мог, вылизывая зубы Блэка, высасывая его язык, и низкий стон, который он вызвал у Блэка, заставил его застонать в ответ.
Когда никто из них уже не мог нормально дышать, Блэк отодвинулся. Его красивое лицо горело, выражение глаз было почти мечтательным. Он провел пальцем по нижней губе Северуса.
– Мерлин, какие губы, - прошептал он. – Я не могу дождаться засунуть в них член.
- Тогда освободи меня, - слова вылетели до того, как он мог остановить их. Ответный смех Блэка заставил его покраснеть, но, скрипя зубами он продолжил. – Я серьезно. Если ты освободишь меня, я... я отсосу тебе. Я отсосу тебе как следует.
- Ты сделаешь это в любом случае, причем очень скоро, - согласился Блэк. – Но не сегодня. Сегодня – особый вечер. Сегодня – все для тебя, - он коснулся потерявшего часть твердости члена Северуса и покачал головой. – Кажется, я переборщил с заклинанием, да? Есть части тела, которые не должны расслабляться. Меня вовсе не привлекает трахать труп. Finite Incantatum.
Заклинание освободило его, и напряжение с силой вернулось в его растянутое тело: мгновенно заболели плечи, бедра заныли, а его пах стал разрываться на части. Он чувствовал себя, словно резиновая игрушка в руках двух детей-садистов.
Он открыл был рот для протеста – ...но внезапно кончик палочки Блэка скользнул внутрь его задницы, и он даже забыл о ноющих мышцах в приливе неожиданного, болезненного ужаса.. Во рту стало сухо, голова закружилась, и на какую-то ужасную секунду ему показалось, что он теряте сознание.
Палочка Блэка. Его палочка, великий Салазар, о чем думал психованный сукин сын? Палочка была оружием, инструментом огромной непредсказуемой силы, и ни один маг в своем уме никогда бы не воткнул ее в зад другому человеческому существу, как маггл не воткнул бы ни ножа, или ни ружья.
Северус бы сказал все это – он бы даже умолял, если бы смог – но, казалось, его способность к членораздельной речи улетучилась насовсем. Он снова открыл рот, но не сумел выдавить из себя ничего, кроме слабого хныканья. Услышав этот звук, Блэк широко улыбнулся.
- Что, нравится? Так я и думал. Ммм. Обожаю то, как ты сжимаешь анус. Только посмотри на эту жадную складку... Интересно, каждый боттом так может, Северус, или это ты у нас такой талантливый? - он взглянул вниз на Северуса, который лихорадочно мотал головой, его губы кривились. – Мерлин, Северус, успокойся. Вопрос был чисто риторическим.
Блэк толкнул палочку глубже. Казалось, она гудела внутри Северуса, он чувствовал, как она излучает некую силу, словно громоотвод, только что пораженный молнией.
- Умоляю. – умудрился каркнуть он. Горло сжималось и было сухим, как будто он наглотался пыли. – Пожалуйста.... я... п-пожалуйста...
На лице Северуса мелькнуло что-то вроде ужаса. Блэк озадаченно сдвинул брови.
– Какого черта с тобой происходит?
- Пожалуйста. Вытащи ее. Вытащи. Я сделаю все, что хочешь...– он едва понимал, что уже умоляет Блэка; все его усилия были направлены на противостояние проникающей внутрь магии, агонии, которую он уже почти ощущал физически.
- О, ради Мерлина, - наконец – наконец-то! - до Блэка дошло, и он выглядел одновременно удивленным и раздраженным. – Мерлин, Северус, я думал, что ты умнее. Ты же не веришь чепухе о том, что происходит, когда палочку засовывают внутрь, ведь нет?
- Это то, что говорят, чтобы мы ими себя не трахали, - Блэк явно пытался проявить терпение, словно разговаривая с глупым ребенком, его тон был почти добродушным. – Это миф, Северус. Все равно... все равно что пугать детей тем, что они ослепнут, если будут много дрочить. Поверь, это безопасно, - он рассмеялся. – Питер пользуется своей задницей как кобурой, когда... ну, в общем, ты меня понял.
Северус все еще выглядел недоверчивым. Блэк нетерпеливо нахмурился.
- Ради бога, Северус, может, мне и наплевать на тебя, но ты действительно думаешь, что я бы рискнул повредить это? – он схватил его за задницу и сильно сжал. – Смотри, все равно ты ничего не изменишь, а потому – расслабься и получай удовольствие. Я слышал, это должно быть здорово.
Северус сглотнул. Казалось, Блэк говорил совершенно искренне – что для Северуса абсолютно ничего не означало - Блэк был блестящим лжецом – но в его словах имелся смысл. Казалось, он по-настоящему дорожил телом Северуса. И однозначно испытывал слабость к его заднице. Несмотря на то, что Блэк был мерзким садистом-отморозком, Северус не думал, что он был одержимым убийцей. И...
И ощущения действительно оказались восхитительными.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 23
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Восхитительно!!!!
Вечером еще кусочек выложим! 
- участник сейчас на форуме
